Мы показали друг другу, что именно надо делать, и приступили. Тишина, витающая между нами, не казалась неловкой. Слышалось тихое шуршание от страниц книг и тетрадей. Иногда уголки моих губ поднимались от подглядываний, как Стеф нервно грызет кончик ручки. Видимо, это её успокаивает. Так мы просидели около часа, и то сделали лишь по одному предмету: долгов накопилось много.
– Я уже проголодалась, – она посмотрела на меня своими темными глазами с искоркой азарта в них.
– Аналогично, – поддержал я.
– Я предлагаю заставить этих двух предательниц заказать нам пиццу.
– Как месть?
– Как бедные, голодные дети, запертые с кучей домашнего задания! – ответила она и встала. – Идем?
Я сдержано кивнул, но в своей душе радовался как ребенок возможной горячей пицце.
– Думаешь, они нас послушают? – уточнил я.
– Они же не монстры, – пожала плечами Стеф.
– Они заперли нас с кучей домашнего задания еще и вместе, – сказал я, ядовито улыбнувшись.
Девушка смотрела на меня пару секунд:
– Ладно, они монстры.
Перескочив через пару последних ступенек, она оказалась внизу. Она была лишь в носках, но грохот прошелся по моим барабанным перепонкам от её прыжка.
– Стефани! Я же тебя предупреждала, чтобы ты не прыгала через ступени! – крикнула миссис Джонс.
Девочка из детства закатила глаза, сложив руки на груди и ждала меня, пока я вальяжно спускался. Но она быстро остыла и снова улыбалась.
– Тебе ничего не сказало, что я голодная?
– К чему вопрос?
– К тому, чтобы ты поторопился!
Я улыбнулся и стал спускаться еще медленнее.
– Дурак! – выругнулась она и продолжила ждать.
Когда я наконец спустился, она в припрыжку шла на кухню, я за ней. И откуда в ней столько энергии? Когда мы показались на кухне, мамы оживленно болтали. И остановились, заметив нас.
– Неужели всё? – удивилась мама, смотря на свои наручные часы.
– Мы хотим кушать. Закажете пиццу? – Стефани упиралась руками на стул, стоя на носочках.
– За какие заслуги? – спросила женщина.
– За то, что мы ваши любимые дети, – прелестная улыбка появилась на лице.
Я подумал «прелестная»? Только не говорите это Грейс, она слишком ревнивая. Удивительно, что год мы жили на расстоянии. Как она это выдержала?
Женщины призадумались, переглядываясь между собой. И в конечном итоге согласились.
– Какую вам?
– Гавайскую!
– Острою пепперони!
Сказали в один голос и со скривившимися лицами посмотрели друг на друга.
– Так, закажем с ветчиной и грибами тогда, теперь марш обратно, – скомандовала мама.
Мы вышли, направляясь в комнату Стефани. Она снова скакала по ступенькам, пока я не торопливо шагал за ней. Когда я зашел, она уже сидела в своем компьютерном кресле.
– Ты реально любишь гавайскую?
Она довольно закивала.
– Ты извращенка! – присвистнул я.
– Зато твои вкусы очень тривиальны.
Я фыркнул и снова углубился в учебник. Стефани надела наушники, сказав, что с музыкой ей быстрее работается. Каждому осталось по два предмета. Но на голодный желудок мы работали медленнее, так что, когда принесли пиццу, была сделана всего лишь половина от одного предмета. Мы едва набросились на пиццу, будто и не ели неделю. Стефани закинула свои ноги на мои колени, устраиваясь поудобнее в кресле. Я удивленно на неё посмотрел.
– Что? – спросила она с набитыми щеками.
Я просто молча продолжал смотреть.
– Да ладно тебе, я тут сижу в огромной футболке, спортивках, длинных носках с расхлябистым пучком на голове. Так что никакого соблазна. Или и так тоже красивая?
– Красивая, – лицо Стеф исказилось в удивление, видимо, от моего слишком серьезного тона, поэтому я добавил, – наверно, – и улыбнулся.
Она засмеялась, отрывая второй кусок. Но Грейс лучше не говорить все равно.
– Грейс ревнивая? – будто прочитав мысли, она задала вопрос.
– Есть такое…
– Странно, – Стеф пожала плечами, – она дружит сама с парнями, так что в её понимании не должно быть такого, мне кажется.
Призадумавшись, в своей голове я согласился с её мыслью, что это странно, когда Грейс ревнует меня к подругам, хотя сама свободно общается со своими друзьями мужского пола.
– Общаешься с Джеймсом? – я выкинул корочки обратно в коробку.
– Ты что не ешь корочки? – я отрицательно вертел головой, а она взяла их и, макая в соус, кушала.
– Так что с Джеймсом?