Наша боль, наша связь, наш смысл

– Ну ладно, если хочешь… но зачем? – дурак. Дурак. Что за идиотский вопрос?

– Зачем? – девушка посмотрела на потолок, потом на меня и улыбнулась, – да просто так!

Она выбежала из комнаты, оставив меня наедине со своими мыслями. И она, действительно, больше не приходила.

…

– Рад, что ты выздоровел, – отец вошёл в гостиную в то время, как я смотрел какую-то программу, где рассказывали про историю создания различных изобретений, – тебе пришло письмо.

– Письмо? – удивлённым тоном спросил я.

– Я не раскрывал конверт, посмотри сам, – сказал он мне и положил письмо на стол. Затем вышел из комнаты, напоследок сказав, – думаю, там что-то интересное.

Я неуверенно поднял конверт над собой, пытаясь сквозь бумагу рассмотреть, что там.

– Какая-то яркая бумажка, – сказала мне девочка-призрак и выхватила письмо из рук.

– Отдай! – крикнул я ей вслед, после чего она ловко запрыгнула на подоконник и распечатала бумагу.

– О, тут письмо и какой-то билет.

– Может, ты не будешь забирать чужие вещи? – рассерженно сказал я, подойдя ближе.

– Дорогой Артур, – девочка начала читать письмо. – Ты очень давно не появлялся у нас в школе, но несмотря на это, мы всё ещё храним твои картины. Один из наших лучших учеников будет представлен на завтрашней выставке начинающих художников. Я знаю, что тебе бы понравилось это. Искренне надеюсь, что смогу тебя там увидеть, Валерий Алексеевич. Валерий Алексеевич?

– Мой учитель в художке. Приглашает на выставку. – ответил я, внимательнее рассматривая билет.

– Выставка картин, круто!

– Ничего подобного, я не пойду, – сказал я, положив билет на подоконник.

– Почему? – девочка слезла и посмотрела мне в глаза.

– Почему?..

А почему? Почему я, собственно, не могу пойти на выставку? Чем это отличается от обычной прогулки по городу или похода в кино? Неужели я просто боюсь, что вдруг начну скучать по школе, захочу вернуться? Снова захочу рисовать? Но рисовать не так, как это делаю я: то начиная, то забрасывая, а рисовать серьёзно. Я боюсь этого?

– Давай пойдем! Я обожаю искусство! А?.. – я посмотрел на девочку. Она замерла. Я тоже немного удивился.

– Ты обожаешь искусство? – неуверенно переспросил я.

– Я… не знаю, я подумала об этом и…

– Ты что-то вспомнила? Снова? – я положил руку ей на плечо.

– Артур, пожалуйста, давай сходим. – В глазах девочки я видел нарастающую мольбу, смешанную с огромным любопытством. Она одновременно хотела узнать всё на свете, но в эту же секунду боялась узнать хоть что-нибудь. Я шумно выдохнул и скрестил руки.

– Хорошо, пойдем.

…

На выставке было ожидаемо людно. Художники, критики, обычные зеваки – все собрались сегодня. Голубоглазая не отходила от меня ни на шаг: видимо, её пугало большое количество народа. Я сразу подумал о том, что не смог бы прийти сюда с Кариной.

– Артур? – я обернулся. Ко мне направлялся мой бывший учитель живописи.

– Валерий Алексеевич, – я постарался сделать невозмутимое выражение лица.

– Я так рад, что ты пришёл, – он воодушевлённо пожал мне руку. – Как ты?

– Всё хорошо, вам не стоит переживать.

– Ты так резко оборвал все связи… разве тебе надоело искусство?

– Ну что вы, просто совсем не хватает времени, – соврал я.

– Вот как. Тоже причина. У молодёжи сейчас очень много забот. Но ты же мог заняться этим профессионально, у тебя же талант, Артур.

Я промолчал. Мы стояли и смотрели друг на друга несколько секунд, и, видимо, эта тишина смутила его, потому что учитель сделал несколько шагов назад.

– Ладно, Артур, мне пора к ученикам. Заходи, если что! – протараторил он и пошёл прочь.

Так всегда и происходит. Когда люди понимают, что они не в состоянии повлиять на меня или на мои решения, они быстро бросают эту затею и стараются держаться от меня подальше. Прямо сейчас, единственным, кто влиял на мои решения и кто так свободно распоряжался моим временем, была девочка-призрак. Она явно наслаждалась выставкой, и хоть всё это время она жалась ко мне, боясь оказаться в толпе народа, в какой-то момент она всё-таки ушла, и я потерял её из виду. В поисках Голубоглазой, я наткнулся на одну необычную картину. Я подошёл поближе.

Молодая девушка. Зелёные глаза, волосы цвета вороньего крыла, немного приподнятый кверху нос. А из глаз текут слёзы. И хоть это была всего лишь картина, мне казалось, что эта девушка стоит прямо передо мной. Казалось, что прямо сейчас она плачет, и я слышу её всхлипывания. Её брови были напряжённо сведены, а глаза излучали такую боль, что у меня невольно закололо в сердце. Хотелось уйти прочь от этой картины, но в то же время не хотелось отводить взгляд.

– Это прекрасно, – я услышал голос Голубоглазой. Она стояла рядом со мной и с восхищением смотрела на картину с названием: «Твоя боль в моих глазах».

– Да… – согласился я, – мне кажется, будто я чувствую её боль.

– Это не её боль, – я вопросительно посмотрел на девочку-призрака, – это боль дорогого ей человека. Думаю, она хочет помочь ему, спасти его от горя. Но она не может этого сделать. Поэтому всё, что ей остается, это чувствовать его боль и плакать за него. Боль её любимого человека отражается в её глазах. Прекрасная картина.

Я с восхищением посмотрел на Голубоглазую. Сегодня мне открылась её новая сторона. Но эта картина… почему, когда я смотрю на неё, у меня сжимается сердце?

– Артур, ты ещё хочешь рисовать? – спросила у меня девочка.

– Я не знаю, – неуверенно ответил я и отвернулся от картины. Голубоглазая подошла поближе и легонько взяла меня за руку.

– Я думаю, всё же хочешь…

Глава 20. Тонкие стены

– Артуур, ну пожалуйста!

– Артуур!

– Господи, у меня дежавю, – я устало откинул голову.

Саша и Костя до сих пор не унимались в отчаянных попытках позвать меня гулять. И вот в очередной раз они пришли ко мне на работу, чтобы снова умолять меня сходить с ними в кино. Я долго отнекивался, прятался, пытался убежать, но парни не отставали. Они побили рекорды всех людей, которые пытались сблизиться со мной. Я решил послушать Анастасию Борисовну и всё-таки сдался.