Заговор

В третьем ущелье также находились две организации – отдел радиоперехвата и бюро подразделения 701. Они располагались не так, как оперативный отдел и тренировочный центр, а были обращены лицом друг к другу, делились как бы на переднее и заднее. В переднем находилось бюро, а в заднем – отдел радиоперехвата, а между ними – общая территория, места общественного пользования, такие как спортплощадка, столовая, туалеты.

Так как крестьяне не могли попасть в горы, то никто не делал ничего в горах, и год за годом деревья и травы здесь разрастались все пышнее, ходили стада животных и летали птицы, их можно было увидеть, проезжая мимо на машине. Дорога представляла собой горный серпантин, черный асфальт смотрелся неплохо, разве что дорога была слишком узкая и извилистая, прямо испытание мастерства водителя. Говорили, что существует тоннель напрямую сквозь горы и можно быстро добраться из отдела в отдел. Когда я второй раз был в отделе радиоперехвата, то спросил директора Цяня, нельзя ли мне проехать по этому тоннелю. Старик бросил на меня такой взгляд, словно с просьбой я переборщил, и никак не прореагировал.

Может, так оно и было.

Однако, говоря по правде, в процессе общения с людьми из подразделения 701 я четко ощущал, что у них были ко мне сложные чувства: с одной стороны, они боялись того, чтобы я с ними сближался, но в душе надеялись на это сближение. Трудно представить, как я завершил бы эту книгу, если бы у них был только страх. Точно не закончил бы.

Хорошо, что была надежда.

А еще хорошо, что каждый год был особый день – «день снятия секретности».

05

Должен сказать, что особый характер подразделения 701 проявлялся в разных аспектах, иногда он был такой «особенный», что и представить трудно. Например, раз в году у них был специальный день, который люди, находившиеся внутри этой системы, называли «день снятия секретности».

Мы знали, что конечная цель работы подразделения 701 – это безопасность государства, но строго секретный характер самой профессии заставил их утратить даже самую базовую личную свободу. Они не могли свободно получать и отправлять письма, вся корреспонденция проверялась, и только после проверки можно было ее либо отослать, либо передать адресату для чтения. То есть получат ли твое письмо, зависело от того, что ты там написал, если твои слова казались подозрительными, то адресату было не суждено прочитать это письмо. Допустим даже, что он и смог бы сделать это, но лишь один раз, потому что вся корреспонденция сдавалась после прочтения в архив, ее нельзя было хранить у себя. Вдобавок, если ему посчастливилось все-таки получить письмо (вероятность этого была крайне мала, если только его не связывали родственные узы с автором письма), то он удивлялся бы, почему оно написано с использованием копировальной бумаги. На самом деле ничего странного, просто в организации должна была оставаться копия письма. В эпоху, когда еще не было копировальной техники, для того чтобы изготовить копию документа, без сомнения, лучшим приспособлением была копирка. Еще более немыслимым был тот факт, что, даже покидая подразделение, следовало отдавать все письменные материалы, включавшие и личные дневниковые записи. Они также сдавались на хранение в архив до тех пор, пока полностью не рассеется секретность вокруг них, и только тогда их можно будет вернуть владельцу.

Тот особый день был у них «днем снятия секретности».

То был день, когда наружу выходили тайны прошлых времен.

Такой день не всегда существовал. Впервые его объявили в тысяча девятьсот девяносто четвертом году, а именно на третий год после моей встречи с двумя земляками. Это был год, когда директор Цянь покинул занимаемую должность и когда у меня появилась мысль написать эту книгу. Отсюда видно, что я принял такое решение не под влиянием случайной встречи с земляками, а из-за того, что стал свидетелем беспрецедентного «дня снятия секретности» в подразделении 701. Благодаря этому дню у меня появилась возможность попасть туда, в горы, в то самое ущелье. И благодаря этому дню ныне рассекреченные сотрудники подразделения 701 смогли дать мне интервью.

Не стоит и говорить о том, что без «дня снятия секретности» не стоило бы надеяться написать эту книгу.

06

Не важно, какой у меня был статус. Как я уже говорил, местные звали меня «репортер в черных очках». Мое имя – Май Цзя, это я тоже уже упоминал. А также писал о том, что в жизни часто случаются внезапные встречи с какими-либо людьми или событиями. Я думаю, что некоторые встречи – всего лишь часть обычной жизни, своего рода форма, пережитой опыт, они интересны, но не более и не приносят в твою жизнь ничего особенного. Но некоторые встречи основательно меняют тебя. Сейчас я с горечью осознаю, что та встреча с земляками была как раз второго типа, она полностью изменила меня. Сейчас я считаю писательское творчество радостью – ради славы, трудностей, родителей, детей и всего остального. Я не считаю это положительным моментом, но у меня не было иного выхода. Это – моя судьба, которую я не выбирал.

Что касается этой книги, то мне кажется, она неплохая, в ней есть тайны, загадки, чувственные желания, классические и современные мотивы, а также горечь и безысходность судьбы. К сожалению, директор Цянь, который больше всех поддерживал мое стремление написать эту книгу, уже скончался и не увидел ее выхода в свет. Его смерть дала мне ощущение нереальности жизни. Она похожа на любовь – сегодня все прекрасно, а завтра уже все кончено, «курица улетела, а яйца разбились», ты остаешься ни с чем, жизнь превращается в смерть, любовь – в ненависть, всё – в ничто. Если издание этой книги может принести успокоение его душе, то это было бы самым большим моим желанием.

Эта книга посвящается директору Цяню и всем сотрудникам подразделения 701!

Часть первая

СЛУШАЮЩИЙ ВЕТЕР

С дарованным директором пропуском за пазухой в моем тайном путешествии я встречал доброе и почтительное отношение, почти на всех этапах я мог делать все, что угодно, а люди смотрели на меня другими глазами. И только удача, бесчувственная и нерациональная, игнорировала меня. Да, у меня был волшебный пропуск, но не было волшебной удачи.

Глава 1.

СЛЕПОЙ А БИН

Историю слепого А Бина рассказал мне один из моих двух земляков – директор Цянь, это было первое, что я услышал про подразделение 701. Директор Цянь был еще директором, когда рассказывал мне эту историю. То есть он был все еще «засекреченным сотрудником», до того как покинул свою должность. И, кроме того, в то время еще не существовало «дня снятия секретности», и даже сейчас его нет в списках рассекреченных. Согласно установленной практике, с руководящего звена секретность снималась спустя десять лет после того, как они уходили со своего поста, и если так считать, то лишь в следующем году настанет время рассекретить его. Поэтому я знаю о нем крайне мало, а то, что знаю, боюсь исказить. И это не вопрос смелости, а проблема элементарных знаний. Если человек путается в простейших сведениях, то это не называется смелостью, это – глупость.

Почему же тогда он осмелился до снятия секретности рассказать историю А Бина? По моему представлению, он к тому времени уже знал, что скоро будет утвержден «день снятия секретности», а А Бин будет в числе первых на рассекречивание. Фактически так и было. Когда говорят «талантливый и смелый» – это про него, он занимал высокую должность и смотрел далеко вперед. В то время он стоял над всеми в подразделении 701, и то, что он первым узнавал разные тайны, было нормально. Но, по моему мнению, это не было решающей причиной, по которой он столь поспешно рассказал мне историю А Бина, возможно, ее и не было вовсе. Вероятных причин было две: во-первых, он лично был в курсе всей истории и, естественно, был самым авторитетным рассказчиком, во-вторых, мне кажется, у него было нехорошее предчувствие по поводу продолжительности своей жизни, он боялся, что внезапно попрощается и уйдет, поэтому у него и появился план «рассказать все пораньше». В итоге он и правда ушел неожиданно: вечером все еще было нормально, разговаривал по телефону, вспоминал прошлые дела, а потом лег спать, закрыл глаза и уже больше не просыпался. Сейчас, когда я рассказываю эту историю, у меня возникает чувство, что я общаюсь с его духом.

Ниже я привожу запись устного рассказа реальной истории, поведанной стариком.

01

Мои покойные родители, бывшая и нынешняя жены, трое дочерей и зять – никто не знал, что я работал в спецподразделении 701. Это был мой секрет. Но прежде всего это была государственная тайна. У любой страны есть свои тайны, есть секретные организации, секретное оружие, секретное… Я хочу сказать, что есть много секретов. Трудно представить, как жила бы страна, у которой нет тайн. Возможно, ее и не было бы, как не было бы айсберга без его скрытой, подводной части. Иногда я думаю, что несправедливо иметь тайну от своих родных на протяжении нескольких десятков лет, а то и всей жизни, но без этого наша страна, скорее всего, перестала бы существовать или же как минимум была бы такая опасность. Так пусть уж будет несправедливость.

Тайна – это не что-то постыдное. За всю свою засекреченную жизнь я не совершил ни одного неприглядного поступка. Мое подразделение, как вы знаете, это не какая-нибудь террористическая организация, а важная разведывательная служба, отвечавшая главным образом за радиоперехват и дешифровку. Следует отметить, что любая страна и армия имеют подобные органы, поэтому их тайное существование на самом деле известно всем. По-настоящему секретным было их географическое положение, личный состав, методы работы, трудности и успехи. Все это, хоть убей, не расскажу, потому что оно намного важнее моей жизни.

В нашем подразделении 701 таких людей, как А Бин, занимавшихся радиоперехватом, называли «слушающими ветер». Они зарабатывали на жизнь ушами, уши – это их оружие, их кусок хлеба и их история. Разумеется, будучи специальным органом, занимающимся прослушиванием и радиоперехватом, подразделение 701 собрало множество людей, обладавших особыми слуховыми способностями, они могли слышать и распознавать тончайшие нюансы, недоступные уху обычного человека. Поэтому их уши часто с уважением называли «уши попутного ветра». Он следовали за ветром – куда он дул, туда и поворачивались, от них не ускользал ни один звук, они знали все. Однако в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году наши «уши попутного ветра» друг за другом закрыл противник и они все превратились в глухих.

Дело было так. Весной того года внезапно на пятьдесят два часа замолчали радиосистемы всех высших органов Советской армии, за прослушивание которых мы отвечали. В таких огромных границах в течение столь длительного времени все без исключения многочисленные радиостанции хранили молчание. Это произошло впервые в истории всемирной радиосвязи. Если этого потребовала военная стратегия, то такой план был неслыханным, чем называть это военной стратегией, лучше сказать просто – сумасшествие. Сами посудите, за эти пятьдесят два часа сколько важнейших событий могло произойти? Да все что угодно! Поэтому такой ход противника был совершенным безумием!

Однако на этот раз результатом их безумия стала победа, в безмолвии прошли 52 часа, и ничего не случилось. Это была первая их победа, можно сказать, большая удача. Была еще вторая победа, в которой растворились наши кровные деньги. В течение этих пятидесяти двух часов они полностью сменили частоты, позывные и время связи на оборудовании разных армейских подразделений. Что это означало? Это значило, что с таким трудом собранные за десять с лишним лет все наработки для радиоперехвата, весь накопленный опыт и методы пошли прахом, превратившись в ноль. Таким образом, они откинули нас далеко назад, в одно мгновение весь наш кадровый состав, технологии, оборудование стали бесполезными, говоря нашим профессиональным языком, подразделение 701 «ослепло».

Представьте, насколько это было страшно в ту эпоху, когда в любой момент могла разразиться война!

02

Об этом событии доложили в вышестоящие инстанции, в итоге нам передали слова начальства: «Мы не любим воевать, но еще больше не любим пассивно терпеть удары».

Суть была предельно ясна: данную ситуацию следовало изменить.

Однако совершенно очевидно, что за короткое время подразделение 701 не смогло бы изменить положение, и, так как другого выхода не было, Генштаб был вынужден задействовать спецагентов, а именно привлечь сотрудников оперативного отдела. Однако риск таких разведданных был слишком велик, к тому же полученные таким образом сведения были ограниченны, это был вынужденный шаг. Чтобы полностью переломить ситуацию, сотрудникам, занимавшимся радиоперехватом, требовалось отыскать пропавшие радиостанции противника, другого выхода не было. Для этого подразделение 701 временно учредило специальную канцелярию, ответственную за поиски одаренных сотрудников. Возглавил работу канцелярии лично главный начальник подразделения 701 директор Те, непосредственное руководство осуществлял начальник отдела радиоперехвата У, в подчинении у которого было семь человек. Одним из них был я, в то время я выполнял обязанности начальника второго управления отдела радиоперехвата.

С помощью штаб-квартиры мы получили от дружественной организации двадцать восемь талантливых специалистов, обладавших определенной известностью среди тех, кто занимался радиоперехватом. Из них была составлена «группа спецопераций», каждый день в бескрайнем море радиочастот они искали пропавшие радиостанции. Мы прилагали двойные усилия, однако результат не радовал и даже вызывал тревогу. Группа спецопераций, а также изначально служившие в подразделении 701 сотрудники отдела радиоперехвата двадцать четыре часа в сутки трудились в поте лица, но в течение недели смогли уловить звуки вражеских радиостанций всего лишь на сорока пяти частотах, и то они в мгновение ока исчезали.

Следует сказать, что армейские радиостанции отличаются от гражданских. Последние используют неизменные частоты, а частоты военных радиостанций меняются как минимум трижды в день: утром одна, днем другая, ночью, третья – три дня составляют цикл. Таким образом, самая простая военная радиостанция пользовалась самое малое девятью частотами (три дня по три раза). Обычно у них было от пятнадцати до двадцати одной частоты, а на отдельных особых радиостанциях цикл смены частот мог достигать месяца или даже года, а то они и вообще были бессрочными, их каналы не повторялись ни разу.

Насколько нам было известно, у противника насчитывалось более ста действующих радиостанций. Другими словами, нам надо было обнаружить звуки их ста радиостанций, чтобы более-менее всесторонне изучить положение в стане врага, чтобы высшее руководство смогло выработать правильный стратегический план. Если исходить из того, что обычная радиостанция использовала восемнадцать частот, то получалось, восемнадцать умножить на сто равно одна тысяча восемьсот частот нам надо было обнаружить. А сейчас прошла неделя, а мы нашли лишь сорок пять, что составляло всего два с половиной процента от необходимого количества. Если смотреть по этой ситуации, то нам потребовалось бы двадцать пять недель, то есть приблизительно полгода, чтобы восстановить привычный порядок радиоперехвата. А лимит времени, ограниченный для нас штаб-квартирой, составлял только три месяца.

Очевидно, мы столкнулись с суровой реальностью!

03

Звучит странно, но в одной организации он был крупным начальником, а я – мелким, мы должны были пересекаться, но этого не произошло, и это удивительно. Я имею в виду, что никогда раньше не встречался с нашим директором Те, лишь изредка случайно сталкивались пару раз, здоровались кивком головы и все. У меня было впечатление, что он высок ростом, крепкого телосложения, выглядел представительно, но с людьми обращался безразлично, с каменным лицом, был всегда серьезен, словно ушедший на покой воин. Все в нашем подразделении боялись его, опасались, что он может однажды взорваться, поэтому ему придумали кличку «Мина», что значило, что лучше его не трогать. В тот день я как раз разговаривал по телефону, когда он в крайнем возмущении ворвался в мой кабинет, без лишних слов подошел ко мне, вырвал трубку из рук и начал ругаться:

– Я уже полчаса вам звоню, а у вас все занято! Отвечайте: кому вы звоните? Если не по работе, то я сниму вас с должности!

Хорошо, что наш начальник У смог подтвердить, что звонил я по делу, да еще и связывался с сотрудниками отдела радиоперехвата, меня нельзя было ни в чем упрекнуть, иначе моя должность уплыла бы на небо. Из этого видно, что его прозвище Мина соответствовало действительности.

Успокоившись, начальник (директор Те) высказал сомнения в том, правильно ли мы подбираем талантливых сотрудников, он считал, что мы ищем лишь в определенном кругу, уже привлекли или сейчас привлекаем всего лишь выдающихся работников радиоперехвата, а подразделению 701 требуются люди с выдающимися слуховыми способностями, возможно гении. Он предложил хорошенько подумать, выйти за пределы нашего узкого круга, поискать среди людей, не связанных с разведкой, необходимые таланты.

Вопрос был в том, где их искать.

В определенном смысле это было сложнее, чем найти пропавшие радиостанции.

После такой необоснованной претензии казалось, что он совсем утратил разум. На самом деле это было не так. На самом деле он уже разузнал про одного человека, фамилия которого была Ло, когда-то он был настройщиком музыкальных инструментов в оркестре ЦК Гоминьдана, он настраивал пианино для самой Сун Мэйлин[5 - Сун Мэйлин (1897–2003) – супруга Чан Кайши, главы партии Гоминьдан в 1930-1960-х годах.], которая высоко его ценила и даже подарила свиток с каллиграфически написанными ею лично иероглифами «Треухий Ло». До Освобождения[6 - 1949 год.] в Нанкине имя Ло было тесно связано с именем мадам Чан[7 - Имеется в виду Сун Мэйлин.], ходили даже сплетни об их романе. А после Освобождения он сменил имя на Ло Шань, переехал в Шанхай и сейчас работал преподавателем в Шанхайской консерватории. Перед уходом директор оставил начальнику нашего управления координаты для связи с этим человеком и специальный пропуск, лично подписанный главой штаб-квартиры (одним известным руководителем), и потребовал немедленно послать людей, чтобы «пригласить» Ло Шаня в подразделение 701.

Я несколько лет работал в Шанхае, все там хорошо знал. Возможно, именно поэтому начальник возложил эту обязанность на меня.

04