Демоны Хазарии и девушка Деби

«Сними с меня этот пояс, мама. Я в нем больше не нуждаюсь. Он ужасно давит после каждой трапезы, и нет у меня для кого и для чего так страдать».

«Но что будет с Ахавом?» – спросила мать, пропустив мимо ушей просьбу дочери.

«Не знаю, действительно не знаю. Он не виноват, бедный. А, может, и виноват. Ты знаешь, он ведь не собирается обзаводиться детьми? Я не могу любить такого мужчину. Когда я услышала о его долгах, я почувствовала, что это кто-то другой, не знакомый мне человек, которого я больше не люблю». Про себя она думала: Ахав слишком любит меня, а я не в силах любить того, кто так меня любит. Это ненормально, я знаю. Уф.

Трудно было ответить на претензии дочери. Они были слишком справедливы. Но других мужчин не найдешь в этой части страны. Потому Малка ласкающими слух эпитетами описывала поведение Ахава, философски оправдывая все его действия и промахи. Но это не убеждало маленькую Дебору, и надо сказать, что именно поэтому мать весьма была горда дочерью.

И все же она просила по поводу пояса невинности повременить с решением.

«Думай до утра», – сказала она Деборе и вышла из комнаты.

Малка нашла Ахава пьющим вино прямо из кувшинов, нос его был красен.

«Доброй ночи, – сказала ему, – Деби устала и не очень хорошо себя чувствует. Поговорите утром».

Эсти и Дуди не были там, и она догадывалась, где они, эти два разгоряченных голубка. «У Эсти с этим никаких проблем», – думала про себя Малка и поторопила мужа идти спать. В постели рассказала ему о Деби. Он не дал никаких советов или указаний. Он понимал, что это не в их силах заставить дочь изменить решение. Но он начал искать выход из этой запутанной ситуации и с этим заснул на вздутом от праздничного обжорства животе.

Утром спали поздно, проснулись при закрытых окнах.

«Малка», – прошептал Гади, раскрыв глаза.

«Что?» – сказала Малка.

«Ты не спишь?

«Я не могу спать».

«Что тебя беспокоит сейчас?»

«Деби».

«Все образуется. Нечего тут делать. Не хочет она Ахава, тому и быть».

Малка боялась рассказать мужу о желании дочери поехать в город с братом. Гади после вчерашнего праздничного ужина был совсем размягчен. Она просто удивилась, что он вообще не возражает.

«Тебя совсем не волнует, что она поедет одна?»

«Нет. Она уже достаточно взрослая. И после опыта с Ахавом, я верю, она будет знать, как вести себя с мужчинами».

«Ну, и она все же с братом», – подбодрила себя Малка.

«Верно, – сказал Гади, – я с ней поговорю. Все будет в порядке. В любом случае, это то, что она хочет, так удовлетворим ее желание, и она оценит нас, и поверит нам».

«Дай мне поговорить с ней, – сказала Малка, – со мной она разговаривает. Мне она все рассказывает». Она ощущала все же особую связь с дочерью, и не хотела её доверить никому.

Гади вздохнул и согласился: он не заберет у нее этот клад эмоций в отношениях с дочерью, которым она не хочет ни с кем делиться. Пусть получат обоюдное удовольствие. У него и так много своих дел.

«Ладно, – сказала Малка, – если она уже проснулась, я сниму с нее этот пояс. Дай мне ключи, они в твоем ящике. Надо подготовить ей вещи для поездки. Господи, сколько у меня работы. Надо еще приготовить мясо с овощами».

«Только не начинай безумствовать, – сказал ей Гади, – самое простое дело подготовить ее к дороге. Дай ей мешочек с тремя золотыми монетами и двадцатью серебряными, и она купит все, что ей надо».

Но эта идея для Малки была слишком суха и скучна. Что это за подготовка дочери к поездке, если нельзя расчувствоваться, заполнить чемоданы всякой необходимой мелочью, в которых таится материнская любовь, приготовить пару вязаных носков и меховую шапку.

Глава тридцать вторая

Когда наводили порядок к празднику Пейсах, извлек Гади из одного улья четыре небольшие стеклянные баночки и все думал: выкинуть или нет.

Баночки были из тонкого стекла, немного задымленные, заткнутые пробками из мягкого дерева, и вокруг горлышка облитые воском для полной герметичности. Сверху они были еще покрыты льняной тканью, перевязанной ниткой. Внутри них хранились порошки.

«Устраняют боль», – сказал ему купец, выделяющийся тонким носом, который продал эти порошки Гади.

В один из дней приехал с караваном, появляющимся раз в полгода, и, беседуя с Гади вечером, сказал: «У тебя достаточно денег, чтобы купить это чудодейственное лекарство, устраняющее боль. Я бы в этом отдаленном от всех месте не нуждался бы в соседях и товарищах, будь у меня это лекарство». О нем-то, совсем недавно привезенном в аптеки центральных городов Итиля и Басаркиля, и рассказал купец. Один из порошков добывается из растения белладонны, другой – из толстых стеблей другого растения. Первый привозят из пустыни, второй – со снежных гор. И столько об этом рассказывал купец, что Гади сказал:

«Ладно, покупаю».

Цена была просто немыслимой. Услышав ее, Малка сказала: «Зачем нам вообще это нужно?» Спорила, и, не поверите, уступила.

Так что, между Новым годом и Суккот, когда все тыквы пожелтели, вспаханные поля посерели, последние цветы лета раскрылись на стеблях высоких растений, чей рост прекратился, вновь пришел караван. С ним явился и знакомый купец, извлек эти баночки, завернутые вместе, и все были поражены малой величиной баночек.

«Ты хочешь сказать нам, что за это вот мы заплатили уйму денег? – воскликнул Гади.

Дочери смотрели и молчали.

Маленькие баночки весьма их привлекали именно своей величиной. Страсть к коллекционированию в них была редкой в Хазарии.

«Порошки эти очень дорогие, – сказал купец, – я вас предупреждал об этом. И если бы я заранее не получил от вас денег, вообще бы не приехал. Когда я пришел в Итиле за этими порошками, их не было, ибо один из компонентов, необходимых для лекарства, кончился. Ждали, когда его привезут долгой дорогой через степи длинноусых печенегов. И цены, естественно, подскочили. Большая часть прибыли, которую я предполагал получить, исчезла, но долг и честь трех купеческих поколении моей семьи требовали выполнить обещанное».

Когда купец говорит о потери прибыли, все склонны ему не верить. Так нас воспитали: не любить купцов, хотя без них жизнь наша бы выродилась и превратилась в сплошную скуку. Всегда купцы ловили подозрительные, враждебные, брезгливые взгляды покупателей. Если купцы богатели, всегда наступал день, когда на них набрасывались и грабили эти богатства, которые, конечно же, были ими же награблены у вдов с семью детьми, из которых один был дебилом. Всегда купцов изображали как ненавистников доброго и любителей зла, сдирающих шкуры с людей, затем и мясо, а кости складывали в горшки для варева. Поэтому можно назвать чудом, что купцы сумели уцелеть и не взбунтоваться, хотя всегда, во все времена, преследовались.

Но тот купец говорил правду. Ничего не заработал на этой сделке. И если еще посчитать страховку на все товары, и на обратный путь, то купец даже потерял.

Взял Гади эти баночки, а Малка позаботилась лишний раз скривить рот. У покупателей тоже есть всякие фокусы. Но, по сути, она была довольна покупкой. Странное удовольствие, которое связано с тратой денег на всякие глупости, овладело ею, так, что она не могла дать себе отчет, насколько это опасно, и как они могут превратиться в страсть транжирить.

После того, как все полюбовались баночками, встряхнули желтоватые порошки в них, купец извлек сопроводительную бумагу.

«Это, – объяснил он, – условия покупки этих порошков. Главные раввины Кагана, аптекари и ученые обязывают каждого, кто покупает эти порошки, получить и беречь этот свиток. Подпиши мне, что ты его получил».

Взглянул Гади на строки свитка, поскреб рыжую свою бороду, подписал, подул на чернила и взял свиток, который тут же свернулся в его ладонях.

«Прочти свиток», – настаивал купец.

«Ладно, ладно,» – сказал Гади, и так потерявший время из-за этого человека, который заставил его раскошелиться на такую сумму за явно ненужную Гади вещь, и еще требовал что-то после сделки.

Так и не прочел указания, оставив это на более позднее время.

Вечером, после того, как весь караван покинул усадьбу, раскрыл Гади свиток. В нем были начертаны невероятные предостережения при пользовании снадобьем. Пользоваться им следовало лишь в случаях невыносимой и продолжительной боли, когда уже не помогает закусить губу или вгрызаться зубами в деревянную палку.