Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле

Джулия глотнула чаю со льдом и спросила, откуда взялось название «Лавлейдис». Мы не знали, однако Генри ответил:

– Еще со времен индейцев.

Она улыбнулась и спросила маму, как давно мы сюда перебрались.

– Первый год.

Папа играл в теннис, и никто не помешал мне добавить с намеком:

– Раньше мы ездили на остров Нантакет.

– Там красиво, – сказала Джулия.

– Красиво, – согласилась мама и принялась цитировать нудную рекламу о достоинствах Нью-Джерси.

Главным достоинством была близость к нашему дому в Филадельфии.

Когда мы в последний раз спорили, куда ехать, я сгоряча предложила, раз уж Нантакет не подходит, вообще ограничиться такой дикой дырой, как Кэмден. А что, еще ближе к дому, и вообще все близко. Я даже чуть было не добавила, что там и до мусорной свалки рукой подать.

Спасибо, отец меня перебил.

Могло показаться, что он зол; но нет, голос звучал ровно. Чем хорошо побережье – туда можно ездить круглый год, что способствует сплочению семьи.

– Как все запущено, – буркнула я, желая разрядить разговор.

Мама мне улыбнулась и заметила, что дом стоит прямо у воды. И можно нырять практически с самого крыльца!

К моменту того спора дом они уже выбрали; выбрали – и послали запрос владельцам. Впрочем, это я поняла позже. А тогда просто уточнила:

– А что там, океан?

– Океан тоже близко. – Мама старалась не терять воодушевления.

Я вздохнула:

– Залив.

– И на залив вид изумительный. А наш дом стоит на канале. Совсем как Венеция. Каналы и лагуна.

Впрочем, эти названия мне ни о чем не говорили.

И вот сейчас Джулия спросила, довелось ли нам тут поплавать, и мама ответила:

– Само собой.

Мне не хотелось портить маме светскую беседу, но лагуна была вся в нефтяных пятнах, а дно загажено так, что не ступить.

Все это время Генри сидел с нами на крыльце. Удивительно.

Мама завела разговор на «летние» темы, коснувшись таких противоречивых вопросов, как урожайность кукурузы (лучший сорт – «Серебряная королева»), засилье москитов (раздражают) и теннис (отличная тренировка).

Наконец Генри все-таки встал. Решительно спустился по ступенькам, словно его ждали срочные дела. Возможно, он собирался проверить мои ловушки на крабов или посмотреть, прихватили ли мы с собой велосипеды; да что угодно. Отец вел себя в точности так же: дом полон гостей, требуется всех угостить, занять разговором, развлечь – и, само собой, это обязанность мамы. А папа спокойно отправляется вздремнуть или почитать.

Так что сейчас разыгрывалась привычная сцена: мама в роли хозяйки; девушка брата – в роли гостьи. А младшая сестра сбежит за кулисы. Я дождалась паузы в их щебете и виновато улыбнулась: «Простите, дорогие. Я бы и рада побыть с вами подольше, но там без меня человечество в опасности».

На обед были пойманные мной у доков крабы. Мама застелила стол газетой, и мы все измазались в типографской краске. Как ни странно, мама подала на стол молочные початки «Серебряной королевы». Брат, на удивление, ел нормально. Обычно он торопится, словно на пожар, и очень даже запросто может использовать кукурузины как барабанные палочки.

Мама расспрашивала Джулию про семью. Есть брат, живет в Сан-Франциско; сестра в Париже. Оба планируют посетить ежегодный гала-вечер, который ее мама дает в Саутгемптоне. Джулия осторожно подбирала слова; некоторые я прежде только в словаре и видела. Леди-словарь.

Мама строго посмотрела на меня: не ухмыляйся.

Однако медлительной Джулия была только в подборе слов: своих крабов она почистила вдвое быстрее остальных. Я спросила, как это ей удается. Она показала мне выступ на брюшке краба. За него надо потянуть, и тогда панцирь прямо сам сходит. Генри тоже наклонился и смотрел.

Отец спросил насчет издательства, где они работали с Генри. Джулия сказала: ее начальник – отменный редактор и истинный джентльмен.

Генри ехидно добавил:

– Каждое утро, когда мы проверяем почту, мистер Макбрайд заглядывает к нам и спрашивает: «Ну что, ребятки, нарыли сокровища?»

Я видела этого отменного редактора и истинного джентльмена, когда навещала Генри. И сейчас не удержалась:

– Он считает, что мой брат незаменим. А еще обзывает Тюдором.

Отец пробормотал себе под нос:

– Хэнк Тюдор.

– Мистера Макбрайда можно извинить, – сказала Джулия. – Он ревнитель британской истории и персона очень преклонного возраста.

Я подумала: «Гала-вечер посетят отменные персоны преклонного возраста и всяческие ревнители».

И поинтересовалась:

– А на работе в курсе, что вы пара?

Отец зыркнул на меня.

Генри сменил тему. Оказывается, его перевели из практикантов в ассистенты. Повышение. Он, похоже, ждал, что родители будут польщены. Однако весь папин вид указывал на отсутствие бешеного восторга. По маме определить всегда труднее: она следит за выражением лица.

Проблема была в учебе. Генри все еще не решил, начнет ли осенью занятия в Колумбийском университете.

Он уже четыре раза откладывал. Или пять, если учесть, что университет Брауна он отменял дважды. Причины переноса начала занятий всякий раз звучали вполне разумно и логично. Например, «необходимость тщательно выбрать специализацию».

Перед сном мама сказала Джулии, что поселит ее со мной, – и выразительно посмотрела на меня. При входе в спальню громоздился кошмарный двухъярусный комплекс: намертво прибитый к стене, не сдвинуть. Теоретически там было четыре спальных места, но тогда все бы друг другу мешали.

– Двухъярусная, – произнесла Джулия с умилением. – Как в скаутском лагере.

Нары, подумала я. Как в тюрьме.