Звёздный отпрыск

– Мы так и поступим, – вмешался в разговор Геракл. Спорить было бесполезно, а спешить некуда, поскольку там, где он рассчитывал получить нужную информацию, раньше шести часов вечера делать было нечего.

В меню бранча, который французы называют «le grand petit dеjeuner», что в переводе означает «большой маленький завтрак», входили горячие и холодные закуски, салаты, различная выпечка, свежие устрицы и вино. Геракл, давно не смаковавший изыски французской кухни (свой московский ресторан он продал, когда вернулся на государственную службу), ел с большим аппетитом, исподволь осматриваясь по сторонам. Профессиональная привычка не расслабляться на оперативной работе и детально оценивать окружающую обстановку не покидала его даже во время трапезы.

Посетителей в ресторане в столь ранний час было немного.

За соседним столиком завтракала пожилая супружеская пара с малолетним ребёнком. Двое лысеющих, сильно располневших от обильного употребления пива и высококалорийной пищи чопорных англичан в строгих дорогих костюмах всячески ублажали милое приёмное дитё, наперебой предлагая ему свежевыжатый апельсиновый сок, мороженое и сладкие десерты. Мальчишка капризничал, смешно надувал пухлые губки и громко матерился, употребляя на своём родном диалекте красочные эпитеты, весьма обидные для отчима и мачехи, родительские и сексуальные функции которых он постоянно путал. Не понимая слов, те радостно улыбались, игриво и недвусмысленно подмигивая друг другу.

На богатых англичан с завистью поглядывали четверо примостившихся за другим столом неряшливо одетых тощих студентов-наркоманов с опухшими от перепоя и недосыпа лицами. По внешности и манерам, Геракл безошибочно определил молодых активистов антирусского националистического движения из Восточной Европы, успешно окончивших ускоренный курс обучения приёмам политической риторики в Латвии и получивших грант для усовершенствования навыков у западноевропейских мастеров лживой пропаганды. Юные русофобы жадно поглощали залитые молоком овсяные хлопья и остывшие варёные яйца.

В дальнем углу вульгарно развалилась на стуле с бокалом розового вина изрядно потрёпанная мужеподобная лесбиянка, поочередно озиравшая презрительным взглядом каждого из присутствовавших в зале мужчин. Широкие плечи и развитая мускулатура выдавали бывшую допинговую спортсменку, перекаченную анаболическими стероидами. Померкшая звезда бодибилдинга явно страдала повышенной агрессивностью и переживала очередной приступ депрессии, не пытаясь скрывать враждебного отношения к окружающим, которое только усиливалось под воздействием алкоголя. Встретившись с ней взглядом, Геракл отвернулся первым, чтобы не провоцировать конфликт. Подвыпившая дама демонстрировала готовность порвать любого мужика, который посмеет ей улыбнуться или подмигнуть. С такими вздорными страшилками, способными затеять ссору по любому поводу, лучше не связываться.

Седовласый гарсон, опершись на стойку, отчаянно флиртовал со смазливой барменшей бальзаковского возраста, перетиравшей салфеткой бокалы и рюмки. В отличие от остальных эта пара произвела благоприятное впечатление. Истинный француз из тех, кто готов обольщать женщину даже лёжа на смертном одре, настолько увлёкся собеседницей, годившейся ему в дочки, что позабыл о своих прямых обязанностях. У него не было никаких шансов продвинуться дальше приятных тактильных ощущений от лёгких прикосновений к ещё нежной бархатистой коже и к тонкой материи короткого платья из натурального китайского шёлка, плотно облегавшего аппетитную попку и высокую грудь. Возможно, ближе к вечеру он изловчится и положит вспотевшую ладонь на её голую коленку и даже скользнет вверх по бедру, но не слишком высоко, а, скорее всего, рискует в конце рабочего дня получить по морде от ревнивой жены. Кокетливая бабёнка позволяла пожирать себя глазами и лапать пониже спины от скуки за неимением других воздыхателей и ухажёров. Это были настоящие мужик и баба, озабоченные естественной телесной нуждой и предающиеся нормальным забавам, – большая редкость в современном Париже. В их надпочечниках и яичниках закипал чистый тестостерон, будивший здоровые фантазии, не противные законам природы.

После обильного перекуса Сирена отправилась на экскурсию по магазинам. Ни одна разведчица, из какой бы страны она не приехала, оказавшись в Париже, не смогла устоять перед соблазном начать секретную миссию в этом городе с посещения модных бутков. Геракл остался в холле и занялся просмотром местной прессы.

Газетчики много писали о беженцах и терактах. Россию обвиняли во всех бедах, включая варварские бомбардировки сирийских, эстонских и украинских городов. Ангажированные репортёры усматривали русский след в Ираке, Ливии и в других африканских странах. Насторожила статья под заголовком «Геи тоже могут быть патриотами», автор которой связал притеснения сексуальных меньшинств в Петербурге с недавним заявлением нашего президента о том, что для России не может быть никакой другой объединяющей идеи, кроме патриотизма. Много писали о маньяке, похищавшем в европейских столицах невинных мальчиков, которого безуспешно пытались отловить уже несколько лет. О пропавшем в Москве идеологе в газетах не было ни слова.

3.

Ровно в два часа Геракл в сопровождении пожилого тёмнокожего белл-боя проследовал в тот самый номер, где в середине семидесятых по заданию из центра голыми руками задушил своего непосредственного начальника – скурвившегося за бугром высокопоставленного сотрудника военной разведки, недолго руководившего парижской резидентурой. За своевременную ликвидацию предателя и перебежчика, не успевшего сообщить противнику никаких секретных сведений, Геракл был награждён орденом «Ленина» посмертно. Обстоятельства, ставшие причиной этой досадной ошибки, он вспоминать не любил.

Элегантно оформленный в стиле эпохи Луи-Филиппа двухуровневый номер с тех пор капитально отремонтировали. Сменили сантехнику и мебель из натурального дерева. Большая комната на первом уровне совмещала кабинет и гостиную. В одной части находились удобный кожаный диван, два кресла и журнальный столик, в другой – письменный стол, две складные подставки для чемоданов, посередине – высокий круглый столик на изогнутых ножках, три стула и мини-бар. На ограждённой балюстрадой антресоли второго уровня располагалась спальня с огромной кроватью, гардеробным шкафом, вторым мини-баром. К гостиной в первом уровне примыкала туалетная комната с душевой кабиной, унитазом и маленькой раковиной. Рядом со спальней на втором находилась ванная комната с унитазом, биде, роскошной ванной и большой раковиной.

В дизайне преобладали белый, бледно-розовый и различные оттенки коричневого цвета. На стенах висели эксклюзивные живописные панно чересчур большого размера – несколько абстракций, развивающих маловразумительную тему. Испещрённый расплывчатыми узорами кричащий полиптих вносил нервический диссонанс в стилистику помещения, провоцируя беспокойство и лёгкое раздражение. Ранее номер украшали старинные фотографии с видами парижских достопримечательностей. Современные модные оформители, вероятно, посчитали их не гармонирующими с установленными на обоих уровнях плазменными панелями.

Из огромных окон открывался шикарный вид на сад Тюильри. Геракл любил этот раскинувшийся на двадцати пяти гектарах общественный парк, занимавший в центре Парижа территорию между площадью Согласия, улицей Риволи, Лувром и Сеной. С трудом верилось, что когда-то на его месте за стенами Луврской крепости была окраина города с публичной свалкой и добычей глины для производства черепицы. На французском черепица звучит как «тюиль» (tuile) – отсюда название.

Первый парк начали разбивать в 1564 году по приказанию Екатерины Медичи, пожелавшей новый дворец и сад для прогулок. Дворец – символ королевской и императорской власти – свободолюбивые парижские коммунары сожгли в мае 1871 года. Сад их остепенившиеся потомки перекопали в 1989 году во время реконструкции Лувра, восстановив планировку по проекту великого ландшафтного архитектора Андре Ленотра, продлившего в конце семнадцатого века его аллеи на запад. Оригинальный исторический вид дополнили современными скульптурами, установленными почти на каждой аллее. Клумбы украсили растениями, привезёнными из разных стран мира, соединив аромат старины с веяниями сегодняшних дней.

На протяжении многих лет, возвращаясь в Париж после выполнения очередного выездного задания, Геракл каждый раз приезжал сюда из аэропорта и подолгу засиживался на железном стуле возле большого восьмиугольного бассейна, наслаждаясь свежестью, тишиной и красотой, созданной умелыми творцами, а заодно внимательно вглядываясь в пёструю толпу отдыхающих горожан и туристов. В этом всегда многолюдном, но расслабляющем и безмятежном саду, сохранившем неповторимый привкус исторического наследия разных эпох, профессионалу не составляло труда засечь слежку, не привлекая к себе особого внимания.

Могучим усилием воли ветеран отринул накатившие горячей волной воспоминания и отвёл зачарованный взгляд от окна, отметив про себя, что на старости лет становится излишне сентиментальным.

Разложив вещи, он с удовольствием принял горячую ванну. Огорчило отсутствие в номере тапочек и каких-нибудь аксессуаров для чистки обуви и одежды.

Слегка разомлев, Геракл захотел пойти на включённый в пакет гостиничных услуг оздоровительный массаж, но вспомнил, как однажды в Паттайе его после тонизирующего растирания чуть не задушила в своих железных объятьях хрупкая на вид юная таиландка, абсолютно свободная от сексуальных комплексов. Задыхаясь, он с огромным напряжением стальных мускулов разжал костлявые ладони, мёртвой хваткой сомкнувшиеся на горе, а потом, свернув ей шею, подивился невероятной силе в миниатюрном тельце. На шум прибежали двое охранников, неплохо владевших приёмами тайского бокса, но слишком лёгких, а потому разделаться с ним удалось без труда. Преградившая путь в коридоре дюжина голых худосочных девчонок, вооружённых острыми как бритвы крисами – кинжалами с изогнутыми лезвиями, отняла куда больше сил и времени. В конце концов, после изнурительного рукопашного боя пришлось перестрелять их из подвернувшегося под руку укороченного израильского автомата «Tavor STAR 21», опустошив три рожка, заряженных разрывными патронами. Перепрыгивая через разорванные в клочья, распростёртые в лужах крови грациозные тела, он стремительно выскочил на улицу и сразу нарвался на дружелюбных туристических полицейских в штатском. От них, а также от подоспевших им на подмогу сотрудников дорожной и криминальной полиции, ничуть не уступающих знакомым по голливудским блокбастерам американским полицейским, Геракл чудом оторвался в бешеной гонке, петляя на скоростном спортивном мотоцикле по ночным запруженным людьми шумным улицам и тёмным безлюдным переулкам мировой столицы секс – туризма. С тех пор экзотика и телесные удовольствия его не особенно привлекали.

Надев слегка поношенный тёмно-синий костюм с деликатным неброским отливом, пошитый по индивидуальному заказу из натуральной шерсти с добавлением шёлка в модном миланском ателье в середине восьмидесятых годов, Геракл спустился в бар, где скоротал время до возвращения Сирены за бутылочкой белого вина с лёгким мускатным оттенком. Элегантный костюм, идеально подогнанный под стройную не по годам фигуру, дополняли свежая светло-голубая рубашка с отложным воротником и коричневые лакированные ботинки, купленные перед отъездом из Франции. Галстуков он не любил, а потому подвязывал их только в особо торжественные дни. Своим видом супермен действительно походил на престарелого провинциального профессора, молодящегося перед юной женой.

Изумительный вкус благородного напитка «Макон-Виляж» напомнил Гераклу холмистый, пасторальный район Маконэ, расположенный к югу от Кот Шалоннез и к северу от Божоле, где проходит условная граница между севером и югом Франции. Бургунды называют его «Воротами на юг». Солнца здесь больше чем на остальной территории Бургундии, но зима бывает холоднее из-за соседства с горами. Чуть более тёплый, чем в Кот д’Ор, климат чрезвычайно хорош для сорта шардоне, который является основой большинства местных вин. На территории Маконэ находится деревушка с тем же названием. Споры на тему она ли дала имя великому сорту, или наоборот, не утихают до сих пор.

В окрестностях этой легендарной деревни осенью 1955 года Геракл, тогда совсем молодой и неопытный сотрудник отдела, занимавшегося за рубежом ликвидацией неугодных лиц, в просторечии – «ликвидатор», выполнил первое задание, застрелив опасного антисоветчика, белоэмигранта первой волны, доживавшего свой век в благословенной французской провинции.

Он хорошо подготовился, тщательно изучив карту местности. На подержанной малолитражке Citroen 2CV выпуска 1949 года за шесть часов преодолел ночью расстояние в 367 километров по основной трассе, соединявшей Париж с Лионом. В городке Турню свернул на тогда ещё не заасфальтированное шоссе, ведущее в Шардоне. Миновав эту деревню, повернул на северо-запад и в полукилометре от деревни Грате съехал на укатанную тракторами грунтовую колею, проложенную в густых зарослях низкорослого кустарника. Небольшая рощица, подходившая вплотную к дороге, была единственным местом среди сжатых полей и расцвеченных яркими красками осени виноградников, где можно было укрыться от посторонних глаз.

Расстояние меду деревнями составляло чуть больше двух километров. По утрам его мишень регулярно совершала пешую прогулку от своего дома, расположенного на окраине Грате, в Шардоне. Там возле выстроенной в двенадцатом веке церкви Сен-Жермен встречалась с давним приятелем, тоже русским белоэмигрантом, которому едва хватало сил, чтобы выйти из своего жилища и доплестись до центральной площади. Старики оживлённо беседовали около часа, а затем расходились по домам.

Геракл загнал в кусты изрядно перегревшийся автомобиль, отошёл на небольшое расстояние и занял позицию под деревцем на невысоком холме, откуда хорошо просматривался значительный отрезок трассы. Особой маскировки не требовалось. Дорога в ранний час была совершенно безлюдна. Виноделы, собрав богатый урожай, трудились на фермах.

На горизонте над пробуждавшейся землёй поднимался огромный пылающий шар. Воздух был свеж и прозрачен. Над полями стелился лёгкий золотистый туман. Холодные капельки утренней росы на чистой траве переливались в лучах восходящего солнца словно бриллианты. В едва колышущихся кустах запели проснувшиеся птицы, приветствуя величественный лучезарный восход, предвещавший чудесную погоду.

Поджидая в засаде свою жертву, советский охотник за головами не испытывал ни малейшего волнения и не думал, что скоро предстоит впервые убить человека. Оглядевшись по сторонам, профессионально оценил занятую позицию. Лучшего места для засады в окрестностях не найти. Осмотрел оружие и ненадолго прикрыл глаза.

Высокий статный старик в холщёвых штанах, русской косоворотке и широкополой соломенной шляпе, появился из-за поворота неожиданно. На бронзовом от загара, изборождённом глубокими морщинами лице контрастно выделялись яркой белизной роскошные седые усы, закрученные как у лихого гусара. Он шёл неспешной походкой, вдыхая полной грудью свежий утренний воздух. Когда старик приблизился на расстояние около ста метров, Геракл задержал дыхание и плавно нажал на курок, целясь в сердце. Можно было подпустить чуть ближе, но он не стал испытывать судьбу. В последний момент рука почему-то дрогнула.

Одиночный выстрел раскатисто прогремел в утренней тишине, подняв с ветвей стаю птиц. Сатирик упал навзничь, как подкошенный. В следующее мгновение приподнялся, опершись на правую руку, а левой зажав кровоточившую рану.

«Промазал» – с досадой подумал Геракл, – «Надо добивать». Он выскочил из укрытия и бегом бросился к истекавшему кровью врагу, вынимая на ходу из кобуры пистолет, но вместо того чтобы всадить в голову контрольный выстрел, замер как завороженный.

Слабея, поверженный старый воин из последних сил напрягал мускулы, чтобы не распластаться на дороге. Словно не чувствуя боли, равнодушно взглянул на убийцу стекленеющим взглядом и едва слышно прошептал:

– Цэ-рэ-ушник?

– Нет, – ответил начинающий ликвидатор.

– Англичанин?

– Русский.

– Значит всё же суждено погибнуть от руки соотечественника. Власовец?

– Нет.

– Коммунист?

– Комсомолец.

Увидев наведённый пистолет, старик не стал закрывать глаза.

– Не добивай, – попросил тихо. – Осталась всего пара минут. Дай в последний раз взглянуть на солнце.

Геракл, с трудом сдерживая накатившие слёзы, помог старику приподняться повыше, пачкаясь в крови. Тот крепко сжал его руку и, обведя прощальным тускнеющим взглядом окрестные холмы, хрипя и задыхаясь продекламировал Пушкина:

– Унылая пора… очей очарованье… приятна мне твоя прощальная краса… – потом добавил: – Жаль умирать вдали от России. Когда будешь пить красное вино, вспоминай иногда обо мне, земляк…

Похоже, умирающий думал вовсе не о близкой кончине, а устремился мыслями в далёкое прошлое, в котором он, молодой и красивый гвардейский офицер прогуливался с дамой сердца в тенистых аллеях Летнего сада. А может быть, любовался пасторальными пейзажами на склонах Валдайских холмов.

Закрыв покойнику глаза, Геракл бережно поднял на руки бездыханное тело. Перенёс с дороги к кустам, положил на мокрую от утренней росы траву, прикрыл шляпой лицо, непроизвольно разрыдался и нетвёрдой походкой направился, содрогаясь всем телом, к своему логову, чтобы забрать брошенную винтовку.

Возвращаясь в Париж, он ехал нарочито медленно, обозревая окрестные живописные пейзажи и раздумывая о превратностях судьбы. Красота осенней природы печалила и навевала волнующие душу мысли о неизбежном конце, но вместе с тем удивляла и радовала, расцвечивая землю всеми цветами радуги. Нежно-соломенная сухая трава, яркая и сочная листва деревьев и кустов, стройные бесконечные ряды виноградников, уходящие по пологим склонам к горизонту и расцвеченные в солнечных лучах всеми оттенками коричневого, охры, золота и жжёно-оранжевого, завораживали взгляд неповторимыми красками, поднимая настроение, вселяя оптимизм и уверенность в завтрашнем дне. Возможно, поэтому галльские воины с давних времён смело бросались в рукопашный бой и легко расставались с жизнью. Об отчаянных рубаках напоминали растянувшиеся вдоль дороги маленькие провинциальные городки с колоритными узкими улочками, готическими церквями, покосившимися увитыми плющом фахверковыми домами под красными черепичными крышами, сохранившие дух средневековья. В этих городах, где время словно остановилось, камни вызывали в памяти ныне живущих образы их славных предков. В некоторых у Геракла не раз возникало стойкое ощущение переноса в другую реальность. А ещё поражала ухоженность и чистота: кусты и трава возле домов аккуратно подстрижены, дорожки посыпаны песком или гравием, все предметы стоят на своих местах в целости и сохранности, даже общественные скамейки на улицах не засраны. Нигде не видно ни бумаг, ни окурков, ни разбитых пивных бутылок. Он не понимал, как простые французские работяги успевают всё починить и почистить, если трудятся от зари до зари. Наверняка эксплуатируют дешёвый труд батраков.

Отвлекаясь несущественными мыслями, Геракл постоянно возвращался к главной, которую никак не мог прогнать из своей головы: правильно ли поступил со стариком, не совершили ли он и его начальники роковую ошибку? Подсознательно чувствовал себя не героем, исполнившим воинский долг, а преступником, отнявшим у мира малую, но очень значимую частицу добра, которая могла ещё послужить людям во благо.

Спустя несколько дней после успешно проведённой операции, просматривая парижские газеты, он узнал из эмигрантской прессы, что убитый антисоветчик был героем Первой мировой войны, полным георгиевским кавалерам, в Гражданскую воевал в армии Деникина, а в годы Второй мировой, отказавшись сотрудничать с фашистами, сидел в немецком концлагере, откуда бежал и до победы сражался в отрядах французского Сопротивления.

С тех пор Геракл редко пил красное вино. В конце девяностых он случайно выяснил, что вскоре после войны его первую жертву зачем-то пытались завербовать американцы, англичане и наши спецслужбы. Только соотечественники за отказ сотрудничать не дали умереть естественной смертью.

4.