Думаешь, всё для тебя я?
Ты и себя-то не слышишь…
Нет – для себя над тетрадью
В душный томительный вечер.
Строки – как слёзы, как пряди…
И не становится легче…
(20.09.2009, 2:53, г. Курган)
«Они говорили о чуде…»
Они говорили о чуде
До необозримых высот.
И в их утомительном гуде
Терялось жужжанье из сот.
Июльских полей ароматы
Смывал их пахучий поток.
Из их пестроты виновато
Смотрел синеглазый цветок.
И всё это было некстати.
Они наполняли мой дом,
А мне так хотелось остаться
С любимым мужчиной вдвоём.
Они создавали из дыма
Цветной иллюзорный кристалл,
А мне было невыносимо
Смотреть, как ты тих и устал.
Задёрнуть бы ветками клёна
И старой портьерой окно.
Толпа же ждала просветлённых,
Когда становилось темно.
И ей не хотелось поверить
В мой горький мучительный крик,
В тяжёлую пыль на портьере,
В исчёрканный мной черновик,
В догадку, что чуда не будет,
Что их здесь никто не спасёт,
Что мы, как и прочие люди, —
Обычные люди и всё…
(21.09.2009, 2:10, г. Курган)
Мой
Стоящий у зелёного вагона
С ненужным и потрёпанным флажком,
Подавленный и страшно утомлённый —
Ты мне одной-единственной знаком.
Идущий между сувенирных лавок,
Бутылок и разбитых кирпичей
К ночному пассажирскому составу —
Ты был тогда совсем ещё ничей.
Свернувшийся калачиком на полке,
Курящий возле тамбурной двери,
Глядящий в ночь, на звёздные осколки,
А может, золотые фонари,
Смешливо-обходительный за чаем,
А позже обращающийся в дым —
Ты для меня не можешь быть случаен
И, значит, был тогда необходим.
Обрывками рассветного тумана
Плывущий над заснеженной рекой,
Ласкаемый бесчувственной рукой
Расчётливого женского обмана —
Бессилен и поэтому украден.
Пусть дальше не знакомый мне самой,
Но тихо воскресающий в тетради,
Тайком от всех, – теперь ты только мой…
(21.09.2009, 2:37, г. Курган)
«Несмотря на запреты, я знаю…»
Несмотря на запреты, я знаю,
Что однажды из массы людской
Тебя выберет осень сквозная,
Обласкает листвой и тоской.
Отведёт бессловесно за руку
В золотой иссякающий сад,
Где, смертельно почувствовав скуку,
Почерневшие груши висят,
Где скамья в деревянной беседке,
Обвитой виноградной лозой,
Где напев оборвётся на ветке,
Подавившись горячей слезой.