Молли и кошачье кафе

Визгливый окрик Дэвида заставил нас вздрогнуть. От сильного толчка дверь распахнулась так резко, что шерсть у меня на загривке встала дыбом. Увидев мать и меня рядом с ней, он невольно помедлил, прежде чем подойти.

– Ну, мамуля, идем, нам пора.

Я видела, что он старается быть более терпеливым и говорить поласковее, но меня ему было не провести. Теснее прижавшись к хозяйке, я утробно заворчала при его приближении.

Марджери посмотрела на сына без всякого выражения, и я засомневалась, знает ли она, кто этот человек и что ему здесь нужно. На какой-то миг я даже позавидовала ей – возможно, не так горько лишиться дома, если не понимаешь, что происходит. Может, лучше это, чем страдания и боль, которые ощущала я.

– Да, да, разумеется, – прошептала Марджери, оглядываясь в поисках сумки и шарфика. Она медленно встала, а Дэвид с участливым видом подхватил ее под локоть – только затем, чтобы ее поторопить, я уверена. Я продолжала глухо урчать в знак крайнего недовольства.

– Ну, довольно, кошка, я сыт тобой по горло, – и с этими словами Дэвид, не отпуская локтя матери, скинул меня с матраса.

Злая, я уселась на лестничной площадке, слушая, как они спускаются по лестнице и выходят из дома. Через какое-то время хлопнули дверцы машины, и я услышала, как отъезжает автомобиль. Грузчики протопали мимо меня в спальню Марджери и стали разбирать кровать.

– А кошку мы должны забрать или как? – спросил один.

– Не-а, Дэвид сказал, что сам приедет за ней позже, – ответил его напарник.

Иной раз я задумываюсь, как сложилась бы моя жизнь, решись я тогда взять судьбу в свои лапы. Ведь можно было удрать через кошачью дверцу, не дожидаясь возвращения Дэвида. Положа лапу на сердце, сама не знаю, почему я этого не сделала, почему решила вернуться в спальню Марджери, прижаться к холодной батарее и ждать уготованной мне участи. Наверное, у меня еще теплилась слабая надежда, что меня отвезут к Марджери, в ее новый дом. А еще – не буду скрывать – уж очень страшно было очутиться в большом мире и самой бороться за существование. Я привыкла к комфортной и безопасной жизни. Будем называть вещи своими именами: я была изнеженной, избалованной домашней кошечкой. Мужество и уверенность в себе не были моими сильными сторонами. Во всяком случае, в то время.

Наконец, грузчики закончили возиться с кроватью, погрузили в свою машину последние ящики и отбыли. Дом затих, но от этого мне не стало спокойнее. Это была зловещая, тревожная тишина, от которой у меня тряслись поджилки. Пристроившись на полу в спальне, я задремала, но сон не принес покоя. Он то и дело прерывался: то мне казалось, что Марджери ищет меня и зовет по имени, то чудилось, будто я куда-то падаю, и я несколько раз просыпалась в ужасе.

К дому подъехала машина. На дворе уже темнело, в спальне было холодно. Я услышала, как отворилась входная дверь, и до меня донесся громкий вздох Дэвида. Он поднял стоявшую в прихожей переноску и начал искать меня, обходя комнаты на первом этаже.

– Иди сюда, чертова кошка. Куда ты подевалась? – звал Дэвид, даже не стараясь скрыть угрозу в голосе.

И, хотя я была уверена, что надеяться не на что, кошачий инстинкт самосохранения буквально заставил меня припасть к полу. Я попыталась найти убежище в соседних комнатах, но они все были пусты, и спрятаться было негде.

Поднимаясь по лестнице, Дэвид заметил, как я крадучись возвращаюсь в спальню Марджери. Войдя туда, он застал меня сидящей на подоконнике – я готовилась дать ему решительный отпор.

– Вот и славненько, тебе тоже пора, – сказал он и завозился с дверцей переноски. Я снова утробно заурчала, а когда он подошел ближе, прижала уши и угрожающе зашипела, вздернув верхнюю губу. Мужчина медлил, прикидывая, как бы половчее управиться со мной так, чтобы не быть разодранным в клочья. К своему удовольствию, я заметила страх на его лице и зашипела еще громче, стараясь использовать его замешательство.

Он подошел ближе и перехватил клетку в левую руку. Стоило мне на миг на это отвлечься, как правой он цепко ухватил меня за загривок. Швырнув меня в клетку, он проворно захлопнул дверцу.

Я заскользила по пластиковому полу переноски, пытаясь найти опору, а Дэвид был уже на пороге спальни. Продолжая урчать, я развернулась, чтобы в последний раз окинуть взглядом свой дом сквозь решетчатую дверцу.

Все комнаты были пусты – ни мебели, ни ящиков. Я поразилась, каким холодным, каким безжизненным стал дом без вещей Марджери и без ее тепла, которым все здесь было согрето. Единственными признаками того, что она когда-то жила здесь, были следы от мебели на ковровом покрытии да гвозди, на которых раньше висели картины. Я старалась отогнать мысль о том, как хорошо нам здесь жилось, какие это были счастливые времена – наши дружные обеды, наш беззаботный отдых в обнимку на диване.

Не успела я опомниться, как мы оказались на улице. Входная дверь захлопнулась за нами, щелкнул замок. Переноска ударялась о ногу Дэвида, пока тот шел к машине. Меня перевернули, в глаза ударил слепящий свет уличного фонаря. Потом клетку бесцеремонно пихнули в багажник, дверца захлопнулась, стало темно и все стихло.

4

Ожил мотор, и я почувствовала, как машина тронулась, увозя меня прочь от нашего с Марджери дома. Чтобы окончательно не расклеиться, я решила осмотреться и не обращать внимания на то, что живот уже стало подводить от голода. Я попыталась развернуться в переноске, чтобы найти удобное положение и выглянуть в заднее стекло. Но уже смеркалось, и мне были видны лишь фонари, мелькающие за окном. Убедившись, что ничего не выйдет, я легла на пол, аккуратно подобрала под себя лапки и попыталась уснуть под мерный рокот мотора.

Должно быть, я и в самом деле задремала. Разбудил меня назойливый трезвон – оказалось, это звонил мобильник Дэвида. Он досадливо чертыхнулся.

– Пэт, я за рулем. Обожди, переключу на громкую связь.

Теперь мне был слышен писклявый женский голосок на линии. Я несколько раз видела жену Дэвида, когда они с детьми приходили к нам в гости по воскресеньям. Пэт казалась мне на удивление симпатичной, хотя и порядком измотанной своими двумя совершенно неуправляемыми детьми и мужем, находящимся постоянно «на нервах».

– Как мама себя чувствует? – спросил Дэвид.

– Ничего, неплохо. Мы распаковали вещи, и сейчас она пьет чай в гостиной пансиона. Но ты же знаешь, как она порой на чем-нибудь зацикливается. Вот сейчас она без конца спрашивает про свою кошку, хочет знать, когда ты, наконец, ее привезешь.

У меня от радости чуть не выскочило сердце. Неужели весь этот ужас скоро закончится, и к нашему общему восторгу, мы с Марджери воссоединимся в ее новом доме?

Дэвид досадливо пощелкал языком.

– Бога ради, Пэт, сколько можно об одном и том же? Я миллион раз объяснял ей, что там запрещено держать животных. Она это знает.

– Я все понимаю, Дэвид, – примирительно ответила Пэт. – Я тоже ей об этом напоминала. Она соглашается, кивает, но кто ее знает, что она понимает на самом деле.

Помолчав немного, она добавила:

– Я поставила фото кошки на столике у кровати, рядом с портретом твоего отца. Но не знаю, не станет ли ей от этого только хуже.

Мое сердце обливалось кровью. Не от жалости к себе, и не от страшной новости, что нам с Марджери не быть вместе. Я переживала за свою хозяйку. Представляла ее в незнакомой обстановке, испуганную, потерянную, – когда ей не просто надо, а совершенно необходимо, чтобы я была рядом, – до чего же это было ужасно!

Дэвид простонал.

– Может, и станет – почем я знаю? Очень надеюсь, что все как-нибудь утрясется и она забудет про это мерзкое животное. Не знаю, Пэт. Мало мне было всей этой нервотрепки с переездом матери, так теперь я еще должен пристраивать эту поганую кошку!

Я сердито ощетинилась на эти слова.

– Я сейчас еду к Робу, оставлю ее там. Пообещал проставиться пивом, если он ее заберет, – добавил Дэвид, и я навострила уши. Я никогда не слышала ни о каком Робе, но, судя по всему, это был мой новый хозяин.

Дэвид закончил разговор, и наше путешествие продолжилось в тишине. Я пыталась определить, далеко ли мы отъехали от дома. На улице уже совсем стемнело, и, судя по тому, как подвело мне живот, время ужина давно прошло. Я подала было голос, но в ответ услышала только отрывистое: «Заткнись, дрянь!» – и замолчала.

Наконец, машина замедлила ход и остановилась. Я забилась в дальний угол переноски и съежилась там, стараясь сделаться как можно меньше и незаметнее. Я, конечно, понимала, насколько глупой и бесполезной была эта попытка, но инстинкт самосохранения был сильнее.

Дэвид вышел из машины, громко хлопнув дверцей. Вжавшись носом в угол клетки, я ловила звуки снаружи. Скрип – открылись ворота, хруст щебенки под ногами Дэвида на подъездной дорожке, два удара дверного молотка. Вся моя шерсть встала дыбом, когда в ответ послышался собачий лай.

Стараясь унять бешеный стук сердца, я сосредоточилась, пытаясь различить, сколько голосов там раздается. Кажется, не меньше трех: один басовитый и солидный, два других потоньше и повизгливее. Но обдумать, каким собакам могут принадлежать подобные голоса, я не успела – багажник открыли. Кто-то подхватил переноску за ручку и так резко выдернул из машины, что, потеряв опору, я покатилась по покосившемуся полу и въехала задом в дверцу. Я взяла себя в лапы и поспешила развернуться, чтобы встретиться лицом к лицу с новым витком судьбы.

Когда меня несли по дорожке к дому, я услышала голос Дэвида:

– Привет, дружище. Прямо слов нет, ты так меня выручил.

Меня внесли в прихожую и поставили на коврик. И тут кругом запрыгали собаки – они были везде, со всех сторон. Пластиковая переноска обеспечивала хоть какую-то защиту, но я видела, как к дверце прижимаются носы и слюнявые пасти, а вокруг мелькают лапы, бесчисленные лапы – им не терпелось добраться до меня. Ощетинившись и выгнув спину, я зашипела и приготовилась к бою, давая понять мучителям, что от меня лучше держаться подальше.

– Придется ей привыкнуть к собачкам, – произнес мужчина, вероятно, Роб, извиняющимся тоном. Я горестно подумала, что это сказано слишком мягко. – У нас уже была кошка, так что, думаю, эту они не обидят, – продолжил он с надеждой, но, как мне показалось, не слишком уверенно. – Правда, Нэнси пропала сразу после того, как я принес Стэна. Зашипела на него, вскочила на холодильник, а потом как в воздухе растаяла, да так и не вернулась. Ветеринар меня за это очень ругал, – добавил он со вздохом, будто сетуя, что его несправедливо обвинили в исчезновении кошки.

Каждая шерстинка на мне топорщилась дыбом, и стыдно признаться, но в ту минуту я напрочь забыла о Марджери. Все, о чем я могла думать, так это о том, что сейчас я останусь под одной крышей с тремя собаками. Собаками, на совести которых уже числится одна пропавшая кошка.

5

Находясь в относительной безопасности в своем убежище, я внимательно рассмотрела своих мучителей. Самый крупный был крепко сбитым псом с мускулистой холкой и выпуклой, как бочка, грудью. Квадратная морда с отвисшими щеками и широко расставленные глаза навыкате придавали ему глуповатый вид, но силы ему было не занимать – он чуть не опрокинул переноску, пытаясь выцарапать меня из укрытия. Две другие псины были похожи, как близнецы – тощие злобные собачонки с большущими треугольными ушами. Они были ненамного больше меня, так что я отлично разглядела их глазки-бусинки и острые белые зубки в ощеренных рычащих пастях.

Когда Роб открыл дверцу, я опрометью метнулась через прихожую – так быстро, что лапы у меня разъехались на скользком полу и я чуть было не растянулась. Но все же мой план сработал, и стремительное бегство застало собак врасплох. Мелкие пронзительно затявкали, когда я стрелой пролетела мимо них, а большой коренастый пес вообще был сбит с толку. Когда я влетела в гостиную, он все еще обнюхивал переноску, не понимая, куда я подевалась.