Почти нормальная семья

– Прекрати! – воскликнул я. – Ведь жертва – она.

– Понимаю. И все понимают. Но на суде решающим будет то, кто что делал, какую инициативу проявляла Стелла, как она вела себя до события и после него. Адвокат защиты будет хвататься за любую информацию, способную посеять сомнения.

Я подошел к окну и обнял жену за талию:

– Так не должно быть. Это несправедливо.

Ульрика погладила меня по руке:

– Не знаю, бывает ли по-другому.

Позднее вечером она поделилась со мной самыми отвратительными подробностями, которые пытаются выудить на суде у девочки, пострадавшей от насилия. Я был потрясен. До этого момента я не считал себя наивным, но факт остается фактом – меня чуть не стошнило, когда мне стало ясно, как проходит рассмотрение подобного дела. Само собой, я слышал и читал об адвокатах, которые спрашивали потерпевшую, какой длины у нее была юбка и сколько алкоголя она выпила, но считал, что все это крайности и исключения. Только теперь я понял, что в таких делах это скорее повседневная практика.

Раньше мне бы и в голову не пришло советовать кому-либо, в особенности собственной дочери, не обращаться в полицию, не полагаться на систему, не добиваться правосудия, но, когда я начал понимать, чем все это чревато для Стеллы, что ей придется пережить, мне пришлось пересмотреть свое мнение.

– Что для тебя важнее, – спросила Ульрика, когда мы уже легли в постель, – чтобы Стелла вышла из этой истории с минимальными потерями или чтобы Робин был наказан?

Словно существовало какое-то противопоставление. Почему нельзя было добиться и того и другого? Сегодня я жалею, что не поставил под сомнение ту черно-белую картину, которую нарисовала мне Ульрика, что не настоял на своем, не добился правосудия.

Наше предательство по отношению к Стелле было непростительно.

29

Я подошел к первому попавшемуся подъезду на Тульгатан. Всего лишь взглянуть.

Может быть, за этой стеной сидит сейчас Линда Лукинд, бывшая сожительница Кристофера Ольсена? Кажется, Блумберг был уверен, что она имеет отношение к убийству.

Сердце застучало чаще, когда я стал читать фамилии возле домофона. Йербринг, Самуэльсон, Макка. Никаких Лукиндов.

Я двинулся к следующему подъезду.

По крайней мере, Линда Лукинд могла бы помочь мне понять, она могла бы рассказать мне о Кристофере Ольсене. Возможно, у нее есть какие-то мысли по поводу того, где он мог познакомиться со Стеллой и что между ними происходило.

У третьего подъезда я нашел, что искал. Лукинд, третий этаж. Я долго стоял, уставившись на это имя. Что я, собственно, затеял?

Я нажал на ручку двери. Закрыто. Наклонился, заглянул через стекло в подъезд. Что я ей скажу? Как смогу объяснить, кто я такой, не испугав ее? В ее глазах я буду выглядеть сумасшедшим. А что, если она вызовет полицию?