Ярик и Варёное Лицо

Ярик пригляделся к нему. Тот по-прежнему стоял в одном шлепанце, второй держал в руке. А в другой у него была кроссовка – синяя с белыми полосками, такая, будто он ее взял на свалке.

– Это ж ты залез в конуру Джульки, а я так, просто…

– Ну, залез, теперь что? Она, вообще-то, мой кроссовок присвоила, пацаны закинули, козлы, а она еще и в конуру утащила. – Волосатик махнул пожеванной обувкой, вспомнил о шлепанце в в другой руке, кинул на землю и всунул в него босую ногу. – Хоть выкидывай обратно. – Он кивнул на конуру, затем стал взбираться на забор.

– Стой! – выпалил Ярик.

Паренек сжался и снова завертел головой:

– Ты что, придурок?!

– А ты можешь заодно косточку захватить? – выдал Ярик наудачу.

– Чего? – с удивлением уставился парень.

– Да вон, – ткнул пальцем Ярик, – кость из миски.

Тот обернулся, затем вновь глянул с подозрением:

– А нахрена? Ты что, из-за этого сюда приперся?

Ярик судорожно соображал, что придумать. Или, может, просто вывалить всю правду о планах пацанов?

– Нам нужно… Это, в общем… ну, для сценки о первобытных людях, мы в отряде хотим такую сценку сделать, и вот… ну, классно же будет, если прям кость…

Волосатик рассмеялся:

– Блин, хочется же вам морочиться. – Затем влез на забор. – Давай сам, мелкий, раз так. – Спрыгнул на землю рядом, хлопнул Ярика по плечу и полез в кусты.

Возможно, все-таки стоило рассказать все – и о кастрюле, и об озере, и о желаниях, но теперь было поздно. Делать было нечего, тем более времени он потратил уже слишком много, и Ярик шагнул к забору, вскарабкался на него. Металл холодил пальцы, сетка пружинила, а может, это подрагивали коленки.

Ярик опустился по другую сторону, и сразу почудилось, что в него уперлись десятки глаз – из окон столовой, из-за пустых ящиков, сложенных у стен, из-за кустов вдоль аллеи. Какая-то пара метров отделяла его от цели – тазика с костью. Так близко, что он учуял запах порченой еды, мочи и стружки. По-прежнему хотелось сбежать, и Ярик сжал от злости челюсти, отпустил наконец сетку-рабицу, будто спасительную соломинку – теперь надо было выплывать самому. И он сорвался с места.

Раз, два, три – наклон, и кость у него в руках. Теперь назад!

Однако только он коснулся кости, как уши разорвал собачий лай. Ярик так был сконцентрирован на миске с косточкой, что не заметил, как ворота на задний двор приоткрылись. Это Тигран и Джулька вернулись с прогулки. И сейчас она мчалась к Ярику.

Ноги точно вросли в землю. Всего на мгновение, но показалось, ужасно надолго. Джулька же летела пулей. Ярик кинулся к забору, хотел запрыгнуть, но кость в руке мешала. Надо было куда-то ее деть, иначе, казалось, ему не залезть. Лай настигал, кусая в спину, перекрывал окрики Тиграна.

Ярик невольно обернулся: овчарка была в трех-четырех прыжках.

– Да кидай уже сюда! – раздалось за забором. Ярик оторвал взгляд от Джульки. Это был тот паренек, он махал рукой, мол, бросай.

Едва Ярик перекинул кость через сетку, как он протянул ему руку. Ярик ухватился, и парень рывком вытянул его – он буквально вбежал по сетке-рабице и мигом перемахнул на другую сторону. Тут же забор атаковала Джулька, заметалась, грозно рыча. Но они уже нырнули в кусты, а затем припустили по аллее.

– Держи, – парень сунул Ярику кость.

– Спасибо, – выдохнул тот.

Они пробежали еще метров тридцать, когда паренек запнулся:

– Да блин, – у него слетел шлепанец. – Не боишься, что она… ну, типа выследит тебя по запаху?

Парень усмехнулся. Ярик пожал плечами и поежился.

– Юра, – протянул тот руку.

– Ярослав, – ответил Ярик.

– Ты откуда? – Юра снова вдел ногу в шлепанец.

– С пятого.

– Я со второго. Ну, давай, Слав, удачи вам с вашей сценкой.

Юра зашоркал по асфальту в сторону корпуса своего отряда. А Ярик остался соображать, куда ему спрятать кость.

На концовку фильма он таки успел, увидел, как Мэри Джейн узнала, что ее Питер и есть Человек-паук, герой, который ее спас. Макс глянул, вопрошая, и Ярик кивнул.

– И где? – шепнул тот.

– В дупле.

Макс улыбнулся – одной улыбкой на двоих с братом:

– Молоток.

В лагерь Ярика отправили в третий раз. Он особо не противился и не горевал, в прошлые смены было неплохо. Он сдружился с ребятами, вместе они играли в футбол, пытались сделать солнышко на качелях, устраивали из палаты комнату страха для отряда, травили анекдоты и страшилки, а еще в прошлый заезд Ярика в «королевскую ночь» поцеловала в губы девчонка – незнакомая, из чужого отряда, но очень красивая.

Но в этот раз как-то не задалось, причем с самого начала. Чтобы сблизиться с пацанами, по воле судьбы ставшими его однопалатовцами, Ярик спросил, как им прошедший финал Лиги чемпионов, но по глупости, а может от волнения, не дождался их ответов, а сразу перешел к своим впечатлениям. Расписал в красках, как радовался удивительному камбэку «Ливерпуля» со счета «0:3», как праздновал эту волевую победу и как не мог потом уснуть. Увлекшись, не сразу заметил по лицам ребят, что они явно не разделяют его веселья. Судьбе, как выяснилось, было угодно собрать в одной палате с Яриком целых трех фанатов Шевченко и «Милана», проигравшего в финале, и даже одного фаната «Челси», которого «Ливерпуль» выбил в полуфинале.

В итоге пацаны, почти не сговариваясь, объединились против Ярика, нарекли его Ливерной колбаской, или просто Колбаской, и не подумали взять в свою компашку. Он пострадал так неделю, а затем стал прибиваться к повторкам, Максу и Женьке. Сразу их узнал: пересекались в прошлом году, были в соседних отрядах и жили в одном корпусе, но на разных этажах. Повторки, кажется, тоже его припомнили. Ну или просто пожалели.

Своим человеком в столовой оказался Герасим из четвертого отряда. За неделю Гера успел заслужить звание самого главного хулигана смены. Он подбросил ужа в палату девочек, пририсовал всякого-разного на общем фото коллектива лагеря, размещенном на стенде, натаскал в вожатскую кучу веток «для комфорта и обустройства» просто потому, что имя-фамилия вожатого – Иван Бобриевич, но все звали его Бобром Иванычем. Наконец, он умудрился через окно кухни закинуть в кастрюлю, как оказалось, с готовым супом горсть сахара-рафинада, который он собирал несколько дней. И это лишь то, что дошло до ушей Ярика, он боялся представить, что Гера исполняет по мелочи ежедневно.

За шалость с рафинадом его и припахали мыть посуду в столовке. Пацаны вели счет его «подвигам» и, не дожидаясь двенадцати, прозвали Герасима Гераклом. Очередным «подвигом» как раз и должна была стать кастрюля.

Когда на обеде повторки в числе первых расправились с едой и покинули зал, сверкая пятками, Ярик понял: началось. А когда заметил, как Софа понесла тарелку с нетронутым пюре и котлетой мимо окошка для грязной посуды прямиком к дверям на кухню, сомнений не осталось.