Мы одиноки, всюду чёрный лес – но
Невольно замыкаешься в себе,
А откровенность видится болезнью,
Игрой, насмешкой. Искренность страшит.
Песок в стеклянной чаше убывает.
Случайный мир, в котором ни души, —
За стёклами «блуждающих трамваев».
Участье, оттолкнувшись ото льда
Чужого сердца, гибнет. Сохнут сливы,
Летит листва. Во снах, где я тверда,
Всё как-то до жестокости красиво.
Я прикасаюсь пальцами к плечу.
А по утрам опять стираю память,
Поскольку наяву я не хочу
Уже ни волновать тебя, ни ранить.
Прости мои порывистость и бред,
Но я теперь учусь самоконтролю.
Вот так и восемь с половиной лет
Пыталась защитить себя от боли,
Играла роли. Маска не спадёт —
Она уже срослась с лицом. В длину всё
Растянуто, и дождь идёт. Но вот
Бы мне, как в детстве, просто улыбнуться,
Почувствовать тепло твоей руки,
Поймать твой взгляд. Знаком горчащий ком мне.
Я так скрывала эти дневники,
Что больше и сама о них не помню.
Но рукописи, верно, не горят.
Я стала недоверчивой и скрытной,
Хотя уже тринадцать лет подряд
Тянусь к тебе. Найти тебя внутри б. Но
Фатальный холод пронизает сад,
Который прорастает в чёрный город.
Я больше не решусь тебе писать.
А встреча намечается нескоро…
(17.11.2014, 13:40, г. Волгоград)
«Бредовость сновидений, прояви…»
Бредовость сновидений, прояви
Мне смысл желаний. Листья как зола вот.
Писать, произносить слова любви —
Зачем они нам это позволяют?
Вселенский холод – кто с ним не знаком?
Привычный ход вещей, увы, таков, и
Лишь шоколад с дроблёным фундуком
Спасает по ночам под крепкий кофе.
Занять одно из неуютных мест
И стать «как все» не хочется пока мне.
Живые сны – как древний палимпсест.
Посредством строк я причащаюсь к тайне.
На город надвигается зима,