Суп, второе и компот

В еще две соседские квартиры со всего дома сносились пароварки, кастрюли и шумовки. Огромные блюда, тарелки. Приправы. Там проходил заключительный процесс.

Главным блюдом застолий были пельмени и манты. Пельмени лепились в промышленных масштабах. Тетя Марина подсчитывала – двести сразу сварить, еще по пятьдесят на каждую квартиру – заморозить. Нет, лучше триста сварить, а еще по сотне заморозить. Манты же делались на один вечер. Чтобы едва схватились на морозе и сразу в мантышницу – здоровенную кастрюлю, в поддон которой заливалась вода. Пельмени отваривались, но обязательно сложно – с лавровым листом, перцем горошком, солью. Тетя Марина, как шеф-повар, стояла на заключительном этапе. Чтобы ни один пельмень не разварился, чтобы манты были один к одному.

Она вылавливала здоровенной шумовкой, размером с детскую лопатку, пельмени, осторожно вытаскивала манты и выкладывала на блюда и тарелки. Щедро бросала сливочное масло, припасенное, естественно, заранее. Так, чтобы пельмени и манты плавали в масле, смешанном с бульоном. Получался скорее суп с пельменями – острый, горячий. Бульон тетя Марина варила отдельно – из остатков мяса, приправляла, бросала туда целиком луковицы, морковь, капустные листья для вкуса.

На весь процесс приготовления уходило часов пять, не меньше. Съедали все за час с небольшим. Но именно эти манты и пельмени я запомнила. Не только с мясом, но и с рыбой. Сверху тетя Марина присыпала перчиком, по желанию. А манты получались такими сочными, что сок, как его ни пытайся выпить, все равно лился в тарелку.

Пельмени вылавливались из тарелки ложкой, а бульоном их следовало запивать прямо из тарелки – поднять ее и отхлебнуть. Если пролил – ничего страшного. Но никто не проливал. Даже непонятно, что было вкуснее – бульон или пельмени. Я запомнила, что они были маленькими, аккуратными. Не здоровенными, как из магазина, а того размера, который умещался во рту целиком. Подцепить пельмень, раскусить, умереть от восторга, запить аккуратно из тарелки бульоном и подцепить еще один. И еще. Детям полагалась порция – двадцать штук. И по три манта на рот.

Манты же были огромными, внушительными, даже пугающими. Как ни подхватишь, как ни повернешь, чтобы выпить сок, все равно вытечет на тарелку. И потом, когда уже все съедено и сил нет даже дышать, надо взять кусок пресной лепешки, которую испекла тетя Марина из остатков теста – когда только успела, – макнуть мякотью в тарелку, в сок. Собрать весь, чтобы тарелка блестела от чистоты, и сидеть, тяжело и медленно жуя, потому что челюсти болели от количества пережеванного, а рот горел от перца и специй. Внутри все наливались теплом, даже жаром. Дико хотелось спать – так, чтобы снились солнце и бабушкина раскладушка, стоящая под вишневым деревом, и послеполуденная жара – одуряющая, от которой невозможно скрыться даже в доме.

Кажется, в тот первый раз, когда мы с мамой участвовали в общедомовой лепке пельменей и мантов, я уснула, привалившись на диванчике, уже не помню, на чьей кухне. Снилось мне бабушкино село, звенящий от зноя воздух в саду, запах варящегося кизилового варенья. Надо проснуться и помешать. Кажется, подгорает.

Я бы спала и дальше, но меня разбудил крик тети Марины.

– Колька, сволочь, ты нас со свету сжить хочешь? Машка, ты спишь, что ли? Посуду я за тебя мыть буду? – орала тетя Марина.

Я с трудом разлепила глаза, все еще надеясь, что проснусь в бабушкином селе. Там меня тоже будили криками, что нужно перемыть посуду и убрать со столов. Но нет. Тут же стало дико холодно – тетя Марина распахивала настежь окна. Я решила, что она сошла с ума. В окна полетел снег, подул ветер.

– Тетя Марина, закройте окно, я сейчас все помою, – промямлила я, решив, что соседка решила меня таким образом привести в чувство. Я честно пыталась встать, но никак не получалось.

– Так, смотри на меня! – заорала тетя Марина и начала лупить меня по щекам.

– Что я не так сделала? – Я начала всхлипывать. Щеки горели, было очень обидно.

– Колька, сволочуга, быстро иди сюда! Машку надо вытащить!

Я слышала, как орет тетя Марина, но она была где-то в тумане, будто не рядом.

Помню, что Колька прибежал, схватил меня под мышки и начал тянуть в коридор. Было больно.

– Мне больно, – сказала я.

Потом помню, как меня подхватили и выволокли. Потом несли и укладывали. Кто-то кричал, на меня сверху что-то лили и совали под нос какую-то вонючую ватку. Требовали, чтобы я открыла глаза, ответила, понюхала, выпила, приподнялась. Мне хотелось лишь одного – вернуться в глубокий сон и оказаться в бабушкином саду, на раскладушке под вишней. С кошкой, которая уснула на моей груди.

Кольке опять прилетело. Он хотел как лучше: видя, что я уснула, врубил на кухне обогреватель, чтобы я не замерзла, прикрыл меня одеялом. И выложил на обогреватель свои варежки, стоявшие от мороза колом, чтобы побыстрее высохли. Еще и носки аккуратно развесил. Варежки и носки оттаяли, высохли и начали медленно поджариваться, поскольку Колька поставил обогреватель на полную мощность.

Доверенных мне малышей я накормила и развела по домам, так что уснула с чистой совестью. Никто бы меня не нашел, угоревшую на кухне, если бы не вылетели пробки во всем доме. Обогреватель вступил в конфликт с двумя плитками в соседней квартире, на которые поставили воду, чтобы сварить дополнительную порцию пельменей. Детей уложили, но взрослые остались догуливать. Одну электрическую плитку местная сеть еще потянула, а на второй вырубилась. Все кинулись искать причину. Давно ведь договорились – если кто-то включает стиральную машину, в соседней квартире точно нельзя включать даже плойку, чтобы завить волосы. Соседки устанавливали время глажки и варки супа. Вечером – только обогреватели, но не другие средства, требующие электричества. А утром – утюги, плойки, плитки, но не обогреватели.

Тетя Марина успела забросить в кастрюлю порцию пельменей, когда во всем доме погас свет. Она, откровенно говоря, больше переживала за пельмени. В тот же момент на пороге квартиры появилась моя мама со свечкой в руках.

– А Маша где? – спросила мама.

– Это у тебя что? Свечка? – ахнула тетя Марина.

Эту свечку, толстенную, высокую, не свечу, а настоящий факел, маме выдала Варжетхан. «Зачем она мне?» – Мама не собиралась везти ничего лишнего. «Пригодится. Соль, спички ты достанешь. Но иногда бывают нужны и свечи», – туманно заметила Варжетхан.

Где она достала ту свечу, в каком храме? Я, уже взрослая, видела похожие только в Иерусалиме. Их еще везут в качестве сувениров – много маленьких свечей, связанных в одну большую. Интересно, откуда у Варжетхан могла появиться свеча из самого Иерусалима, чуть опаленная, прикоснувшаяся к благодатному огню, сошедшему на Пасху. И почему вдруг мама согласилась ее взять, положила в чемодан и увезла в северный городок, хотя все, с ее точки зрения, ненужное и бессмысленное тут же отправляла в мусорное ведро?

Та свеча в условиях вылетевших пробок позволила обнаружить меня на кухне, где никому в голову не пришло бы меня искать. И спасла от смерти – еще немного, и я бы угорела. Кто-то из женщин не до конца повернул регулятор на газовой плите, так что из одной конфорки потихоньку сочился газ. В сочетании с раскаленным масляным обогревателем, Колькиными вонючими носками и варежками, которые покрылись зажаристой корочкой, – чудо, что я вообще выжила. Опять. За те несколько месяцев, что мы прожили с мамой в городке, я опять не умерла исключительно благодаря ангелам-хранителям, свече, невесть откуда взявшейся, заговорам от всего на свете, которые надо мной произнесла перед отъездом Варжетхан, да так, словно сама в них верила.

Кольку тетя Марина, конечно же, потом убила еще несколько раз – за шашлык из варежек и носков и за убитый обогреватель, который все же сломался, не выдержав многочасовой работы на полной мощности.

Словом, меня нашли и откачали. Кстати, до сих пор помню, как пахнут жареные носки.

Есть такие забытые вещи, предметы из детства. Кеце, который был у моей бабушки. Специальная сковорода для осетинских пирогов, которую я не могла найти много лет. Мантышница из северного городка – ну кто сейчас знает, что это такое? Не говоря уже про формы для лепки пельменей или орешков со сгущенкой – металлических увесистых формочек, в которых выпекали печенье в виде половинки ореха, а потом внутрь закладывали сгущенку. Не магазинную – такой не было, а обычную, в банке, сваренную в кастрюле. Почти на любой кухне, в любой квартире, потолок был со следами пятен. Дети варили сгущенку, которая, естественно, взрывалась в потолок. Но какими вкусными были эти домашние орешки с вареной сгущенкой! Обычно мы съедали отдельно половинки орешков и закусывали сгущенкой прямо из банки. Довести десерт до конечного этапа не хватало мужества. По отдельности точно было вкуснее.

Как-то раз в одном подмосковном городке, где я случайно оказалась, в местном сельпо обнаружились все кухонные «девайсы» моего детства – и орешница, и пельменница. А еще штуковина для вареников, которая никогда ничего не слепливала. Квадратик теста нужно уложить в это приспособление, в середину выложить начинку, сложить концы квадратика и прижать второй половиной вареничницы. Ни разу у меня не получилось ни одного приличного на вид вареника. А пельменница была дельным гаджетом. До сих пор помню – 37 штук получаются в первой партии. Выкладываешь тесто, в лунки кладешь фарш и накрываешь еще одним слоем теста. Проходишь сверху скалкой и на стол падают идеально ровные пельмешки.

Что еще было? Конечно, тяжеленные чугунные вафельницы. Но ими пользовались редко. А вот формами для печенья «грибочек» – часто. Они тоже были чугунные, неподъемные. Зато какие в них вкусные получались грибочки. Однажды я видела такие же формы, но в виде уточек.

У тети Марины имелась в хозяйстве рыбочистка, больше похожая на пыточный инструмент – нечто с дырками и двумя ручками. Тетя Марина ее доставала, когда требовалось почистить большое количество рыбы, но через пять минут раздраженно бросала инструмент в раковину и бралась за обычный нож.

Ну и, конечно, ручной миксер, который назывался не миксером, а взбивалкой. По степени необходимых усилий он был сравним с мясорубкой «Урал» – пока эту вечно заедающую и тугую ручку прокрутишь, сто потов сойдет. Проще взбить венчиком.

Я смотрела на эти приспособления и вспоминала тетю Марину, которая бегала по этажам с собственной рюмкой – хрустальной, но твердой. Кажется, этот вид рюмок назывался «крюшонница». Именно с ее помощью получались идеальные пельмени нужной формы – никаким другим приспособлениям тетя Марина не доверяла. Она резала так быстро, что я не успевала перекладывать готовые кружки на отдельную доску. Ту пельменную рюмку тетя Марина хранила бережно, в отдельном месте в серванте. Соседки иногда заходили, просили рюмку на время, но тетя Марина не отдавала. Рюмка подчинялась рукам только хозяйки. Магия? Не знаю. У бабушки в селе хозяйки тоже не делились сковородками для пирогов. У каждой имелась своя любимая, сама удобная и лучшая. И она тоже хранилась на отдельной полке. Как и щипчики для колки сахара. Я себе купила такие же, какие были у бабушки. Ну почти такие же.

На день рождения мама подарила тете Марине специальную штуковину для закручивания трубочек с кремом. Конус. Мама его доставала через московские связи. Организовала целую операцию по доставке кухонного гаджета в нужные сроки. Тетя Марина на свой день рождения всегда пекла для детей трубочки с кремом. И мама ворвалась к ней в квартиру, неся подарок, который успели доставить вертолетом, будто в посылке была не железная непонятная штуковина, а жизненно важная вещь. Тетя Марина раскрыла подарок – мама потребовала немедленно его распаковать и выразить восторг. Тетя Марина посмотрела на этот предмет и молча отвела маму на кухню, где по всей поверхности стола были разложены ложки, вилки и ножи, с накрученными на них идеальными полосочками теста. Подаренный конус не шел ни в какое сравнение с ручками столовых приборов. Мама рассмеялась. После этого она еще несколько раз пыталась дарить тете Марине кухонные приспособления, чтобы облегчить ей жизнь, но та, разглядывая подарок, неизменно хмыкала. Презрительно. И показывала доступный аналог, которым пользовалась всю жизнь. Специальный сепаратор для яиц, чтобы отделять белок от желтка, – такой замысловатый инструмент с узкой сеточкой полукругом? Так тетя Марина разбивала яйцо об ободок тарелки и отделяла белок, перекатывая яйцо между ладонями. Получалось идеально.