– Телеус, – сказала Аттолия капитану личной гвардии, – проследи, чтобы нашего гостя заперли как можно тщательнее.
Она развернула лошадь, въехала в ворота, проскакала через город к дворцу. В личных покоях ждали служанки. Они переодели ее ко сну и расчесали длинные волосы. После этого она отпустила девушек и села перед камином. Время было летнее, огонь не горел. За спиной раздался женский голос:
– Вы его поймали?
– О да, – ответила королева, не повернув головы. – Я его поймала.
– Осторожнее, – сказала собеседница. – Не оскорбляйте богов.
* * *
Его притащили в тесную камеру в дальнем конце коридора, под узкой лестницей в мрачных подвалах дворца. Вор осторожно опустился на четвереньки и тотчас же с отвращением отдернул руку. Пол был влажный. Он повернул голову и окинул взглядом камеру. Тусклый свет пробивался сквозь зарешеченное оконце в двери и поблескивал на унылом каменном полу. Мокрые пятна тянулись от стены до стены.
Не надо было поворачивать голову. Он отполз в угол, и его вывернуло наизнанку. Расставшись с остатками обеда, он переполз в дальний угол камеры и лег на сырые камни. Вознес молитву богу воров. Так и не получив ответа, уснул.
Глава Вторая
Известие о его аресте донеслось до Гефестийских гор лишь спустя много дней. Какой-то человек из винной лавки обогнал остальных вестников и явился ко двору королевы Эддис как раз в тот миг, когда весь двор собрался на обед в церемониальном зале. Королева стояла и разговаривала с несколькими министрами. У нее за спиной высился резной парадный трон. Тарелки перед ней были золотые, рядом стоял золотой фигурный кубок, из которого столетиями пили короли и королевы Эддиса.
Королева заняла свое место за столом, затем расселись члены королевской семьи, за ними – бароны, живущие при дворе, и послы из разных стран. В этот миг к королеве подошел один из ее гвардейцев, встал позади трона и что-то тихо сказал. Придворные затаили дыхание. Королева выслушала не шелохнувшись, лишь бросила взгляд через длинный стол на своего дядюшку, военного министра. Потом что-то сказала гвардейцу, отпустила его и вернулась к столу.
– Приглашаю министров пройти со мной. Мы скоро вернемся. Пожалуйста, начинайте обедать без нас, – спокойно объявила она. Встала, пересекла комнату решительным шагом, не вязавшимся с утонченными манерами. Подошла к узкой двери, ведущей в малый тронный зал, когда-то бывший древним мегароном в крепости, выстроенной ее предками. Вместе с министрами спустилась по трем невысоким ступенькам, вошла в дверь и по расписному полу направилась к возвышению, на котором стоял трон. Древний тронный зал Эддиса был меньше, стоявший в нем трон – проще, чем церемониальный, установленный в обеденном зале. Старинный трон был совсем простым: вырезан из камня, для мягкости украшен вышитыми подушками. И Эддис, по натуре такая же простая, предпочитала его нехитрую красоту изысканному убранству нового трона. Она управляла страной из малого тронного зала, а пышный парадный зал оставила для банкетов.
Королева нетерпеливо поправила длинные юбки и села.
– Эвгенидеса арестовали в Аттолии, – сообщила она министрам. – Эту весть принес купец из столицы. Я попросила гвардейца привести его сюда.
Она не подняла глаз на военного министра. Советники встревоженно переглянулись, но продолжили терпеливо ждать без единого слова.
Гвардейцы ввели аттолийского купца, не сводя с него глаз – а вдруг он окажется не таким безобидным, как старается показать. Но он лишь стоял перед троном и тревожно теребил воротник. Знал, что принес плохую весть. Он прошел долгий путь, рассчитывая на награду, однако опасался сурового приема.
– Что тебе известно об аресте моего вора? – спросила королева, и торговец несколько раз прокашлялся.
– Его нашли во дворце и преследовали по всему городу. Схватили уже за городскими стенами.
– Его арестовали за городом? Он ранен?
– На него спустили собак, ваше величество.
– Понятно, – протянула королева, и купец нервно переступил с ноги на ногу. – Откуда ты знаешь, что это мой вор?
– Гвардейцы болтали в винной лавке. Все видели, как его ловят, мы с женой точно видели, но дело было среди ночи, и мы не знали, кто это такой. Но на следующий день солдаты в лавке рассказали. Говорили, что королева изловила эддисского вора и что… – Торговец запнулся и опять кашлянул.
– Продолжай, – тихо велела королева, стараясь подавить грозный тон, хотя у нее руки чесались схватить его за грудки и встряхнуть что есть мочи.
– Говорят, она хочет отомстить ему за то, что дразнил ее, оставлял во дворце всякие вещи, чтобы она знала, что он побывал.
Королева медленно закрыла и открыла глаза. Теперь ей хотелось хорошенько встряхнуть Эвгенидеса.
Она произнесла:
– Ты быстро проделал долгий путь.
– Да, ваше величество.
– Без сомнения, надеясь получить плату.
Купец молчал. Он загнал лошадь до изнеможения и пешком карабкался по узкой горной тропе, торопился первым доставить новость ко двору Эддис.
– Дайте ему двойной вес серебра, – велела королева гвардейскому лейтенанту. – Накормите и отправьте домой. Заплатите по серебряному грифону каждому, кто сегодня принесет эту весть. И я хочу поговорить с любым, кто доставит свежие новости.
Купец ушел. Она долго сидела, глядя в пространство и хмурясь. Министры терпеливо ждали.
– Напрасно я послала его, – сказала королева наконец. Только так она смогла выразить весь ужас собственной ошибки. Эвгенидес говорил, что не стоит возвращаться в Аттолию так быстро после прошлого визита, что риск слишком велик. Она не послушала. Ей были нужны сведения, которые мог добыть только он. К тому же в прошлом вор с такой легкостью обводил вокруг пальца своих противников – вот Эддис и решила, что это удастся ему опять. Она его послала, и он не колеблясь пошел. Королева повернулась к военному министру. За ее ошибки расстанется с жизнью его сын.
– Простите меня, – сказала Эддис. – Выкуп она не возьмет.
Отец Эвгенидеса еле заметно кивнул.
Эддис продолжала:
– Он слишком ценен для нас и, если его отпустить, будет очень опасен для нее. Она не станет ничего делать второпях, и, если он ее дразнил и она потеряла лицо перед своим двором… Не знаю, что она решит, но решение будет жестоким. Надо подумать, – добавила она. – Подумать, что мы можем предпринять.
* * *
Эвгенидес лежал в камере. Проснулся от боли в голове, на миг приоткрыл глаза, уснул опять. Лучше бы не засыпать совсем, но не получится. Он и не пытался. Иногда, сквозь самый глубокий сон, он слышал, как кто-то окликает его по имени, усилием воли возвращался в сознание – и обнаруживал, что лежит один в темноте. Просыпался, когда в щель под дверью просовывали еду, подползал по полу и пил застоялую воду. Но на это уходили все силы, и он оставил попытки.
Постепенно каменный пол прекратил колыхаться под ним, слепящая боль утихла. Теперь голова лишь тупо ныла, чуть-чуть менее мучительно. Время от времени опять приносили воду и еду. Наконец дверь камеры распахнулась. Его рывком поставили на ноги. Опять затошнило, и он не понимал от чего: от головной боли или от страха. Оперся на стражников, попытался собрать обрывки мыслей. Его повели из тюрьмы в королевский дворец.
* * *
В блеске и роскоши своего двора королева Аттолия выслушала завуалированные оскорбления от отряда эддисийцев, пришедших из своей горной страны для переговоров об освобождении вора. Эддис послала лучших своих дипломатов, и они умело вели спор. Аттолия слушала с бесстрастным видом, хотя внутри нарастал гнев. Она не направляла в Эддис официальных извещений о том, что вор находится в Аттолии. Лишь ждала, обдумывая его судьбу, рассчитывая, что Эддис приложит усилия ради его освобождения. И никак не думала, что к ее порогу явится целое посольство и будет швырять ей в лицо угрозы, словно корм собакам.
Она взошла на трон после того, как был убит отец, и за все годы ее правления страна не знала мира. Армия хорошо оплачивалась и хранила верность, но казна была почти пуста. Она ждала хорошего урожая, чтобы снова наполнить ее, а посланник из Эддиса угрожал сгубить этот урожай. Вначале, конечно, он предложил выкуп – знал, что она не согласится. Потом несколько раз вежливо оскорбил ее, а затем заявил, что шлюзы на плотине Гамиатеса закрыты и останутся таковыми, пока эддисский вор не вернется домой. Воды из водохранилища вливались в реку Арактус, а оттуда расходились по множеству оросительных каналов, питавших самые плодородные земли ее страны. Без воды урожай высохнет под жарким летним солнцем.
Она послала за вором. Эвгенидес, представ перед ней, подслеповато моргал, словно ночной зверек, вытащенный из норы на дневной свет. Сквозь волосы проглядывал черно-желто-зеленый синяк на лбу. Рассеченная кожа над бровями покрылась коростой, но на лице осталась засохшая кровь, а черные круги под глазами были темнее синяка. Грязь на его рваном платье еще не засохла.
– Посланник твоей королевы предложил выкуп за тебя, вор, но я отказала.
Эвгенидес не удивился.
– Если я тебя отпущу, ты будешь снова и снова тайком проникать ко мне во дворец и оставлять записки возле обеденных тарелок. Я сказала посланнику твоей королевы, что не приму за тебя никакой выкуп, как бы он ни был велик, и знаешь, что он ответил?
Эвгенидес не знал.
– Сказал, что воды Арактуса перестанут течь, пока твоя королева не получит тебя обратно. Она закрыла шлюзы на плотине в горах, и все мои посевы на берегах Сеперкии будут сохнуть на корню, пока я не отправлю тебя домой. Что ты об этом думаешь?
Эвгенидес считал, что это очень хороший план, только он не сработает.