Глаза Рэйфа посуровели. Ему вспомнился день, когда он отправился в вигвам Летнего Ветра просить ее руки. Ее там не оказалось. «Она пошла в лес за хворостом», – с понимающей улыбкой сообщила ему ее мать. Он тихо насвистывал, спускаясь по тропинке, где обычно ходила Летний Ветер. На сердце у него было легко, оно радостно билось в ожидании счастья. Он ждал этого дня больше четырех лет…
В поисках Летнего Ветра он зашел довольно далеко, а когда, наконец, увидел ее под дубом в пятнышках солнечных лучей, она была не одна. С ней был Горбатый Медведь, и его смуглая рука обнимала ее за тонкую талию. Они тихо смеялись, но смех затих в горле Летнего Ветра, когда она увидела Рэйфа.
Горбатый Медведь резко повернулся, и его лицо потемнело от гнева. Много злых слов было сказано… Летний Ветер изо всех сил старалась все объяснить, умоляла Рэйфа понять ее и простить. Ее слезы распалили Горбатого Медведя, и он выхватил нож с клятвой, что убьет Рэйфа, но будет жить с Летним Ветром. Рэйф отступил, не желая драться за женщину, которая его обманула. Но Горбатый Медведь словно потерял рассудок. Со злобным рычанием он кинулся на Рэйфа, бешено размахивая ножом, Рэйф выхватил свой, он только защищался, не пытаясь атаковать противника, пока Горбатый Медведь не ранил его. Боль и жажда жизни вытеснили все остальные чувства из сердца Рэйфа. И тогда он начал драться, вспомнив все приемы, которым научил его отец на задворках Нового Орлеана. Это спасло его, но стоило места в племени.
Рэйф очнулся от воспоминаний и с удивлением обнаружил, что сильно отстал. Он уже собирался пришпорить лошадь, как вдруг услышал позади приглушенный топот копыт. Остановив лошадь, он повернулся в седле и нахмурился, увидев за поворотом Кэтлин.
Кэтлин резко натянула поводья, заметив Рэйфа. Потом, поняв, что ее видят другие, вызывающе вздернула подбородок и пришпорила лошадь.
– Не должны ли вы ждать нас дома? – осведомился Рэйф, усмехаясь.
Кэтлин пожала плечами. Он знал ответ не хуже ее самой.
– А вам не все ли равно? Какое вам до этого дело?
– Никакого, – легко согласился Рэйф. Взглянув на дорогу, он потер рукой челюсть и снова повернулся к Кэтлин.
– Не думаю, что ваш отец очень обрадуется, увидев вас здесь.
– Вероятно. Но до завтрашнего дня я не собираюсь показываться ему на глаза. А потом уже будет поздно отсылать меня назад.
– Но каким образом собираетесь вы сохранить свое присутствие в тайне? – полюбопытствовал Рэйф.
– Вообще-то я надеюсь, что вы не станете совать нос в чужие дела и не проговоритесь, – парировала Кэтлин, – хотя, наверное, я прошу слишком многого.
– Я не скажу ни слова, если вы этого хотите.
– Отлично! – воскликнула Кэтлин, не веря своему счастью.
– И еще одно. Как насчет обеда? И где вы собираетесь ночевать?
– Я и раньше пропускала обеды, – ответила Кэтлин, сожалея, что забыла взять с собой еды. – А переночую я просто под деревом.
Рэйф кивнул. Да, храбрости у нее достаточно, нужно это признать, а вот здравого смысла… Очевидно, такие мелочи, как дикие звери, холодные ночи и то, что у нее даже нет оружия, не приходили ей в голову.
– Ну что ж, увидимся завтра, – произнес Рэйф. – Надеюсь, погоня за мустангами оправдает ваши надежды.
«И я надеюсь, – думала Кэтлин, глядя, как Рэйф погоняет коня, – потому что отец разозлится, как никогда в жизни, узнав, что я здесь».
Они продолжали скакать, пока не наступили сумерки, а потом Бренден и ковбои остановились на ночевку. Они доберутся до Биг Салли Мэдоу завтра перед рассветом, когда табун придет на водопой. Да, Уайли вовремя обнаружил табун, размышлял Бренден, наливая себе чашку кофе. Если им повезет, выручка позволит вернуть заем банку, и даже останется, чтобы кое-где отремонтировать ранчо. Да, джентльмены, удача, наконец, может повернуться к нему лицом.
Рэйф снова остался один. Постелив себе в стороне от остальных, быстро подкрепившись беконом, бобами и сухим печеньем, он завернулся в одеяло, заложил руки под голову и устремил взгляд на небо, вспоминая о других ночах, когда он спал у костра под звездным одеялом. До него доносились голоса людей Кармайкла, вспоминавших о том, как они когда-то загоняли другие табуны, как отличился тот или иной первоклассный ковбой.
Индейцы тоже любили говорить о прошлом. Они обсуждали старые битвы и старых друзей… Иногда они рассказывали о том, как была сотворена Земля. Еще юношей его поразило убеждение индейцев, что медведи были когда-то людьми, но поскольку они слишком ленивы для суровой человеческой жизни, их превратили в животных. Самая страшная история из рассказанных ему отцом, история об Уктене, воплощении зла, напоминавшем одновременно змею, оленя и птицу. Уктена – это огромный змей, толстый, как ствол дерева, на голове у него рога, а во лбу ярко горит крест. Чешуя его сверкает, как искры огня. Индейцы говорили, что даже увидеть Уктену было к несчастью, а уж приблизиться к нему означало верную смерть.
Постепенно разговоры вокруг костра затихли: мужчины завернулись в одеяла и крепко уснули. Огонь давно потух, а Рэйф все никак не мог заснуть. Едва он закрывал глаза, перед ним вставала Кэтлин, сжавшаяся в комок под деревом, голодная, замерзшая, одинокая… Он вспомнил об Уктене. Не рассказывал ли и ей отец подобные сказки?
Снова и снова он повторял себе, что ему нет до нее никакого дела. Хватит с него этих женщин! У него не было ни малейшего желания связываться с этой упрямой девчонкой. И, тем не менее, очень скоро он обнаружил, что тихо идет в темноте с одеялом, накинутым на плечи, несколькими холодными печеньями, завернутыми в платок, который он снял с шеи крепко спавшего Брендена Кармайкла.
Он прошел уже больше двух километров, когда услышал тихое ржание лошади. Застыв на месте, он всматривался в темноту, пока не различил силуэт лошади на фоне ночного неба.
Кэтлин задрожала от очередного порыва ветра. Несмотря на то, что она надела запасную рубашку и куртку и накинула на плечи седельное одеяло, ей было холодно и страшно. Ей было страшнее, чем когда-либо еще, страшнее, чем она сама отваживалась признать. Конечно, она и раньше спала под открытым небом, но рядом всегда был отец. Теперь, когда она совсем одна, темнота уже не казалась такой дружелюбной. Замерзшая, голодная – и совсем одна… Она подскочила, услышав, как тишину прорезал тоскливый волчий вой, и почувствовала, как сердце застыло в груди: из темноты вышла высокая темная фигура. Это существо приближалось, во рту у нее пересохло, ее глаза испуганно расширились, рот открылся, но крик застрял в горле.
Она совсем было уверилась, что сейчас произойдет нечто ужасное, как вдруг узнала Рэйфа. Громкий вздох облегчения вырвался у нее. Но за облегчением пришел гнев.
– Что вы тут бродите среди ночи? – зашипела она. – Вы меня до смерти напугали!
– Я тоже рад вас видеть, – спокойно ответил Рэйф, бросив ей на колени одеяло и вручив печенье. Кэтлин завернулась в одеяло и моментально проглотила одно печенье. Не важно, что оно было холодным и чуть черствым – она страшно проголодалась.
– Простите, что я так накинулась на вас, – в ее голосе чувствовалось раскаяние.
– Ничего страшного.
Он присел рядом с ней на корточки, заметив, как лунный свет ласкает ее щеки, как одеяло спадает с ее плеч, не скрывая выпуклость груди.
– Вам, наверное, холодно, – заметила Кэтлин.
Рэйф пожал плечами, словно это не имело никакого, значения. На самом деле от одного взгляда на нее ему стало жарко.
– Не хотите ли часть одеяла? – спросила Кэтлин, отводя глаза. – В конце концов, вы ведь его принесли.
Рэйф заколебался. На нем была овечья куртка, которую он одолжил перед отъездом у Лютера, так что ему не было особенно холодно. Но мысль о том, чтобы посидеть с Кэтлин под одним одеялом, была весьма и весьма привлекательной, хотя каждая клеточка его тела и говорила ему, что эта девушка – худшая из бед.
– Спасибо, – хрипло сказал он и опустился на землю рядом с ней. Теперь он понял, что совершил ошибку. Грудью она задела его руку, освобождая ему место под одеялом. Его ноздри раздулись, вдохнув сладковатый женский запах, а левое бедро запылало, коснувшись ее бедра. Он крепко сжал кулаки, подавляя желание дотянуться до нежного уха и стройной шеи. Кэтлин смотрела прямо перед собой, думая только о том, что этот мужчина сидит рядом. Ночь обступила их, запеленав покрывалами темноты. Ей не нужно было смотреть на Рэйфа, чтобы вспомнить его лицо, цвет его глаз. Она помнила каждую его черточку. Ее привлекали суровые красивые черты, но отталкивала его индейская кровь. Как только сошли синяки и опухоли, она увидела, что он еще более красив, чем она представляла. Его глаза были темными, настолько темными, что она не могла понять, черные они или темно-темно-карие. Его брови были черные, как крыло ворона, и совершенно прямые, а ресницы – короткие и густые. Нос с небольшой горбинкой, кажется, был когда-то сломан. Нижняя челюсть – сильная, рот – полный и большой. Темно-красный оттенок кожи красноречиво свидетельствовал о происхождении Рэйфа. Как жаль, что его смешанная кровь имеет для нее такое значение!
– Хотите, чтобы я ушел? – резко спросил он, приготовившись оставить ее, если она ответит удовлетворительно.
– Нет, пожалуйста, не надо, – быстро ответила Кэтлин. Она повернула голову и уже не могла оторваться от глаз Рэйфа, этих темных-темных глаз, скрывавших тайны, которые она так хотела разгадать.
– Вы оказались правы, – с раскаянием произнесла она. – Я обязана была лучше подготовиться.
– Отвезти вас домой?
– Нет.
Если она уедет сейчас, придется признать свое поражение и отказаться от возможности увидеть, быть может, последний дикий табун в этих местах.
– Я останусь здесь на ночь, если вам так будет лучше, – предложил Рэйф.
Кэтлин удивленно посмотрела на него. Ни одна порядочная женщина не проведет ночь с мужчиной, если это не родственник и даже не близкий друг, а какой-то незнакомец. И к тому же полукровка. Но в сущности уже поздно беспокоиться о своей репутации. Он здесь, и они совсем одни.
– Останьтесь, – прошептала Кэтлин, – пожалуйста.
Рэйф устроился поудобнее.
– Почему бы вам не поспать? – предложил он.
Кэтлин кивнула и, прислонившись головой к дереву, закрыла глаза.