Бойся мяу

Женя и Саша прыгали посреди зала. Катька успела перебраться на кресло ближе к экрану и повторяла:

– Я говорила, я говорила! Сычев лучше всех!

Оля и Лариса были тут же – сидели на диване и лакомились вишней, выплевывая косточки в кульки.

– Теперь что? – без особого интереса обронила Оля. – Выходят они из группы, нет?

– Да какой там, – отозвался дядя. – Играть еще не кончили.

А Женек вспомнил, что Бельгия оба матча до этого сыграла вничью.

– Проходят! – воскликнул он и грозно помахал экрану: – Только не пропустите!

В этот самый миг возник опасный момент у российских ворот. Бельгиец пробил… Мимо. Женя схватился за голову, Катя вздохнула, а дядя плюнул и махнул рукой.

В зал вошла тетя Лиза – в косынке, пыльном сарафане и грязных перчатках.

– Это кто это тут заместо петухов всю деревню всполошил? – оборвала она праздник, потому что спрашивала серьезно.

Мальчишки притихли, прыгать перестали. Только плечами пожимали. Но все присутствующие, скосив на них взгляды, выдали болельщиков в миг.

– Вот пойдете сейчас к петуху все яйца, что курочки с испугу снесли, выпрашивать, – пригрозила тетя Лиза, но уже мягче.

– Так это… теть Лиз, почему… нет, а чего это сразу мы? – по глупой привычке отпирался Женек.

Тетушка уперла руки в бока и закивала:

– Ага, ага, давай, расскажи еще какую-нибудь небылицу.

Женька только раскрыл рот, как из-за окон, с улицы, донеслось: «Впере-е-д! Росси-и-я!! Впере-е-д! Росси-и-я!!»

Тетя Лиза удивленно уставилась на него, он лишь развел руками. А затем кинулся к окну. Саша поспешил ко второму, тому, у которого стоял стул.

На улице у ворот стояла четверка пацанов. Один, рыжеволосый, был в футбольной форме сборной России. Еще один, лопоухий, в форме «Спартака». Двое остальных, золочено-кудрявых, просто пестрели белым, красным и синим цветами в одежде. Этими же красками оказались выкрашены лица всех четверых.

Они вскидывали руки, кричали:

– Впере-ед! Росси-и-я!!

И следовал рукотворный залп.

– Мам, там Митька. И Колька Шипкин, – посмеивался Сашка, стоя на стуле. – А еще угадай… Юрки Картавые! Слышишь?

Он помахал им. А Женя, бросив ему: «Погнали» – метнулся мимо привставшей Кати, мимо тетушки, подошедшей к Юре и пихавшей его в плечо, побежал через кухню и сени во двор.

Просвистел галошами по бетонной дорожке к воротам и, подпрыгнув, дернул за ручку. Засов выскочил, дверь отъехала, впустив волну ора.

– Давайте сюда, у нас здесь комментаторов слышно! – позвал Женек ребят.

Мальчишки, сбившись с речевки, переглянулись. Лопоухий подтолкнул рыжего. И они, притихшие, словно пришли в гости на день рождения новенького, вошли во двор. На пороге он представился – заразившись от них скромностью, как-то неловко повторил четырежды:

– Женя.

– Коля, – ответил рыжеволосый.

– Митька, – назвался «спартаковец».

На футболках обоих значилось «Титов», и можно было подумать про них, что они братья. Как и про двух оставшихся, проглотивших по букве «р»:

– Юхка. Юхка.

Но Женька знал, что Титов – это фамилия футболиста, и догадывался, что братьев в одной семье вряд ли станут называть одним именем.

С крыльца сбежал Сашка, и ребята чуть оживились.

А следом взорвались комментаторы – их взволнованные голоса ругали Хохлова и воздавали почести Нигматуллину.

– Эй, там, у экрана! Ну чего там? – крикнул в окно Женек.

– Сели в оборону! Бестолковые, – отозвался дядя Юра.

– Да что ж такое-то, а! Сейчас мы их взбодрим. – Женька повернулся к фанатам. – Так?

Они закивали.

– За! Побе-е-дой! – завел Женек. И на второй раз они подхватили.

Снова они тянулись к небу, которое в дрейфующих резных облаках было точно карта мира. Хором запускали в него боевой клич. И отбивали ритм ладошками над головами.

Стеснение прошло. Мальчишки загорелись улыбками. Дали волю голосам. Звонким, неукротимым. Неограненным, но богатым. Это не был писклявый вой и не какофония, насилующая уши. Неожиданно это звучало красиво. Так казалось Жене, который и голос свой уже не различал. Они словно родились для чистого звука. Из чистого звука.

Устоять на месте не могли. Подпрыгивали по слогам. Дирижировали взмахами раскаленных ладоней. Крутились, скакали, только что на руках не стояли. И то потому, что хлопать ногами неудобно.

Женек видел, как забегали футболисты. От одного соперника к другому. Следом за мячом. И третьего уже поймали. Как отобрали мяч и устремились в атаку. Потому что они, мальчишки со двора, поселились в них, зажгли и встряхнули.

За! Победой! За! Победой! За! Победой!

Повторяя заклинание, Женька верил – парни за сотни тысяч километров отсюда вспомнят это жгучее желание сотворить чудо, войти в историю и стать легендами. То желание, что заводило его сердце так, что щемило в груди.

Он видел, как помчались они по полю такими же дворовыми мальчишками – бойкими, бесстрашными, азартными. Как закрутили карусель, как залетал мяч от игрока к игроку. Нет, не могли они считать минуты, прячась у своих ворот. Невозможно это, когда пульсирует в тебе:

«За! Победой! За! Победой! За! Победой!»

Телевизор мелькал кадрами в зале, но и без него Женя видел, как парни бежали в атаку, как окружали атакой и атакой наседали. А затем наконец услышал.

В зале воскликнули. Коротко и… испугано. А дальше была ругань.

Женек опустил руки. Каким-то печальным эхом прозвучали еще мальчишки, а после тоже смолкли.