В гости в люд

Я сижу в своей комнате уже точно много. Не знаю сколько в минутах – здесь нет часов, однако я вижу, как солнце заходит за длинную линию, где я вижу много разных деревьев, но они маленькие. А когда кончается день? Мама мне не рассказывала. Наверное, когда приходит папа. Но он ещё не пришёл. А он придёт? Бывает такое, что папа не приходит домой. Мама не говорит, где папа. Когда я спрашиваю её о подобном, она только недовольно цокает и замечает, что это не моё дело. После отправляет в комнату. Я иду. Иначе мама расстраивается.

Я жду ещё немного, чтобы точно можно было выйти из комнаты и попросить чего поесть. Может мама мне и игрушку вернёт! Сегодня она забрала моего любимого зайчика и сказала, что выбросит его. Это меня очень испугало и я надеюсь, что мама шутит. Когда я вижу белый круг на небе, решаю, что могу пойти попросить еды.

Даже не открывая дверь я слышу, что мама с кем-то говорит по телефону. Она смеётся. Кажется у неё хорошее настроение! Я быстрее бегу, чтобы увидеть маму. Она сидит на кухне. Я останавливаюсь на пороге в кухню и аккуратно прячусь за дверь, разглядывая обстановку. Вижу, что мама курит. Она часто это делает. В доме теперь неприятно пахнет от этого. Но не важно, я не за этим пришёл!

– Мам, – выхожу я из-за двери. Она не смотрит на меня. – Мам, можно мне покушать?

Она меня не слышит, наверное. Она смотрит в окно и о чём-то разговаривает. Сейчас мне страшно: мама не любит, когда я подслушиваю разговоры. За это она может меня ударить. Но я очень хочу есть! Я только попрошу еды и тут же уйду!

– Мам, – кричу я громко, чтоб она услышала, – можно покушать?

– Бери бутерброд и иди скорее, не мешай мне разговаривать.

Я быстро подбегаю к столу, вытягиваю два бутерброда (обычно мама против, но она может не заметить). Мама смотрит сколько я беру, по глазам она недовольна.

– Хватит тебе и одного, потом возьмёшь второй. Иди в комнату.

Мама забирает у меня второй бутерброд из руки и кидает его на тарелку.

– Хорошо, прости, – поспешно извиняюсь я.

Она толкает меня и говорит идти в свою комнату. Мне грустно, ведь мама мне не отдала зайчика. Без него я боюсь спать. Попрошу у неё тогда.

– Мама, – окликают я ещё раз её по имени, – а можно мне зайчика?

– Забирай.

– А где он? – я огладываю разные стороны, но зайчика не вижу.

– Я куда-то его кинула, поищи.

– Хорошо.

В кухне зайчика, наверное, нету, потому я поищу его в главной комнате. Правда, меня туда не пускают обычно, но мама сказала «поищи», значит мне можно туда зайти!

Я открываю дверь в важную комнату. Здесь много всего! Зайчик тоже здесь лежит! Надо быстро его взять, иначе мама опять накричит. Я бегу к зайчику и хватаю его. Он чуть-чуть грязный, но это ничего!

Я шустро топаю в свою комнату. Теперь мне не страшно! У меня есть зайчик, и мы будем с ним играть вместе! Я начинаю с ним играть. Моя любимая игра – это семья. В этой игре мне нравится то, что я могу быть взрослым и решать что делать. Прямо как папа и мама! Они много дел решают и они очень ответственные. Мои мама и папа хорошие.

Мой зайчик только что пришёл домой – он хочет поиграть. Я поиграю с зайкой, ведь мы с ним лучшие друзья!

Пока я играю, приходит папа. Он всегда очень громко приходит. Обычно я узнаю его по голосу – папа часто кричит. Он очень любит кричать на маму. Я тоже вырасту и буду кричать на маму!

Мне с зайчиком надо тише играть. Если папа услышит, что я громко играю, то он меня будет бить. Потому что хорошие мальчик так себя не ведут! Я тихо играю. Пока зайчик в моих руках, я слышу, что папа разговаривает с мамой очень громко. Они часто так разговаривают. Они могут не услышать, что я играю с зайчиком громко, но всё равно лучше не шуметь. Тогда и не будет проблем.

Я продолжаю игру. Мама и папа вновь дерутся. Они любят драться. Так часто бывает в нашем доме. Кажется, что они так играют! А я тоже сейчас играю. Зайчик играет со мной в папу и маму!

– Зайчик, ты плохой очень! Почему ты не сделал покушать?! – кричу я на него. Обязанность зайчика – готовить мне поесть, но он часто об этом забывает.

Зайчик и сейчас мне говорит, что он забыл сделать покушать. Плохой заяц! Я бью его за это. Он падает. Мне его не жалко – он сам виноват, что не сделал покушать. Я много раз просил его приготовить еды, но он не слушается. Он никогда меня не слушает! За это зайчика нужно наказать – я его ударю ещё раз и скажу сидеть в коробке без морковки. Так он поймёт, что он плохой и никто не будет любить его таким, а что бы его любили – ему надо исправиться. Мне мама часто так говорит, что я плохой и меня она не любит. Но она полюбит меня, когда я буду очень хорошим – я знаю.

– Зайчик, ты не помыл посуду! Ты очень плохой, тебя не любит никто! Ты когда будешь хорошим?

Я ударяю сильнее его. Непослушный зайчик должен быть наказан! Я бью его ещё раз и ещё раз. Зайке больно, но так и должно быть. Он заслуживает это. Мой папа так делает, а значит оно правильно! Когда я вырасту я хочу так же бить маму и быть похожим на папу! Папа у меня очень хороший!

ГЛАВА 10. ЮНОША

Я задыхался, не в силах глотнуть свежего воздуха. Внутри меня сцепились сотни эмоций, которые ранее я не мог даже представить. Горел дом. Я, будучи подвергнут инстинкту самосохранения, бежал прочь из него, в ночь, в одной пижаме. Но как только мне удалось спасти себя из горящего кошмара и отойти в безопасное место, в голову тут же закралась навязчивая мысль: а что с моими родителями? В панике я начал обыскивать глазами окружение, надеясь найти родных людей, но все, кто мне попадались – испуганные прохожие, что боязливо и дико глядели на меня и происходящее.

– Мама, – чуть ли не задыхаясь, произнёс я, – ты где? Мама, отзовись! – я кричал в полное горло, меня точно было слышно за квартал в такой тишине. Но меня не слышала мама, не видел я и родного отца.

Осознание событий, что происходили и должны произойти далее, заставило моё сердце колотиться, а мозг ломаться. Со всей силой я бросился бежать в дом, помогать моим родным, но люди, что называли себя прохожими, остановили меня. Заволновались, мол. Я пробовал вырваться. Мне это надо. Очень надо. Я не хотел даже допускать мысли о том, что голодное пламя пожирает мою семью. Хуже этого ничего не могло быть.

– Пустите меня, идиоты! – кричал я, вырываясь из крепких рук.

Люди не желали меня слушать. Они считали это откровенным бредом и говорили, что я умру, если побегу в дом. Но эти незнакомцы не понимали простую истину: я в любом случае умру, если не увижу живыми родителей. Вопрос лишь морально или физически. Без них не представлялось светлого будущего, да и будущего в целом. Что же я могу без мамы? Кем же буду без папы? Лишь мысли вызывали у меня дикий страх, а как должно быть, если это наяву произойдёт?

– Пустите меня, идиоты, пустите! – кричал я, начиная захлёбываться слезами. Боль сжимала грудь, горло – всё тело. Ноги дрожали до невозможного, становилось тяжело контролировать себя.

Всё так же упорно меня держали эти некто, что считали мою жизнь важной. Они глупые, и этого мнения мне не изменить! Да что эти люди могут знать о моих чувствах сейчас?

Силы иссякали, я всё менее агрессивно продолжал бороться. В конце концов, я ослаб. В изнеможении рухнул на асфальт и продолжил пялиться на родной дом. Люди что-то говорили, но слова мне стали более непонятны и неизвестны, будто это не моя страна и не мой язык.

Долго я смотрел на горящий дом. Он буквально убивал во мне всё живое. С каждой секундой надежды угасали, угасало и желание оставаться в живых. Пожарные приехали. Осмотрели место. Отогнали людей. Меня тоже. Стали активно тушить дом от языков пламени, который сожрал почти все стены. Приехали и журналисты. А я всё так же временами оглядывался по сторонам в поисках родителей, которых не видел.

Дом успешно потушили, пожарные вошли в него в поисках живых людей. Незнакомцы, как и я, смотрели с надеждой, что внутри есть живой человек, но уверенность падала с каждой секундой, что тянулась вечность. Вот я увидел первого выходящего пожарного. Не мог рассмотреть что-либо, от чего слепо закричал:

– Мама, папа живы, да!? – я кричал это почти уверенно. Считал даже правдой. Во мне жило нечто такое, что подталкивало на смелые мысли.

Я кричал так почти каждому пожарному, стоило мне заприметить их яркую форму, выдвигающуюся из огня. Но с каждым разом крик мой становился отчаяннее, а слёзы пеленой укрывали глаза. Я не вырывался более: знал, что бесполезно, но душа моя рвалась из этих человеческих оков. Но вот вышел последний пожарный. Надежда все ещё жила во мне. Здесь меня люди не сдержали, я сорвался, как с цепи, и подбежал к этому мужчине:

– Они живы, да? – я молил того человека, чтоб он подтвердил мои догадки, но мужчина сурово молчал.

Он снял каску, отдал её каким-то посторонним, обнял меня. Я не понимал этого жеста, хотя догадки были. Я отказывался верить в иной исход событий.

– Мне очень жаль, мальчик, – промолвил он.

Я задрожал, панически отпихивая от себя этого человека и шепча себе слова иного характера, что поддерживали мою собственную теорию. Мужчина пытался мне что-то объяснить, но слушать его голос желания не было.

– Нет, нет, нет, – кричал я, перебивая всех на улице.

– Мальчик, пожалуйста, послушай…

– Заткнись! Ты врёшь мне! Они не могли погибнуть, всё это обман!

Я в отчаянии схватил себя за голову, пытаясь внушить, что всё это сон. Закрыл глаза и твердил себе, что не произошло того, о чём этот мужчина мне говорит. Оно не могло случиться. Не мог я потерять их вот так!

Шли минуты, может и часы. Многие из прохожих разошлись по своим делам, благо у них такие остались. А что делать мне? Куда идти мне? О чём заботиться? Всё смешалось в один комок и я не думал, что смогу распутать хоть что в своей голове. Я сидел на холодном асфальте, он резал мои ноги, а я не чувствовал боли.