Когда секс становится проблемой. Краткосрочная Стратегическая терапия сексуальных проблем

Конструктивизм

Лишь теория решает, чту именно можно наблюдать

    Альберт Эйнштейн

Согласно конструктивистской точке зрения люди, вместо того, чтобы получать знания, наблюдая за миром, строят его на основе своего восприятия, мыслей и поведения. То есть для наблюдателя реально существует только созданная им самим конструкция. Отсюда следует, что интереснее знать, как познается реальность, чем знать то, что она из себя представляет.

Более того, реальность конструируется через общение между людьми, которые затем убеждают себя, что их «иллюзия» реальности и есть истинная реальность. На основе этой созданной ими иллюзии они затем и действуют в реальном мире, подстраивая свое восприятие и действуя таким образом, чтобы подтвердить свои иллюзии конкретными фактами. Таким образом, мы подходим к концепции «самореализующегося пророчества», определяемого Ватцлавиком (1981) как «предположение или предсказание, в результате которого первоначальное представление превращается в реальность».

Чтобы понять важность теоретической стороны конструктивизма для решения психологических проблем, давайте сначала рассмотрим, какие определения этот подход дает понятиям нормальности и патологии. Действительно, любая картина мира, а, следовательно, и любая школа психотерапии, имеющая теоретическую основу, основана на четких предпосылках относительно понимания здоровья и болезни.

На понимании того, что есть «нормально», а что является «патологией», и основано лечение расстройств, в том числе и в сфере психологии; мы привыкли считать, что цель работы врача или клинического психолога – это приведение в норму того, что патологично. Поэтому необходимо определить норму и патологию. Однако установить их границы в отношении человеческого поведения с той же непосредственностью и легкостью, с которой это возможно в контексте функционирования органов и систем, невозможно. В целом, можно сказать, что терапевтическое воздействие отражает теоретические предпосылки подхода, на которые оно затем и влияет.

Таким образом, медицинская терапия (фармакологическая, электрошоковая или психохирургическая) основана на гипотезе о том, что психические расстройства возникают из-за изменений в биохимии рецепторов мозга, которые у некоторых людей могут быть устроены иначе, чем у остальных. С этой точки зрения «нормальность» обозначает отсутствие биохимических изменений в мозге (так же, как и в соматической медицине несколько десятилетий назад здоровье отождествлялось с «молчанием органов»). Следовательно, депрессия, рассматриваемая как проявление нарушения функциональности серотониновых нейротрансмиттерных систем, лечится препаратами, которые способствуют приведению этих систем в равновесие. Это может иметь большое значение не только в ситуациях искусственного изменения настроения пациента, подвергаемого терапии: фактически из этого следует, что если одна молекула способна поднять настроение, то количество ситуаций, в которых также может быть задействовано такое «решение», бесчисленно. Другими словами, сам факт существования терапии депрессии увеличивает количество случаев депрессии, диагностируемых медицинскими работниками, потому что все те случаи, когда прием серотонинергических препаратов приводит к повышению настроения, попадают под понятие депрессии. Если же, как это и произошло, выясняется, что этот же препарат, помимо депрессии, также уменьшает симптомы и других состояний, например, обсессивно-компульсивного расстройства или агорафобии, то принимается простое решение: достаточно указать, что эти расстройства принадлежат к расстройствам тревожного спектра и являются различными формами депрессии. Более того, медикализация феномена «печали» вместе с готовностью к быстрому «решению проблемы» препятствует тому, чтобы такие симптомы, как печаль, отсутствие мотивации и низкий уровень интереса к приятным вещам, интерпретировались бы по-иному и лечились бы другими способами. Это также не дает переместить фокус внимания с искусственного устранения субъективной печали на механизмы, которые вызывают поддержание этого состояния печали.

Поэтому иногда теоретический подход приводит к воплощению содержащихся в нем самом пророчеств, подтверждая в итоге собственные утверждения, смешивая теорию с фактами и изменяя восприятие фактов так, чтобы получить подтверждение выдвигаемой теории.

С конструктивистской точки зрения не существует единого определения здоровья и болезни. Поскольку в этом смысле реальность порой конструируется самим наблюдателем, то формулировка положений теории и классификация явлений человеческого поведения может привести к появлению этих явлений даже там, где их изначально не было.

Терапевт, практикующий конструктивистский подход, хорошо осведомлен о материализующей силе классификаций и систем диагностики, а также о феномене самореализующихся пророчеств, и старается не путать свой собственный взгляд на пациента с фактами «реальности».

Например, если я работаю в отделении скорой помощи, и мне сообщают по радио о том, что в клинику везут параноика, находящегося в состоянии острого психомоторного возбуждения, то очевидно, что я подготовлюсь, чтобы встретить его с сильными медсестрами, с готовыми шприцами и пузырьками с лекарствами; естественно, мое поведение при этом становится решительным, я занимаю оборонительную позицию и готов при необходимости незамедлительно реагировать. Пациент, которого насильно привезли в клинику, будет воспринимать окружающую обстановку как агрессивную и будет реагировать на нее соответствующим образом, в результате его агрессивная реакция подтвердит мое представление о нем, как об опасном параноике. Любая его попытка убедить меня в обратном лишь укрепит мои идеи, его категоричный отказ от приема седативных препаратов укрепит мою решимость дать ему их, а его попытки избежать инъекции повлияют на мой выбор наиболее подходящего лекарства и дозы.