Темная сторона демократии

Батиша Ходжа, семидесяти четырех лет, сидела на кухне со своим мужем Изетом, семидесяти семи лет, и грелась у печки. Они слышали взрывы, но не понимали, что сербские войска уже вошли в город. Внезапно дверь распахнулась, в кухню ворвалось пять-шесть солдат, которые начали спрашивать: «Где ваши дети?»

По словам Батиши, они начали бить Изета «так сильно, что он упал на пол». Они били его ногами, требовали денег и информацию о том, где находятся сыновья пожилой пары. Они убили Изета, когда он лежал на полу и смотрел на них. «Они трижды выстрелили ему в грудь», – вспоминает Батиша. В присутствии умирающего мужа солдаты сняли с ее пальца обручальное кольцо.

«Я до сих пор чувствую боль», – говорит Батиша. Они стреляли в воздух и в конце концов пинками выгнали на улицу Батишу и десятилетнего мальчика, проживавшего с ними.

«Я даже не успела выйти из ворот, когда они все подожгли…» Тело ее мужа было охвачено пламенем. В этот момент она была парализована. Она стояла на улице под дождем без дома, без мужа, не имея ничего за душой, кроме одежды, которая была на ней. Кончилось дело тем, что мимо проехал трактор с незнакомыми людьми, которые втащили ее в машину. Дочь Батиши впоследствии нашла ее в лагере беженцев на севере Албании.

Нежно глядя на совместную фотографию с Изетом, Батиша бормочет: «Никто не понимает, что мы видели и что пережили. Только Бог знает»[24 - Мы это тоже знаем благодаря репортеру Los Angeles Times Джону Данишевскому, чей подробный репортаж о происходившем в Беланице был опубликован 25 апреля 1999 г. – Примеч. авт.].

Вот так кровавая этническая чистка обрушилась на одно из семейств в деревне Беланица, что в Косово, в последний год ХХ века. Исполнителями были сербы, прибегавшие к убийствам и нанесению увечий, чтобы запугать местных албанцев и заставить их бежать. После этого страну могли занять сербы, как они говорили, «по историческому праву». Сейчас в Косово ситуация изменилась с точностью до наоборот. Начиная с 1999 г. албанцы изгоняют сербов. Косово сейчас очищено, но не от албанцев, а практически от всего сербского населения.

Измените название народов и стран, и такой инцидент мог бы произойти в течение нескольких веков практически везде на земном шаре – в Австралии, Индонезии, Индии, России, Германии, Ирландии, Соединенных Штатах, Бразилии. Этнические чистки – одно из главных зол Современности. Мы знаем теперь, что холокост евреев, хоть и уникальный в ряде отношений, не представляет ничего уникального как случай геноцида. К счастью, геноцид случается редко, но более «мягкие» и все-таки кровавые чистки происходят значительно чаще.

Эта книга предлагает объяснение подобных злодеяний. Для ясности я изложу его здесь вкратце, в форме восьми тезисов общего характера. Они следуют по порядку от наиболее общего к частному, от большого к малому, постепенно дополняя и развивая общую картину. Я надеюсь, что мне удастся обосновать их по ходу книги, подробно рассматривая худшие случаи чисток – те, при которых происходили массовые убийства.

Мой первый тезис относится к исторической эпохе, в которую кровавые чистки стали распространенным явлением. Кровавые чистки есть феномен современный, представляющий собой темную сторону демократии. Я хочу с самого начала пояснить, что не считаю их обычным спутником демократического способа правления. Лишь малое число демократических режимов запятнало себя кровавыми чистками. Я вовсе не отрицаю демократический идеал – напротив, я его поддерживаю. Однако демократия всегда предполагала возможность тирании большинства над меньшинствами, и эта возможность оборачивается зловещими последствиями в некоторых разновидностях полиэтнических обществ.

Этот тезис делится на две части – часть, относящуюся к Современности, и часть, относящуюся к демократии. Этнические чистки являются неотъемлемым признаком Современности. Хотя они были известны и в предшествующей истории (и, видимо, имели распространение среди крошечных групп, преобладавших в доисторические времена), именно в Новое время они стали более частыми и разрушительными. В ХХ в. в этнических конфликтах погибло более 70 миллионов человек – цифра, на фоне которой человеческие потери предыдущих столетий кажутся ничтожными. Кроме того, войны, которые ведутся конвенциональным оружием, во все большей степени делают своей мишенью целые народы. Если в Первую мировую войну доля гражданских лиц среди погибших не достигала 10 %, то во Вторую мировую войну она превысила половину, а в войнах 90-х гг. XX в. составляла более 80 %. Войны между государствами больше не являются основной причиной насильственной смерти; на смену им приходят гражданские войны, в большинстве случаев носящие этнический характер. В таких войнах погибло примерно 20 миллионов человек, хотя более точные цифры указать затруднительно (приблизительные оценки даны в: Chesterman, 2001: 2; Fearon & Laitin, 2003; Gurr, 1993, 2000; Harff, 2003; Markusen & Kopf, 1995: 27–34).

Когда я пишу эти строки (2003 г.), этнические и религиозные конфликты продолжают тлеть в Северной Ирландии, Стране Басков, на Кипре, в Боснии, Косово, Македонии, Алжире, Турции, Израиле, Ираке, Чечне, Азербайджане, Афганистане, Пакистане, Индии, Шри-Ланке, Кашмире, Бирме, на Тибете, в китайском Синьцзяне, на островах Фиджи, на Южных Филиппинах, на ряде островов Индонезии, в Боливии, Перу, Мексике, Судане, Сомали, Сенегале, Уганде, Сьерра-Леоне, Либерии, Нигерии, Конго, Руанде и Бурунди. Более чем в половине случаев имеет место серьезное кровопролитие. Когда вы читаете эти строки, один из этнических кризисов, вероятно, взрывается насилием на вашем телеэкране или на газетной странице, тогда как другие взрывы не вызывают достаточного интереса у журналистов. В XX в. хватало ужасов. Видимо, XXI в. будет еще хуже.

Травма 11 сентября 2001 г. и вызванная ею «война с террором» довели факт кровавых этнических и религиозных конфликтов до сознания всего мира. Особенно сильным был шок в процветающих странах Севера, которые в течение последнего полувека были защищены от подобных ударов. Ни террористический акт 11 сентября, ни ответные удару по Афганистану и Ираку не имели своей целью этническую чистку, но они сразу же вписались в контекст этнорелигиозных конфликтов, чреватых чистками, – между израильтянами и палестницами, суннитами и шиитами, иракцами и курдами, русскими и чеченцами, мусульманами и индусами в Кашмире, а также между различными афганскими племенами. Эти конфликты подчиняют себе даже международную политику великих держав.

Таким образом, к несчастью для нас, кровавые этнические чистки не являются чем-то «примитивным» или чуждым нам. Они плоть от плоти нашей цивилизации. Большинство справедливо связывает их с ростом национализма в мире. Однако национализм становится очень опасным, только когда он политизирован и когда он представляет собой извращение свойственного Современности стремления построить демократию в рамках нации-государства. Демократия означает власть народа. Но в эпоху Современности слово «народ» относится одновременно к двум вещам. Первая – то, что греки обозначали словом демос, то есть обычный народ, население, массы. Таким образом, демократия – это власть обычного народа, власть масс. Однако в нашей цивилизации слово «народ» обозначает также нацию или, если пользоваться другим греческим термином, этнос, этническую группу – людей, объединенных общей культурой и ощущением общего наследия и отличающихся от других людей. Однако если народ правит в своем национальном государстве и если народ определяется при этом в этнических терминах, то этническое единство может приобретать большее значение, чем гражданское многообразие, без которого невозможна демократия. Если такой народ находится у власти, то что произойдет с людьми, принадлежащими к другим этническим группам? Ответы часто бывали неприятными – особенно если одна из этнических групп образует большинство, потому что тогда ее «демократическая» власть становится также тиранической. Как показывает Виммер (Wimmer, 2002), в эпоху Современности общество структурировано по этническому и националистическому принципу, ибо такие институты, как гражданство, демократия и социальная защита, увязаны с исключением на этнической и национальной почве. Я готов признать, что некоторые другие элементы современной реальности играют подчиненную роль в процессах, приводящих к чисткам. Мы увидим, что каста профессиональных военных в некоторых странах подвергается соблазну ведения войн на уничтожение врага, а такие идеологии Современности, как фашизм и коммунизм, в одинаковой степени отличаются беспощадностью. Однако за всем этим стоит представление, что враг, которого нужно уничтожить, – это целый народ.

Для ясности я разобью первый тезис на несколько подпунктов.

1а. Кровавые этнические чистки представляют собой фактор риска в эпоху демократии, потому что в ситуации полиэтничности идеал народной власти привел к переплетению демоса и доминирующего этноса, создавая органические концепции нации и государства, которые поощряли чистки по отношению к меньшинствам. В более поздние времена социалистический идеал демократии также оказался извращен, когда понятие демоса было переплетено с понятием пролетариата, рабочего класса, создавая давление, направленное на уничтожение других классов. Здесь в самых общих чертах намечены пути, на которых демократические идеалы приводят к кровавым чисткам.

1б. В колониях Нового времени демократические режимы, созданные поселенцами, часто оказывались намного более жестокими, чем более авторитарные колониальные правительства. Чем больше поселенцы контролировали колониальные учреждения, тем более кровавыми становились чистки. Это будет показано в главе 4. Здесь яснее всего видна связь между демократическими режимами и массовыми убийствами.

1в. Государства, где процессы демократизации только начались, в большей степени способны на кровавые этнические чистки, чем стабильные авторитарные режимы (об этом пишет также: Chua, 2004). Когда в полиэтническом окружении авторитарный режим ослабевает, демос и этнос, скорее всего, переплетаются. В отличие от этого, стабильные авторитарные режимы стремятся править по принципу «разделяй и властвуй». Это заставляет их стремиться уравновесить требования различных групп, включая этнические группы. Некоторые режимы, отличающиеся высокой степенью авторитарности, представляют собой исключение. Они мобилизуют большинство против «враждебных меньшинств», опираясь на массовую партию власти. Нацистский режим и коммунистические режимы, которые обсуждаются в главах 7–11, представляли собой диктатуры, а не демократии, хотя они возникли в контексте кажущейся демократизации, которую они впоследствии использовали в своих целях. Они мобилизовали народ в качестве этноса или пролетариата и представляют собой частичное исключение из этого подпункта.

1 г. Стабильные демократии представляют меньший риск кровавых чисток, чем авторитарные режимы или режимы, находящиеся в процессе демократизации. В условиях стабильной демократии гарантированы не только выборы и власть большинства, но и конституционные гарантии для меньшинств. Но прошлое этих стран не было столь похвальным. В большинстве случаев проводились этнические чистки, достаточные для того, чтобы создать гражданский коллектив, носящий в целом моноэтнический характер. В прошлом чистки и демократизация шли рука об руку. Либеральные демократии вырастали на субстрате этнических чисток, хотя за пределами колоний это принимало формы не массовых убийств, а организованного принуждения.

1д. Режимы, в настоящее время осуществляющие кровавые чистки, никогда не являются демократическими, так как это было бы противоречием в терминах. Приведенные выше подпункты, таким образом, относятся к ранним фазам эскалации этнического конфликта. Безусловно, по мере эскалации соответствующие режимы становятся все менее демократическими. Темная сторона демократии, таким образом, представляет собой извращение либеральных или социалистических идеалов демократии, происходящее с течением времени.

Принимая во внимание эти сложные отношения, мы не сможем в современном мире найти простой формулы, связывающей демократию и этнические чистки, как это подтверждают Фирон и Лейтин (Fearon & Laitin, 2003) в своем количественном исследовании недавних гражданских войн, носящих в большинстве случаев этнический характер. Но я не занимаюсь статическим сравнительным анализом. Мой анализ является историческим и динамическим: кровавые чистки перемещались по миру по мере его модернизации и демократизации. В прошлом они происходили главным образом среди европейцев, которые изобрели демократическое национальное государство. Страны, населенные европейцами, в настоящее время вполне демократичны, но в большинстве своем они также подвергались этническим чисткам (см. подпункт 1 г). Сейчас эпицентр чисток передвинулся в южную часть мира. Покуда человечество не примет меры, этнические чистки будут расширяться – до тех пор, пока миром не станут управлять демократии (надо надеяться, не прошедшие этнических чисток). Впоследствии станет легче. Но если мы хотим избавиться от этого явления быстрее, нам придется взглянуть в лицо темной стороне демократии.

Враждебность на этнической почве возникает там, где этническая принадлежность вытесняет классовую в качестве основной формы социальной стратификации. При этом чувства, близкие к классовой ненависти, направляются в русло этнического национализма. Этнические чистки в прошлом были редкостью, потому что большинство обществ в истории делилось на классы. В этих обществах доминировала аристократия или какие-то другие разновидности олигархии. Эти правящие классы редко имели с простым народом общую культуру или этническую идентичность. По существу, доминирующие группы презирали народ, практически не считая его за людей. Народ стратифицировался по классовому признаку – класс вытеснял этническую принадлежность.

Даже в первых обществах современного типа доминировала классовая политика. Либеральные государства, основанные на принципе представительства, возникли как форма достижения компромисса в классовом конфликте, давая враждующим группам ощущение принадлежности к единым народу и нации. В этих государствах допускалось определенное этническое многообразие. Но там, где в борьбу за демократию включается целый народ, борющийся с властью, воспринимаемой как чужая, возникает чувство этнической принадлежности, часто вбирающей в себя эмоции классового характера. Народ воспринимает себя как «пролетарскую» нацию, добивающуюся базовых демократических прав в борьбе с империалистическими нациями, составляющими высшие классы общества и претендующими на то, что они несут цивилизацию своим отсталым народам. В настоящее время борьба палестинцев, безусловно, носит «пролетарскую» окраску, причем враг определяется как эксплуататорский, колониальный Израиль, за которым стоит американский империализм. При этом израильтяне и американцы утверждают, что защищают цивилизацию от примитивных террористов. Подобной аргументацией в прежние времена пользовались враждующие классы.

Этнические различия переплетаются с другими социальными различиями – в первую очередь классовыми, региональными и гендерными. Этнонационализм набирает особую силу там, где его подпитывают другие виды эксплуатации. Самым серьезным недостатком недавних работ, посвященных этническому национализму, является почти полное игнорирование классовых отношений (см.: Brubaker, 1996; Hutchinson, 1994; Smith, 2001). Другие авторы ошибочно считают класс материальной категорией, а этническую принадлежность – эмоциональной (Connor, 1994: 144–164; Horowitz, 1985: 105–135). Они делают ошибку, подобную той, которую допускали авторы прежних поколений, считавшие главным классовый конфликт и игнорировавшие этническую принадлежность. В наше время верно обратное, и это относится не только к авторам из академической среды. Наши средства массовой информации широко освещают этнические конфликты, в значительной степени игнорируя классовую борьбу. Тем не менее эти два типа конфликтов подпитывают друг друга. Палестинцы, даяки, хуту и прочие верят, что подвергаются материальной эксплуатации. Большевики и маоисты полагали, что нацию эксплуатируют классы помещиков и кулаков. Игнорирование этнической и классовой принадлежности одинаково ошибочно. Иногда может доминировать та или другая форма конфликта, но она будет поглощать другую. То же самое можно сказать об эмоциях, связанных с гендерной и региональной принадлежностью.

Безусловно, кровавые чистки не происходят между соперничающими этническими группами, которые отделены друг от друга, но пользуются равенством. Одних только различий недостаточно, чтобы создать такой конфликт. Проблемы создает не противостояние христиан мусульманам, а ситуации, в которых мусульмане чувствуют, что их угнетают христиане (или наоборот). Если бы Южная Африка действительно осуществляла свою программу апартеида – раздельного развития рас, пользующихся равенством, – африканцы бы не восстали. Они восстали, поскольку апартеид был прикрытием для расовой эксплуатации африканцев белыми. Для развития серьезного этнического конфликта одна этническая группа должна рассматриваться как эксплуатирующая другую. В свою очередь, имперские угнетатели отвечают праведным гневом на попытку утопить их «цивилизацию» в «примитивизме» – точно так же, как поступают высшие классы общества, когда им угрожает революция.

Ситуация оказывается в опасной близости от кровавой чистки, когда (а) движения, претендующие на представительство двух достаточно древних этнических групп, выдвигают заявку на создание собственного государства на одной и той же территории или ее части и (б) эта заявка им кажется легитимной и имеющей определенные шансы на осуществление. Почти во всех опасных случаях в конфликте участвуют две этнические группы, обе группы достаточно сильны, и взаимно противоречащие претензии на политический суверенитет накладываются на давно сформировавшееся ощущение этнического различия – хотя это ощущение и не связано с тем, что принято называть старинной враждой. В результате постоянных взаимопротиворечащих притязаний на политический суверенитет этнические различия раздуваются до серьезной ненависти, и конфликт выходит на опасный уровень чистки. Я выделяю четыре основных истока власти в обществе: идеологический, экономический, военный и политический. Кровавый этнический конфликт связан прежде всего с отношениями политической власти, хотя по мере своего развития он затрагивает также отношения идеологической, экономической и в конечном счете военной власти. Я предлагаю главным образом политическое объяснение этнических чисток.

Ситуация оказывается на грани кровавой чистки тогда, когда осуществляется один из двух альтернативных сценариев. (4а) Более слабая сторона получает импульс к борьбе, а не к подчинению (поскольку подчинение делает конфликт менее кровавым), полагая, что помощь придет со стороны — обычно из соседней страны, возможно представляющей собой этническую родину участников конфликта, – как в модели, сформулированной в работе Брубейкера (Brubaker, 1996). При таком сценарии обе стороны предъявляют политические претензии на одну и ту же территорию – и обе верят, что имеют достаточные ресурсы для их осуществления. Так произошло, в частности, в случае Югославии, Руанды, Кашмира и Чечни. Нынешняя американская война с терроризмом именует терроризмом именно такую внешнюю поддержку и стремится положить ей конец.

(4б) Сильнейшая сторона настолько уверена в своей превосходящей военной силе и идеологической легитимности, что считает себя способной осуществить чистку без особого физического и морального риска. Так происходит в случаях колониального поселенчества, которые мы рассматриваем далее: в Северной Америке, в Австралии и на черкесских землях. В случае армян и евреев мы имеем дело со смешанным сценарием, поскольку господствующая сторона – турки и немцы – полагала, что должна нанести первый удар прежде, чем более слабая сторона – армяне и евреи – заключит союз с гораздо более грозными силами извне. Все эти ужасные события были результатом взаимодействия между двумя сторонами. Мы не можем объяснить эскалацию насилия на этнической почве исключительно с точки зрения действий и убеждений исполнителей. Мы должны проанализировать взаимодействие между исполнителями чисток и их жертвами, а также их взаимодействие с другими группами. Ведь совсем не во всех случаях, в которых взаимодействуют две этнические группы, дело доходит до кровавых чисток. Сначала одна из сторон или обе стороны должны сделать выбор в пользу борьбы, а не в пользу маневрирования и поиска компромисса, а такой выбор случается редко.

Грань кровавых чисток оказывается перейденной, когда государство, осуществляющее суверенитет над спорной территорией, подвергается расколу и радикализации, находясь при этом в нестабильном геополитическом окружении, которое обычно ведет к войне. Подобные политические и геополитические кризисы ведут к появлению радикалов, призывающих к более жесткому обращению с теми, кого они считают этническими врагами. Там, где этнический конфликт между соперничающими группами имеет давнюю историю, он обычно подвергается определенной ритуализации, носит циклический и управляемый характер. Напротив, настоящие кровавые чистки происходят неожиданно, первоначально не планируются и вызываются к жизни посторонними кризисами, такими как война. В случаях, когда государство и геополитическая обстановка сохраняют стабильность, даже серьезные этнические конфликты обычно цикличны и могут управляться на более низких уровнях насилия (см. главу 16, посвященную современной Индии). В случаях же, когда политические институты нестабильны и затронуты войной, насилие может вылиться в массовые убийства, что подтверждается работой Харфа, посвященной политическим чисткам во всем мире (Harff, 2003).

Существуют различные формы политической нестабильности. Некоторые государства находятся в состоянии раскола и распада (например, государство хуту в Руанде); другие были захвачены и заново подверглись консолидации, решительно подавляя инакомыслие и раскол (как государство нацистов). В некоторых государствах, возникших совсем недавно, консолидация носила очень неровный характер (например, в Боснии и Хорватии). Но здесь речь не идет о стабильных и целостных государствах, неважно – демократических или авторитарных. Не будем мы говорить и о несостоявшихся государствах (failed states), в которых, по мнению политологов, существует наибольшая вероятность возникновения гражданских войн (Конго начала XXI в. представляет собой исключение). Этнические чистки в их наиболее кровавых стадиях обычно проводятся государствами, а это требует от государства известной устойчивости и согласованности действий.

Кровавые чистки редко являются изначальным намерением виновных. Крайнюю редкость представляют собой злые гении, с самого начала замышляющие массовые убийства. Даже Гитлер не был таким. Намерение осуществить кровавую чистку обычно возникает как План В, который разрабатывается только после того, как проваливаются первые две программы борьбы с тем, что создатели этих планов считают этнической угрозой. План А обычно подразумевает продуманное решение, представляющее собой компромисс, или прямое подавление. План Б носит более репрессивный характер, чем провалившийся план А; он принимается поспешно в ситуации нарастающего насилия и определенной политической дестабилизации. Когда оба плана проваливаются, некоторые из разработчиков государственной политики начинают искать еще более радикальные решения. Чтобы понять эту динамику, нужно проанализировать непредусмотренные последствия серии действий, ведущих к эскалации. Планы, последовательно сменяющие друг друга, могут вести к эскалации, как логически вытекающей из их характера, так и представляющей собой результат более случайных обстоятельств. Создатели планов могут с самого начала обладать решимостью избавиться от тех, кто не принадлежит к их этнической группе; когда более мягкие методы не дают результатов, они с почти логической необходимостью идут на эскалацию, полные твердой решимости преодолевать препятствия все более и более радикальными средствами. Это относится к Гитлеру и его пособникам: окончательное решение еврейского вопроса выглядит не случайностью, а логичной эскалацией идеологии, беспощадно устранявшей все препятствия на своем пути. С другой стороны, для младотурок окончательное решение армянской проблемы в значительно большей степени было результатом привходящих обстоятельств, порожденных ситуацией 1915 г., которую они считали неожиданной и отчаянной.

Утверждение о том, что этнические чистки не всегда были результатом изначального намерения и отчасти порождались случайными обстоятельствами, создает моральный дискомфорт. Мне часто приходится спорить с теми, кто говорит от имени жертв. Безусловно, геноцид евреев, армян, тутси, туземных народов, подвергшихся колонизации, а также некоторых других, был осуществлен намеренно. Доказательств этому существует огромное количество. Однако выжившие жертвы этнических чисток любят подчеркивать, что их палачи действовали по заранее составленному плану. Это, видимо, связано главным образом со стремлением найти смысл в страданиях. Что может быть хуже, чем считать такие крайние формы страдания случайностью? Вспомним слова Эдгара в «Короле Лире»:

Мы для богов – что мухи для мальчишек:

Им наша смерть – забава[25 - Перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник. – Примеч. ред.].

Я думаю, что эта теория неплохо объясняет человеческое общество, но вряд ли мое мнение разделяет большинство жертв. Я вовсе не утверждаю, что кровавые чистки носят случайный характер, а только то, что их причины значительно более сложны и в большей степени включают случайные факторы, чем это допускают теории, в центре которых стоит обличение виновных. В конечном счете они осуществляются намеренно, однако путь к этому намерению обычно извилист.

Существует три категории виновных в чистках: (а) радикальные элиты, использующие партократические государства; (б) группы активистов, создающие парамилитарные формирования, и (в) группы, составляющие социальную базу, обеспечивающие массовую поддержку, хотя это и не поддержка большинства. Элиты, активисты и группы сторонников необходимы для того, чтобы состоялась кровавая чистка. Мы не можем обвинять в ней злонамеренных лидеров или целые народы. В таком случае мы бы приписывали лидерам поистине магические способности к манипуляции или целым народам удивительное единомыслие. И то и другое противоречит всему, что социологи знают о природе человеческого общества. Во всех рассмотренных мною случаях элиты, активисты и группы сторонников сложным способом связаны и образуют общественные движения, которые, подобно другим общественным движениям, отражают соотношение сил, существующих в обыденной жизни. Власть осуществляется тремя путями: сверху вниз в случае элит, снизу вверх в случае давления народных масс и силовым образом «сбоку» в случае парамилитарных формирований. Все эти формы давления взаимодействуют, создавая отношения, существующие в любом общественном движении, в первую очередь иерархические, товарищеские и карьерные. Эти отношения оказывают сильное влияние на мотивы виновных в чистках, как мы это сейчас увидим.

Исследование групп, составляющих социальную базу сторонников кровавых чисток, показывает, что они пользуются большей поддержкой в среде, где популярна комбинация национализма, этатизма и насилия. Основные группы – это этнические беженцы и жители пограничных районов, находящихся под угрозой; люди, больше других зависящие от государства в том, что касается жизнеобеспечения и ценностей; те, кто живет и работает за пределами основных секторов экономики, порождающих классовые конфликты (работники этих секторов чаще предпочитают классовую модель конфликта этнонациональной); люди, воспитанные на том, что физическая сила и насилие представляют собой способ решения социальных проблем или двигатель личного роста, например солдаты, полицейские, преступники, хулиганы и спортсмены; наконец, те, которых привлекает идеология мачо, – молодые мужчины, стремящиеся к самоутверждению и часто подчиняющиеся мужчинам старше себя, которые в юности прошли социализацию на более ранней стадии конфликта. Таким образом, основные оси, по которым стратифицируются участники движений, выступающих за чистки, – это место проживания, экономический сектор, пол и возраст. Радикальные этнонационалистические движения обычно сохраняют нормальную классовую структуру: лидеры происходят из высших и средних классов общества, рядовые сторонники из более низких, тогда как по-настоящему грязную работу часто делает рабочий класс. В этой книге я подвергну исследованию мотивацию карьеры и взаимодействия всех этих групп.

Наконец, обычные люди втягиваются в кровавые этнические чистки через нормальные социальные структуры, и их мотивы носят гораздо более обыденный характер. Для понимания этнических чисток социология власти и силы нужна значительно больше, чем специальная психология, представляющая виновников как людей психически неуравновешенных или больных, хотя к некоторым это и может относиться. Как отмечает психолог Чарны (Charny, 1986: 144), «массовые убийцы часто совершенно обычные люди – те, кого, согласно определению, принятому в психиатрии, мы называем нормальными».

Оказавшись в соответствующей ситуации или социальной среде, каждый из нас может принять участие в кровавой этнической чистке. Ни одна нация или этническая группа от этого не застрахована. В прошлом кровавые чистки осуществляли многие американцы и австралийцы; некоторые евреи и армяне – самые пострадавшие народы XX в. – недавно осуществляли акты жестокости против палестинцев и азербайджанцев (и, в свою очередь, некоторые представители палестинцев и азербайджанцев также виновны в аналогичных преступлениях). Добродетельных народов не существует. Религия подчеркивает, что во всех людях присутствует первородный грех, способность творить зло. Безусловно, находясь в соответствующих обстоятельствах и принадлежа к соответствующим социальным группам, мы почти все способны на такое зло и, вероятно, даже можем получать от него удовольствие. Однако первородный грех представляет собой недостаточное объяснение, поскольку наша способность творить зло реализуется лишь в обстоятельствах, о которых идет речь в этой книге. В случае этнических чисток такие обстоятельства в меньшей степени относятся к первобытности или древности, чем к Современности. В Современности присутствует нечто, позволяющее данной конкретной форме зла осуществляться в массовом масштабе.

Человеческие общества хаотичны, и каждое из них уникально; поэтому мои утверждения не носят характера научных законов. Они даже не полностью покрывают все конкретные случаи, рассмотренные в книге. Например, нацистский геноцид не соответствует в точности тезису 3, потому что евреи не претендовали на суверенитет над какой-либо частью Германии. В главе 7 я предлагаю модифицированную, непрямую версию тезиса 3, согласно которой немецкие этнонационалисты считали, что евреи в качестве заговорщиков участвовали в притязаниях других групп на политический суверенитет (особенно в качестве так называемых «жидобольшевиков»). В каждом случае я определяю меру, в какой мои тезисы применимы к нему, указывая на неизбежные отличия и модификации. В главах 2 и 3 представлена краткая история этнических чисток с древности до Нового времени и показано, что эти чистки вначале представляли собой редкость, а потом стали обыденным делом в европейском мире – вначале в достаточно мягких формах и как явление, подчиненное классовым конфликтам. На протяжении большей части человеческой истории массовые убийства были вещью распространенной, хотя и из ряда вон выходящей. Но убийства ради устранения («чистки») целого народа в прежние времена представляли собой редкость. Ситуация стала опаснее с подъемом религий спасения, а впоследствии с появлением народовластия. Эмпирическое ядро книги состоит, таким образом, из серии исследований, посвященных худшим проявлениям кровавых чисток Современности. В каждом конкретном случае я перехожу от причин самого общего характера, определяющих зоны опасности, к событиям, приведшим к пересечению опасной границы, и далее к самим кровавым чисткам и их виновникам.

Мой анализ сталкивается с двумя методическими трудностями. К счастью, кровавые чистки представляют собой редкое явление. Как можно делать обобщения, опираясь на такое малое количество случаев? Может ли статься, что в каждом случае причины уникальны? В определенной степени это верно. Нацисты были уникальны в своей ненависти к евреям. Но то же самое можно сказать и о положении тутси и хуту в Руанде, живших вперемешку по всей стране и не имевших возможности переселиться на «собственную» территорию. У всех случаев, которые я рассматриваю, есть особенности, требующие учета. Вторая трудность состоит в том, что я рассматриваю только случаи, когда происходит эскалация, ведущая к массовым убийствам, игнорируя более многочисленные ситуации, когда межэтническое напряжение рассасывается. Иными словами, происходит то, что социологи называют формированием выборки по зависимой переменной. Так, в главе 16 я сравниваю положение современных Индии и Индонезии, чтобы показать, почему различные формы этнического соперничества ведут к разной степени насилия. Наконец, в главе 17 содержится обзор предложенных тезисов и тенденций, существующих в современном мире.

Определение терминов: этничность, нация, этническая чистка

Этничность не является объективной категорией. Этнические группы обычно определяют как группы, разделяющие общую культуру и общее происхождение. Тем не менее культура есть понятие расплывчатое, а происхождение обычно фиктивно. Общая культура может указывать на относительно точные характеристики – такие, как общая религия или язык. Но эти слова могут относиться и к общему образу жизни, который невозможно точно определить. Общее происхождение носит мифический характер для любой группы, большей, чем клан или род (то, что я буду называть микроэтничностью). В будущем анализ ДНК, наверное, покажет, что сравнительно неподвижные группы населения в значительной степени генетически однородны, но это будет неверно для большинства крупных групп, претендующих на этническую общность. Люди, определяющие себя как сербы, немцы или шотландцы, в действительности происходят от большого числа генетически однородных малых групп, которые перемещались и вступали в смешанные браки со своими соседями. Большие группы, претендующие на общее происхождение, в действительности представляют собой скопление многочисленных и разнородных микроэтносов. В данной книге обсуждаются эти макроэтничности, сформированные социальными отношениями небиологического и неродственного характера. Ни один из этнических конфликтов, которые мы здесь рассматриваем, не является естественным или исконным.

И эти группы, и конфликты между ними социально сконструированы.

Они конструируются разными способами. Общий язык важен для объединения немцев, но не сербов (они говорят на одном языке с хорватами и боснийцами). Религия важна для сербов (православие отличает их от хорватов, боснийцев и албанцев), но не для немцев, которые делятся на католиков и протестантов. Цивилизационные и расовые теории дали европейцам ощущение того, что они цивилизованные и белые, в отличие от подданных европейских колоний. Экономическое доминирование или подчинение может формировать идентичности так же, как военная сила. Имперские завоеватели часто создают макроэтнические сообщества, наделяя особыми ролями группы, которые они определяют как принадлежащие к единому народу или племени. Наконец, повсеместно имеет большое значение общая политическая история независимого государства или провинции. Так, шотландцы по языку и религии не отличаются от англичан, но имеют другую политическую историю. Исходя из этого многообразия, надежнее определять этнические группы субъективно, в терминах, которые используют они сами и/или их соседи.

Этническая группа есть группа, определяющая себя или определяемая другими как имеющая общее происхождение и культуру. В таком случае этническая чистка есть устранение определенной этнической группы членами другой группы с территории, которую они считают своей. Нация представляет собой группу, которая обладает также политическим сознанием и претендует на коллективные политические права на данной территории. Национальное государство возникает там, где такая группа создает собственное суверенное государство. Не все нации, сознающие себя в качестве таковых, имеют национальные государства или стремятся к этому. Некоторые претендуют только на местную автономию или на гарантии права в рамках более крупного полиэтнического государства.

Этнические группы обращаются друг с другом по-разному, и в большинстве случаев их взаимодействие не сопровождается кровопролитием. С тех пор как появились глобальные средства массовой информации, в наше сознание впечатаны малочисленные случаи, связанные с массовыми убийствами. К счастью, такие случаи редки. Западные средства массовой информации обращают внимание на Африку, только если там происходит что-то действительно плохое. Но на континенте, где все государства полиэтничны, имело место всего несколько случаев кровавых этнических чисток. По оценке Фирона и Лейтона (Fearon & Laitin, 1996), все случаи серьезного насилия на этнической почве произошли менее чем в 1 % всех полиэтнических социумов, существующих в Африке. В таблице 1.1 устанавливается степень насилия и чистки в межэтнических отношениях. Это позволяет нам отличить кровавые этнические чистки от бескровных, а также от вспышек массового насилия и массовых убийств, не ставящих своей целью этническую чистку. Речь идет только о насильственной очистке территории от гражданских лиц. При этом исключаются массовые убийства, получающие легитимацию по правилам ведения войны.

Таблица 1.1 содержит два измерения: степень исключения («вычищения») группы из общества и степень использования насилия для достижения этой цели. Следует помнить, что, поскольку этнические группы определяются культурой, они могут прекращать существование, если их культура исчезает, даже если в физическом плане ее носители остаются на месте. Люди могут менять свою культурную идентичность. Я, однако, не стану бросать вызов обычному пониманию термина «этническая чистка», включая в него только уничтожение культуры. В последнем случае слово «чистка» будет браться в кавычки, как это делается в таблице. Тем не менее важно различать многочисленные формы, которые могут принимать настоящие чистки и «чистки».

Термины, представленные в таблице 1.1, будут употребляться на протяжении всей книги. Первая строка таблицы содержит политические меры, не связанные со сколько-нибудь значительным применением насилия. В строке 1, столбец 1, приводится идеальный подход к этническим различиям, основанный на равенстве и уважении ко всем этническим группам, – мультикультурализм. Некоторые государства, придерживающиеся этой политики, попросту игнорируют этничность, относясь ко всем гражданам как к равным, независимо от этнической принадлежности. В их конституциях не упоминаются права этнических групп, а политические партии и общественные движения, за исключением культурных, не организованы вокруг этничности. Это общий идеал в странах, где иммиграция этнически многообразна, таких как Соединенные Штаты или Австралия. Поскольку такие группы иммигрантов не могут претендовать на собственные государства, они не представляют угрозы для государства существующего, и конституция может спокойно игнорировать их этническую принадлежность. Так, многие жители Соединенных Штатов и Австралии стремятся к плюралистической культуре, но «этнически слепой» политической организации. Их политические интересы могут относиться к классу, региону, гендеру и т. д. в значительно большей степени, чем к этничности.

Таблица 1.1. Типы насилия и чисток в межгрупповых отношениях

Примечание. Темно-серый фон указывает на «центральную зону» с высокой вероятностью кровавых этнических чисток, рассматриваемых в книге. Светло-серый фон показывает «пограничную зону», в которой такие чистки могут иногда случаться.