Или я сейчас умру от счастья

Лиза хотела закричать, объяснить соседке, что выросла не благодаря матери, а вопреки, но сдержалась. Пока есть такие люди, как Регина, – добрые, искренние по-настоящему, верящие в людей, может, и не все так плохо вокруг.

Очередное происшествие не заставило себя ждать. Галюсик застряла в лифте и разыграла целый спектакль. Она кричала, что задыхается, звала на помощь, орала как резаная, чтобы срочно вызвали дочь. Пока ждали приезда мастера, Регина успокаивала соседку, а Леонид помог Галюсику вылезти из лифта, пока мастер держал дверь. Позже, сидя на кухне у соседей, Галюсик, рыдая над чашкой чая, призналась Регине, что застряла не просто так, а специально. Нажала на кнопки и подпрыгнула.

– А если бы трос оборвался? – ахнула в ужасе Регина.

– Так я и хотела, чтобы оборвался, – с надрывом призналась Галюсик. – Зачем мне такая жизнь? Меня никто не любит, я никому не нужна. Даже Лиза была бы рада от меня избавиться. Одни проблемы ей создаю.

– Нельзя так даже думать, – строго сказала Регина. – У тебя замечательная дочь! Будут внуки! В них жизнь продолжится! Как же можно так?

Однако после того случая Регина старалась несколько дистанцироваться от соседки – нормальная защитная реакция здорового организма. Ее испугали слова Галюсика, ее попытка свести счеты с жизнью, и она попросту не знала, как реагировать. Жалела – да, но чем помочь – не понимала. Регина, конечно, тепло здоровалась при встрече, улыбалась, спрашивала про здоровье, но все оставалось в рамках соседских приличий, не больше. Впрочем, Галюсик и не собиралась дружить с Региной и корила себя за тот случай – ведь думала, что рассчитала все правильно, а ошиблась. Не угадала, что соседка настолько испугается и вдруг отстранится. Надеялась, что Регина кинется о ней заботиться и всячески опекать.

Галюсик много раз проделывала этот трюк, и всегда срабатывало. Например, на работе, когда обещала себя убить, если ее уволят, – ведь на ней ребенок. Пусть лучше в детдоме будет жить, чем с матерью, которая на хлеб не может заработать. Начальница оставила Галюсика на работе, чтобы не брать грех на душу – и без нее грехов полно, остатка жизни не хватит, чтобы все замолить. Так же было, когда Галюсик нашла себе мужчину и решила сделать его своим мужем. Стояла в раскрытом окне и обещала броситься вниз, если он прямо сейчас не бросит свою законную жену и не останется с Галюсиком. Тот остался, правда ненадолго. На ночь. Утром к жене вернулся. Бежал, сверкая пятками. После этого даже номер телефона сменил.

Лиза же помнила, как мать отказывалась есть, желая умереть от истощения. И как она пыталась утопиться в ванне, естественно, безуспешно. Отказ от пищи был в тот момент, когда Лиза сообщила матери, что переезжает жить к подруге. Насовсем. А потом хоть угол снимать станет, лишь бы не с Галюсиком в одной квартире. Ванна случилась, когда Лиза приехала сообщить, что выходит замуж. Впрочем, замуж Лиза тогда так и не вышла. Не из-за Галюсика – из-за будущей свекрови, которая показалась ей очень похожей на собственную мать. Та тоже заламывала руки, кричала что-то про «только через мой труп» и обещала умереть от инфаркта прямо на свадьбе любимого сына. И немедленно слегла с нервами, гипертонией и давлением. Так и не случившийся муж попросил тогда Лизу подождать – немного, пока мама поправится.

– Она не поправится, – ответила Лиза, – или выздоровеет в тот момент, когда я исчезну из твоей жизни.

Так все и случилось. Лиза разорвала отношения, и несостоявшаяся свекровь даже на головную боль перестала жаловаться. Жених, так и не ставший мужем, еще несколько раз звонил Лизе и предлагал «попробовать снова», но она отказывалась.

Когда Регина позвонила Лизе и, с трудом подбирая слова, рассказала, что Галюсик застряла в лифте и потом призналась, что хотела покончить жизнь самоубийством, Лиза ответила, что не приедет. И чтобы Регина не волновалась – Галюсик слишком себя любит, чтобы валяться на дне лифтовой шахты со свернутой шеей. И даже если Регина увидит, что Галюсик лежит в луже крови, а из ее рта течет тонкая кровавая струйка, для начала стоит убедиться, что это не томатный сок и не кетчуп, например.

– Мама не в первый раз угрожает самоубийством, – сказала Лиза, – я привыкла.

– Может, это болезнь? Может, ее в больницу надо? – начала немедленно переживать Регина.

– Может, и надо, – согласилась Лиза, – нормальный человек не будет себя так вести и пугать близких ему людей. Не тратьте на Галюсика свою доброту и эмоции. Она не оценит. Не подпускайте ее к себе, не приглашайте в дом, не откровенничайте. Мама… она оставляет после себя не просто выжженную траву, а зараженную почву. Она – радиация. Понимаете? После нее нужно заливать все – сердце, душу, эмоции, чувства, веру в хорошее и доброе – бетоном, хлоркой, прокладывать свинцовыми пластинами, осознавая, что в ближайшие лет пятьдесят на этом месте даже поганка не вырастет.

– Лиза, не понимаю, как ты можешь так говорить? Ты же добрая девушка. – Регина растерялась и решила, что в Лизе говорят детские обиды.

Она все равно чувствовала вину перед соседкой за равнодушие последних месяцев, за отстраненность. Поэтому решила договориться с собственным чувством вины и пригласила Галюсика в гости – отметить 8 Марта. Даже попросила Леонида купить для соседки букет и быть с ней предупредительным и внимательным. Отчего-то Регина поверила, что забота и внимание сотворят чудо и излечат душевную боль соседки.

В тот вечер Регина приготовила стол – даже «Наполеон» к чаю испекла, – Леонид вручил Галюсику букет гвоздик, расшаркивался и подливал вино. Сыпал анекдотами и комплиментами. Регина меняла тарелки и не понимала, что происходит. Почему ей кажется, что соседка выглядит более чем здоровой как физически, так и душевно, хихикает, как дурочка, над несмешными анекдотами и не спешит поправить задравшийся край юбки. Регина из последних сил гнала от себя дурные мысли.

Галюсик и Леонид пили, закусывали, а Регине кусок в горло не лез. Вино она лишь пригубила – оно показалось ей кислым и противным. Она наблюдала за соседкой – та явно кокетничала с Леонидом. Регина решила, что Галюсик просто расслабилась, вино ударило в голову, только и всего. Но когда хозяйка уносила на кухню грязные тарелки, чтобы вернуться с тортом и чайными чашками, ей на миг показалось, что ее муж как-то уж слишком неделикатно приобнимает Галюсика за талию и слишком жарко шепчет ей что-то на ухо. А та не возражала. Напротив, откинув голову, расправив плечи, чтобы сделать акцент на декольте, хохотала. Леонид уставился в декольте соседки, будто ему в этом месте кино показывали. Регина взяла себя в руки и довела вечер до приличного конца – торт разрезала, чай по чашкам разлила. Леонид требовал коньячка на посошок, но Регина не разрешила. И выпроводила соседку с милой, доброй улыбкой за дверь, поблагодарив за визит и прекрасный вечер. Леонид уже спал в кресле, храпя на весь дом, – в последнее время у него начались сложности с дыханием и обследование показало хронический гайморит. Регина же, перемывая грязную посуду, уговаривала себя, что сделала для соседки все возможное и даже больше.

Естественно, Регина после того вечера старалась избегать общения с Галюсиком всеми доступными способами. Сначала смотрела в дверной глазок, выглядывала и, лишь убедившись в том, что лестничный пролет пуст, выходила вынести мусор. Если замечала Галюсика у подъезда, то ждала, когда та зайдет и поднимется на лифте. Регина не умела скандалить и знала, что лучшая тактика – выжидание. А бездействие противника иногда выматывает сильнее, чем открытая схватка.

По молодости Леонид еще бравировал своими мужскими достижениями и не скрывал адюльтеров, но сразу, еще на берегу, ставил пассию в известность – из семьи не уйдет, разводиться не собирается. Лишь один раз Леонид влюбился, как мальчишка, и был готов к решительным шагам. Регина тогда все глаза выплакала. Ее муж даже остался верен типажу – любовница была как две капли воды похожа на Регину, не считая разницы в возрасте. Регина молчала, плакала, терпела и ждала, когда время, судьба, обстоятельства или провидение все расставят по своим местам. Так и случилось. Молодая любовница от недостатка опыта и избытка самоуверенности устроила скандал и потребовала от Леонида всего, сразу и немедленно. Вынь да положь. Или развод, или она сама все расскажет Регине. Леонид тут же сдулся. Еще полгода любовница удерживала его при себе шантажом – грозилась, что пойдет к жене и все расскажет. Леонид что-то обещал, мямлил, тянул время, как мог.

Регина стоически жарила на завтрак сырники и варила на обед щи. Однажды даже заливное сделала и свиную рульку запекла, которые так любил неверный муж. После заливного и особенно рульки Леонид или его желудок приняли окончательное решение остаться с женой. Да и нервы любовницы сдали – молодость. Полгода ожидания показались вечностью, и она объявила Леониду, что больше не собирается тратить на него время. Наверное, думала, что ультиматумом отправит его разводиться. Для Регины же эти полгода пролетели как один день – нескончаемый, тяжелый, мрачный. Любовница сделала все, что обещала, – устроила прилюдный скандал, звонила Регине, подстерегала Леонида по дороге домой, а Регину – в магазине. Было все и даже больше – сцены, крики, скандалы. Леонид искренне страдал, валялся в ногах у жены, сохранявшей олимпийское спокойствие, умолял простить и не лишать его дома. Обещал, что больше никогда и ни с кем. Регина простила, но не забыла. И всегда помнила, что, если бы любовница проявила выдержку, еще неизвестно, чем бы закончился тот роман.

Тогда Регине тоже было жаль женщину, считавшую, что молодость и свежесть – явное конкурентное преимущество. Любовница просто не понимала, как можно было от нее отказаться и остаться со старой женой. Регине тогда было тридцать пять. Всего тридцать пять.

Позже у Леонида случались, так сказать, увлечения, но Регининого внимания они не стоили. Она попросту старалась о них не думать. Слишком сильно ее потрясла та, главная, история. Слишком подкосила. Регина понимала, что еще одной просто не переживет. Сработал великий женский защитный механизм – «ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу».

Потом они переехали, постарели. Леонид успокоился, стал мнительным, пугаясь каждой болячки. Нет, на словах он еще был горазд на подвиги, да и в углу дамочку прижать мог, руки при удобном случае распускал, но дальше этого дело не заходило.

В какой-то момент Регине удалось убедить себя в том, что шуры-муры с соседкой лишь пойдут на пользу мужу, поддержат его мужское самолюбие. Галюсик ведь не знала ни про простату Леонида, ни про импотенцию, которую тот списывал на давление, усталость и отказывался признавать.

Регина, задумавшись, начала срывать с пальца кольцо и снова его надевать. Эта привычка у нее появилась давно, еще с юности. Когда она нервничала, принимала важное решение, крутила на среднем пальце кольцо. Не обручальное. Обычное. Снимала, надевала снова. Крутила, терла, пока палец не начинал болеть и жечь. Иногда ей казалось, что она рано или поздно открутит вместе с кольцом и собственный палец.

Леонид не любил носить обручальное кольцо – всегда снимал его на ночь и перед поездками. Объяснял тем, что боится потерять. Когда случился тот главный роман его жизни, он снял кольцо и положил в тумбочку к документам. Регина хотела что-то сказать, но промолчала.

Леонид считал, что ее кольцо – не обручальное, а то, которое она, не снимая, носила на среднем пальце левой руки и которым дорожила больше, чем всеми драгоценностями, вместе взятыми, – скрывает шрам, не более того. Регина говорила, что в детстве полезла в кусты за мячом и напоролась на осколок бутылки. Потом купила себе это кольцо с первой стипендии. А дорожит им, потому что это была первая самостоятельная покупка и первое украшение в ее жизни.

На самом же деле Регина отчасти чувствовала себя виноватой. С этим кольцом у нее были связаны воспоминания, которыми она не собиралась ни с кем делиться, тем более с мужем. До свадьбы с Леонидом у нее был роман, первая любовь, страсть и все чувства, которые едва можно было пережить и не умереть от счастья. Как же давно это было, а все еще кажется, что буквально вчера. Регина тогда умирала по-настоящему и лишь поэтому согласилась на брак с Леонидом – чтобы выжить, спастись и не сойти с ума от боли. Заглушить чувства чем угодно и с кем угодно. Леонид, к несчастью, оказался всего лишь валерьянкой, хотя Регина рассчитывала на более сильное средство. Муж не снял боль, только на время приглушил. Валерьянка ведь всегда под рукой, в ее силу можно поверить. Вроде бы безопасна для здоровья. Накапал – и живешь дальше. Так же было и с Леонидом – Регина жила и жила. Иногда боль отпускала, иногда накатывала с новой силой. Пугало лишь одно – как быстро летели годы, стремительно. Регина же все еще верила в валерьянку, как верила в плацебо, гомеопатию и в судьбу, которая ей предназначена.

Лишь иногда ее накрывало, и она не могла понять – как все еще живет с валерьянкой? Она вспоминала, как рожала сына, тяжело, мучительно, и медсестра предлагала ей выпить но-шпу. Регина орала и выбрасывала таблетки из стаканчика на пол. Какая, на хрен, но-шпа? Но отчего-то она не могла выкрикнуть подобное мужу – зачем ты мне? Валерьянка? Желтые мелкие таблетки? Каким и оказался ее муж. Мелким, бессмысленным. Плацебо, а не муж.

Но она молчала и терпела. Закрывала глаза на похождения Леонида. Ведь ее сердце принадлежало другому человеку. А подобное предательство – похлеще измены. Каждый день Регина ложилась спать, желая спокойной ночи своему возлюбленному, тому, за которого мечтала выйти замуж, прожить с ним всю жизнь и умереть в один день. Каждый вечер она мысленно спрашивала, как прошел его день, как здоровье, не болеет ли. Она жила диалогами, которые звучали лишь у нее в голове. Она спрашивала, он отвечал. Всегда отвечал. Регина могла поклясться, что слышит его голос. И всегда слышала. Даже когда Леонид уходил, Регина, завернувшись в плед, до бесконечности прокручивая на пальце кольцо, спрашивала у своего возлюбленного, что ей делать. Как поступить? И он ей советовал потерпеть, убеждал, что она справится и нужно подумать о детях. Регина так и делала – думала сначала о сыне, потом о дочке. И в этом заключалось ее спасение. Дети, казалось, удивительным образом были похожи на нее и на ее возлюбленного. Ничего не взяли от отца.

Регина знала, что такое настоящая любовь. Леониду она была благодарна за собственное спасение, за жизнь. Иначе она бы тоже прыгала в лифте, чтобы сорваться в шахту, или стояла в раскрытом окне, настраивая себя на последний шаг. Или пыталась бы утопиться, задохнуться, повеситься. Все что угодно. Она не представляла, как выживет. А оказалось, это возможно. Лишь кольцо на пальце напоминало ей, что она любила, страдала, жила по-настоящему. Дышала, смеялась, умирала каждый день. Никто не знал о ее чувствах.

Почему она не вышла замуж за того, кого любила? Разве кто-то может ответить на этот вопрос? Почему все случилось так, а не иначе? Никто не ответит. Поругались из-за пустяка. А дальше – Регина узнала, что ее возлюбленный нашел ей замену, после чего боль и обида застили глаза и заглушили другие чувства. Она плохо помнила, как согласилась выйти замуж за Леонида. И первое время жила будто во сне, ждала, когда возлюбленный очнется и окажется рядом. А тем временем жизнь шла своим чередом – Регина родила сына, собирала чемоданы, обустраивалась в очередном военном городке. Бытовые хлопоты притупляли эмоции и желания. После рождения дочери Регина окончательно смирилась с судьбой. Да и не была она роковой женщиной, чтобы ломать, сжигать, сводить с ума. Всегда была ведомой. Леонид взял ее за руку и повел за собой. Регина подчинилась. Если бы возлюбленный приехал и повел в другую жизнь, она бы не раздумывала ни минуты. Но через знакомых она узнала, что ее любовь, мужчина всей ее жизни, женился, родил сына, развелся, снова женился. Родился еще один ребенок. И снова развод. Тоже обычная жизнь.

Регина часто задумывалась, как бы сложилась ее жизнь не с Леонидом. Или все-таки Леонид был ей «по судьбе»? И когда случилось то, что случилось, Регина снова задалась этим вопросом: неужели это все, чего она заслужила?

Собственно, никто из участников истории так и не смог вразумительно объяснить Лизе, как так получилось. Галюсик путалась в версиях, Регина отмалчивалась, плакала, даже винила себя, а Леонид… Ну его не призывали к ответу в силу обстоятельств.

Единственное, в чем сходились Регина и Галюсик – затмение. Да, именно так. Будто затмение на всех нашло. Во всяком случае, Галюсик клялась дочери, что и в мыслях ничего подобного не держала. Да и зачем ей этот «генерал», который даже не генерал, сдался?

– Выходит, что сдался, – пожала плечами Лиза.

Леонид тоже не понимал, откуда в нем вдруг проснулась солдатская удаль. Да сдалась ему эта Галюсик! Вообще не в его вкусе баба. Он предпочитал тех, что помясистее и погрудастее. Да ничего и не было ведь! Но Леонид, опять же в силу тех же обстоятельств, не мог оправдаться даже перед собственной женой.

Тот злополучный день не предвещал ничего плохого. Леонид позавтракал сырниками, ковырнул кашу и съел яйцо «в мешочек». Подумал, что надо бы попросить Регину сварить ему кашу «Дружба», которой кормили еще в то время, когда он служил в армии. Что там было-то? Рис и перловка? Или рис и пшенка? Повариха баба Люба так эту кашу варила, что ложкой подавиться было можно. Леонид сглотнул слюну и решил сегодня же попросить жену сварить на завтра не овсянку, а «Дружбу». Галюсик вышла на лестничную клетку выносить мусорное ведро. Леонид, открывая окно и закуривая, вспоминал кашу, молодость и грудь бабы Любы, которой было-то слегка за сорок, но вот приклеилась «баба Люба», и все. Естественно, вспомнил, как однажды нашел утешение между ее грудей. Померла, наверное, уже. Такая женщина! Он, сопляк, тогда, в тот единственный раз, чуть не сдох, будто марафон в противогазе пробежал. Зато потом воздух ртом хватал и надышаться не мог. Сердце колотилось, пот градом, да еще и руку обжег о плиту и заплакал от боли, как маленький. А баба Люба, голая по пояс, тряся грудями, поливала его руку маслом и успокаивала. Жаль, если померла. Может, жива еще?

– Леонид, доброе утро! – поздоровалась Галюсик.

– О, привет, соседка. И куда ты пропала? – обрадовался ей Леонид, отгоняя мысли о поварихиной груди.

– Никуда. Вот мусор выношу. – Галюсик кокетливо прикрыла коленки подолом халата. Леонид тут же уставился на Галюсикины коленки и крякнул от восхищения.

– Может, это, того? Регина в магазин ушла и в аптеку. Час ее точно не будет.

– Чего того-то? – Галюсик хлопнула ресницами, как невинная барышня. Леонид аж дымом поперхнулся от восторга.

– Галюсик, ты меня это… возбуждаешь. – Он подобрал самое приличное слово из своего лексикона. – Ну так это, я зайду к тебе?

– Ну, заходи. – Галюсик улыбнулась и снова что-то там попыталась сделать с полами халата, которые распахивались и не запахивались. – Через пять минут.

– Галюсик, ну ты и баба! Я ж сразу понял, что ты прям это! – обрадовался Леонид, неожиданно почувствовав то, чего давно не ощущал и, откровенно говоря, подзабыл, – желание, адреналин и вспыхнувшую вдруг мужскую силу. Он не сдержался и посмотрел вниз, на ширинку.

Галюсик хохотнула и убежала.

Леонид вернулся в квартиру и, исключительно для подстраховки, принял таблетку – пачку он купил давно и хранил для подобных случаев, которые случались все реже, а точнее, почти не случались в последние лет… Да не важно, сколько лет. Но ведь работает! А Регина на него как на какого-то импотента смотрела – жалела. И даже один раз сказала, что это кара за его прошлые похождения. Получается, и не импотент, и не кара вовсе. Просто все совпало – воспоминания о бабе Любе, халатик соседки и оп-ля!

Позже именно то, что Леонид принял таблетки, использовала в качестве аргумента собственной невиновности Галюсик. Значит, это он виноват, а не она. Это он собирался сделать то, что собирался, а она просто приглашала Леонида на чай, по-соседски. Что ж теперь, соседу и чаю нельзя предложить? Да она знать не знала, что там он себе удумал. По словам Галюсика, она оказалась вовсе невинной овечкой. Чуть ли не жертвой. А сосед – маньяком, который на нее набросился. А как не маньяк, если двойную дозу выпил? Она-то при чем? Да у нее-то, слава богу, все мужчины сами могли. Так что как ей без опыта распознать, что Леонид не сам, так сказать, а на таблетках? И что подобные препараты ему противопоказаны категорически, оказывается! Что она, жена, чтобы знать – можно, нельзя? И вообще. Она пошутить хотела – настроение такое. Кто ж знал, что Леонид так на шутку отреагирует, старый кобель!

Леонид не стал звонить – аккуратно подергал ручку. Дверь оказалась незапертой. Он представил, как Галюсик встречает его на пороге спальни и даже разволновался. Он открыл дверь, успев подумать, что Галюсик, чем черт не шутит, еще и выпить ему предложит. А выпить вдруг захотелось нестерпимо. Да еще сердце стучало, как в молодости, как с бабой Любой на кухне – гулко и часто. В жар вдруг бросило. Аж голова закружилась. По большому счету Леониду уже хватало острых ощущений. Он был готов вернуться домой, но мужская сила и самолюбие требовали продолжения. Леонид смело вошел в квартиру, закрыл дверь и даже повернул ключ в дверном замке. Так, на всякий случай – вдруг жена решит поискать его в квартире соседки? От мысли про «всякий случай» Леониду стало совсем нехорошо. Захотелось срочно в туалет. Или это простата вдруг дала о себе знать?

– Я здесь! – позвала его из спальни Галюсик. Все шло так, как и представлял себе Леонид.

Он открыл дверь в комнату и услышал громкий хлопок прямо над ухом. Сердце подпрыгнуло к горлу и ухнуло в желудок. Леонид помнил, что рухнул на пол, закрыв руками голову, и почувствовал, что на него сверху что-то сыплется. Еще успел подумать, как правильно он успел упасть – навыки не пропьешь, – и стоит еще заползти под кровать. Сделать последнее усилие, но заползти в укрытие! Последнее, что осталось в памяти, – блестящие бумажки, почему-то оказавшиеся в его руках. И пыль, которая лежала слоем под кроватью. Регина бы никогда такого не допустила. Все-таки хорошая ему жена досталась – аккуратистка, чистюля. Леонид, борясь с приступом брезгливости и желанием отчитать дежурного за немытые полы, закатился под кровать и лишь после этого отключился. Бухающее сердце наконец вырвалось наружу, и стало легче.

Галюсик, конечно, обалдела. Несколько минут она стояла и вообще не понимала, что делать.

– Эй, Ленчик, ты чего? – слабым голосом позвала Галюсик, но ответа не последовало.

Галюсик, кажется, впервые в жизни оказалась в ситуации, из которой не видела выхода. Из-под ее кровати торчала нога генерала, а он сам не подавал признаков жизни. Галюсик дернула за штанину.

– Генерал, алле! – сказала она и дернула посильнее.

Но сосед все еще не реагировал. Галюсик дернула еще несколько раз без особого эффекта и потянула Леонида за ногу, гадая, как он вообще смог залезть под кровать с его-то телосложением и весом. Сколько в нем? За сто килограммов уж точно. Галюсик тянула за торчащую из-под кровати ногу, отдавая себе отчет в том, что генерал застрял и срочно нужно придумать версию, как он вообще оказался под ее кроватью. Галюсик начала злиться – она тянула, дергала, щипала и била соседа по ноге, но тот лежал бревном, если не сказать вернее – трупом.

Галюсик, устав бороться с ногой, пошла на кухню покурить и успокоиться. Затянувшись и выпустив дым, она вдруг вспомнила – нужно проверить пульс, и тогда все станет ясно. Галюсик кинулась в комнату, но пульс на ноге она определять не умела, а все другие части тела находились под кроватью. Галюсик отправилась на кухню и докурила сигарету. После этого вернулась в комнату и решила сдвинуть кровать, раз уж невозможно сдвинуть застрявшего под ней Леонида. Но кровать тоже не поддавалась – они с «генералом» держали друг друга прочно.

Галюсик села на край кровати и решила сделать передышку – попытки сдвинуть кровать с пятой точки соседка оставили ее без сил. Леонид по-прежнему не подавал признаков жизни. Галюсик, подумав, вспомнила, что людям во время обмороков брызгают на лицо водой. Она пошла на кухню и налила в чашку воды, после чего вернулась в спальню. Но как побрызгать на человека, лежащего лицом вниз, было совершенно непонятно. Галюсик, уже сильно раздраженная возникшей проблемой, попыталась пролезть под кровать, но лишь выронила чашку и облилась сама. Тогда она пошла в ванную, нашла полотенце, какое поплоше и не жалко, намочила его и уже с полотенцем снова полезла под кровать. Там ей удалось пристроить мокрую тряпку на шею соседа, что тоже не помогло. Галюсик осторожно положила пальцы на шею генерала, проверяя пульс, но шея была мокрая, нечисто выбритая, так что она с отвращением отдернула руку. Галюсик похлопала соседа по спине и потолкала. Но и это не возымело действия. Тут она подумала, что надо бы сходить к соседке попросить нашатырь, но отказалась от этой мысли – придется объяснять для кого. Галюсик предприняла еще одну попытку вернуть генерала к жизни – побрызгала под кроватью дешевыми духами, подаренными ей на работе. Вонючими настолько, что глаза вываливались. Эти духи мертвого могли оживить и заставить сбежать из могилы – настолько они были противными. Но генерал и на убийственный аромат не среагировал.