Последнее шоу

Сдержав вспышку гнева, она вернулась к работе.

– Когда мы уезжали из конторы, не обратил внимания, есть кто в отделе нравов?

– Ага. Там у них какая-то движуха, – ответил Дженкинс. – Какая именно, не знаю. Пистоль-Пит заходил в комнату для отдыха. Кофе варил.

Отступив от кровати, Бэллард пролистала галерею смартфона, пока не дошла до фотографии лица. Сбросила снимок Питу Мендесу из отдела нравов. Добавила текст:

Рамона с бульвара Санта-Моника. Узнаёшь?

Мендес был легендой «шестерки» – по разным причинам – увы, не всегда лестным. Почти все время он работал на спецоперациях отдела нравов. В молодости на него не раз цепляли прослушку и выпускали на панель: изображать проститута. Записи – штука важная: услышав их на допросе, подозреваемый, как правило, признаёт вину. Одна из этих пленок до сих пор пользовалась успехом. Ее включали, когда отдел провожал кого-нибудь на пенсию или собирался на вечеринку. Однажды Мендес стоял на бульваре Санта-Моника, и тут к нему подъехал потенциальный клиент. Прежде чем заговорить о цене, он задал Мендесу ряд вопросов: например, какова длина его пениса в эрегированном состоянии – само собой, другими словами.

Мендес ответил, что дюймов шесть.

Не сказав больше ни слова, разочарованный клиент укатил прочь. Через несколько секунд к Мендесу подрулил сидевший неподалеку сержант-куратор. Их разговор также остался на пленке.

– Мендес, нам нужны аресты, – отчитал его сержант. – В следующий раз, когда спросят, какого размера у тебя член, хотя бы преувеличивай.

– А я что сделал?! – огрызнулся Мендес, и это стало началом его вечного позора.

Бэллард сдвинула занавеску, чтобы посмотреть, там ли Смит, но их с Тейлором уже и след простыл. Она подошла к диспетчерской стойке, Дженкинс последовал за ней.

– Бэллард, Дженкинс, полиция Лос-Анджелеса, – обратилась она к медсестре. – Мне нужно поговорить с врачом, который ведет пациентку из четвертого бокса.

– Сейчас он во втором, – сказала медсестра. – Подождите, скоро выйдет.

– Когда у пациентки операция?

– Как только будет свободная операционная.

– Ей сделают проверку на изнасилование? Анальный мазок? И еще нам понадобятся обрезки ногтей. Поможете?

– Врачи будут бороться за ее жизнь. Это в приоритете. Об остальном договаривайтесь с врачом.

– Об этом я и прошу. Мне нужно…

В руке у Бэллард завибрировал телефон, она отвернулась. Мендес прислал ответ. Бэллард прочитала его Дженкинсу:

Рамона Рамон, дракон. Настоящее имя Рамон Гутьеррес. Был у нас пару недель назад. Список приводов длиннее, чем его член до операции.

– Милая формулировка.

– Особенно если учесть, какой у него самого размер, – добавил Дженкинс.

Драконами в отделе нравов называли трансгендеров всех мастей. Различий между ними не делали, и словечко это считалось приемлемым. Бэллард и сама пару лет поработала приманкой, так что знала сленг и представляла себе психологию ребят из отдела. Не важно, сколько часов групповой терапии убьют на этот вопрос: если прозвище прилипло, то навсегда.

Бэллард взглянула на Дженкинса. Но прежде чем успела открыть рот, он произнес:

– Нет.

– Что «нет»?

– Я знаю, что ты собираешься сказать. Что хочешь взять это дело.

– Оно для вампиров, его нужно вести по ночам. Сдадим в отдел секс-преступлений, и будет так же, как с Лантаной, – покачала головой Бэллард. – Его отложат в долгий ящик. Они работают с девяти до пяти, и в итоге никто ничего не сделает.

– Все равно нет. Нам платят не за это.

Вот в чем была их основная нестыковка. Они работали в ночную смену. Так называемый ночной сеанс, последнее, можно сказать, шоу. Выезжали на место преступления, где требовался детектив, чтобы собрать первоначальные показания или подтвердить самоубийство. Брали одно дело за другим, но ни одного не оставляли себе. Писали первичный рапорт, а утром передавали дело в соответствующий отдел. Грабеж, изнасилование, кража со взломом, угон автомобиля и так далее и тому подобное. Иногда у Бэллард возникало желание довести хоть что-нибудь до конца. Но им платили не за это, и Дженкинс ни на йоту не отступал от инструкции. Он тоже работал «с девяти до пяти»: строго от звонка до звонка, разве что в ночную смену. У него была больная жена, и утром, когда она проснется, Дженкинс хотел быть дома. Сверхурочные его не интересовали – ни дела, ни деньги.

– Ну же, – взмолилась Бэллард, – что еще мы можем сделать?

– Съездим на место преступления. Посмотрим, действительно ли его можно так называть, – сказал Дженкинс. – Потом в контору. Напишем два рапорта: по этому парню и по старушке. Если повезет, вызовов больше не будет и до рассвета мы просидим над бумажками. Поехали.

Дженкинс шагнул к выходу, но Бэллард осталась на месте. Развернувшись, он подошел к ней и осведомился:

– Что?

– Это дело рук настоящего злодея, Дженкс, – сказала Бэллард. – И ты прекрасно это знаешь.

– Вот только не нужно опять сворачивать на эту дорожку, потому что я с тобой не пойду. Мы же видели такое сотни раз. Парень катается по незнакомым улицам, видит телочку, тормозит. Договаривается, отвозит ее на парковку, а у телочки под мини-юбкой писюн. Парня накрывает покупательское раскаяние, он забивает телочку с писюном до полусмерти и едет себе дальше.

Он еще не закончил подводить итоги, а Бэллард уже мотала головой.

– А как же укусы? – возразила она. – А как же кастет? Это спланированная расправа. Рамона была связана, и довольно долго. Здесь действовал настоящий злодей, и я хочу оставить это дело себе, чтобы принести хоть какую-то пользу – так, для разнообразия.

Строго говоря, Дженкинс был старшим напарником, и в подобных случаях решающее слово оставалось за ним. При желании Бэллард могла воззвать к начальству, но ради партнерства решение должно быть принято на месте.

– Значит, так. Я метнусь на место преступления, а потом сяду за писанину, – произнес Дженкинс. – Взлом пойдет на стол краж, а это дело – на стол преступлений против личности. Или даже к ребятам из убойного, ибо, как по мне, тот парнишка выглядит неважно. Я все сказал.

Озвучив свое решение, он снова повернулся к двери. Дженкинс служил так давно, что до сих пор называл отделы столами. В девяностых именно так и было: маленькие столы сдвигали вместе, чтобы получился один огромный: стол краж, стол преступлений против личности и так далее.

Бэллард собиралась последовать за ним, но, кое-что вспомнив, вернулась к медсестре и спросила:

– Где одежда потерпевшей?

– Ее уже упаковали, – ответила медсестра. – Минутку.

Остановившись у двери, Дженкинс оглянулся. Бэллард подняла палец: мол, подожди. Медсестра достала из шкафчика пластиковый пакет со всеми вещами Рамоны. Негусто: дешевая бижутерия и усыпанное блестками платье. На цепочке с двумя ключами – крошечный газовый баллончик. Ни кошелька, ни денег, ни телефона. Медсестра протянула пакет Бэллард.

Та дала ей свою визитку и попросила передать врачу, чтобы он с ней связался. Потом догнала напарника. Вместе они прошли сквозь автоматические двери и оказались на заднем крыльце. И тут у Бэллард снова зазвонил телефон. Она взглянула на экран. Начальник смены, лейтенант Манро.

– Лейтенант?

– Бэллард, вы с Дженкинсом еще в Голливудском центре?

По голосу было ясно: что-то случилось. Замолчав, Бэллард жестом велела Дженкинсу подойти.

– Уже уходим. А что?