Леди Баском поморщилась от его слов, но взгляд не отвела.
– Вы вправе сердиться на меня, мистер Эвершем. Но поймите – мы даже не подозревали, что Уоргроув использует нашу газетную колонку для ареста невиновного. Вы должны мне поверить.
– Незнание возможных последствий ваших действий не оправдывает ваши поступки, миледи, – резко произнес Эвершем. – Вы могли сразу прийти ко мне, когда поняли, что я не успел допросить Лиззи Грейнджер. Вместо этого вы напечатали ее слова, сделав их достоянием всего мира. Тем самым вы не только дали моим коллегам повод арестовать не того человека, но и подсказали настоящему убийце, что его видели той ночью, и это, возможно, поставило под угрозу жизнь Лиззи Грейнджер.
Леди Кэтрин мгновенно побледнела, и Эвершем мысленно отругал себя за глупость.
– Правда? Я должна немедленно вернуться в Лондон. Или, по крайней мере, пошлите сообщение, чтобы кто-нибудь проверил, как она. Мне даже в голову не пришло, хотя должно было, что, давая нам интервью, она рисковала жизнью.
Буквально мгновение назад Эвершем собирался ее напугать, но теперь он быстро проговорил, чтобы успокоить:
– В этом нет необходимости. У меня есть человек, которому я доверяю и которому поручил присматривать за ней, пока я нахожусь здесь. Сейчас нет никаких признаков того, что убийца имеет на нее какие-то планы.
– И на том спасибо. – Она покачала головой. – И я благодарна вам за то, что вы позаботились о безопасности Лиззи.
– В этом не было бы необходимости, если бы вы с самого начала рассказали мне о ней, – не удержался Эвершем от упрека. – Некоторые вещи лучше доверить полиции. Вы подвергли опасности не только Лиззи, но и себя. Леди следует помнить о своем положении в подобных делах.
Однако если он думал, что леди Кэтрин будет спокойно сидеть, выслушивая эту критическую нотацию, то вскоре понял свою ошибку.
– Во-первых, – сказала она, и ее глаза сердито вспыхнули, – я принесла вам извинения. И я все еще думаю, как загладить последствия своих действий. Примете ли вы мои извинения или нет, это ваше личное дело. Но я отказываюсь слушать, как вы рассуждаете о том, что леди должна и чего не должна делать. Было время, когда я, услышав подобные слова, прикусила бы язык и не стала бы спорить. Ибо так надлежит делать дамам. Для меня это время держать язык за зубами уже в прошлом.
Ее горячность поразила Эвершема. Он собрался было сделать какое-нибудь замечание, чтобы успокоить ее, но понял, что она еще не закончила. А лишь перевела дыхание, чтобы продолжить свою страстную речь:
– Как вы думаете, кому придется иметь дело с последствиями убийств, которые вы расследуете, мистер Эвершем? Разве мужчины в доме возьмут на себя заботы по омовению тела и его подготовке к погребению? Нет, это дело женщин. Кто утешает бедных сирот, когда те просыпаются ночью в слезах? Только не родственники-мужчины. Это няня, или гувернантка, или мать. А потом, в иное время, они не могут быть там, чтобы выполнять эти свои обязанности, ибо сами являются жертвами. Более того, я готова спорить, вы и сами давно пришли к выводу, что, когда жертвой становится женщина, виновен в ее гибели, скорее всего, муж или любовник. И я готова спорить, что вас как детектива даже не вызывают для расследования большинства убийств в среде низших классов, ибо эти убийства не заслуживают тех ресурсов, что предназначены для расследования куда более редких убийств представителей среднего и высшего классов. В конце концов, женщины из низших классов взаимозаменяемы, и одна ничем не лучше другой.
Эвершем моргнул. Очевидно, она потратила немало времени на эти размышления. И, возможно, она была права.
– Леди Кэтрин, я отнюдь не говорил, что…
Но выпустив наружу гнев, она, похоже, немного успокоилась.
– Нет нужды приукрашивать наш разговор комплиментами, мистер Эвершем. Каждый из нас знает мнение другого. Вы считаете, что мое интервью с Лиззи Грейнджер было необдуманным, несвоевременным и неуместным. Я считаю, что вы одаренный детектив, но имеете слабое представление о том, на что похожа жизнь женского населения. Вы не первый, кто страдает этим недостатком, и вы не будете и последним. Я лишь прошу вас об одном: в следующий раз, когда вы решите отвергнуть какой-либо поступок дамы как неприемлемый, вспомните мои слова. Подумайте, сколько из того, что мы определяем как приличное или неприличное, связано не столько с манерами, сколько с желанием указывать женщинам на их место. Где они не будут мешать мужчинам.
Она откинулась на спинку стула и махнула рукой в его сторону, как бы велев ему продолжать.
Леди Кэтрин Баском определенно не глупа, подумал Эвершем. Он даже был готов признать, – пусть его сначала выпорют, прежде чем он признал бы это вслух в ее присутствии, – что она была по-своему права в своей оценке того, как общество относится к женщинам. Он невольно подумал о том, сколь трудно должно быть таким, как она, – откровенным, умным, готовым отстаивать свои принципы, когда тем угрожают. Она не была похожа ни на одну женщину, которую он когда-либо знал. По его опыту, женщины, особенно светские дамы, были слабы, беспомощны и робки, и временами при помощи этой своей слабости склонны помыкать мужчинами. Он их не винил. В некоторых случаях это был их единственный способ оставаться хозяйкой собственной жизни. Но в леди Кэтрин не было ни одной подобной черты.
Она говорила то, что думала. Причем делала это убедительно, и ее глаза вспыхивали огнем. Интересно, задумался Эвершем, как бы она вела себя в иных, не менее страстных ситуациях.
Это совершенно неуместный ход мыслей, безжалостно напомнил он себе. Впрочем, он до сих пор со смущением вспоминал, причем в мельчайших подробностях, как великолепно она смотрелась, когда ее глаза пылали и грудь вздымалась от волнения.
Желая направить разговор в нужное ему русло, он сказал:
– Теперь, когда мы уладили наши предыдущие разногласия, позвольте мне задать вам несколько вопросов о том, что произошло, когда вы нашли тело мистера Джонса. Почему бы вам не рассказать мне своими словами, как именно это произошло?
Ее лицо мгновенно посерьезнело.
– Мне начать с того момента, как я его заметила, или до этого?
– Как пожелаете.
– Медленно и в деталях Кейт поведала о том, как она застряла в обществе Бартонов, но сумела сбежать от них и забрела на какую-то узкую дорожку.
– Знали ли вы об этой дороге до того, как наткнулись на тело? – уточнил Эвершем.
– Нет, у мистера Томпсона имелся путеводитель по Льюистону, но в нем были описания пешеходных прогулок ближе к самой деревне. Вэл сказал нам, что от его поместья вокруг озера и вверх по холмам ведет множество троп, но не стал вдаваться в подробности. Это была довольно спокойная вечеринка, если, разумеется, не считать убийства.
Она говорила с невозмутимым лицом, но понадобилось всего мгновение, чтобы до нее самой дошла абсурдность ее слов, и леди Баском прыснула от смеха.
– Прошу прощения. Я знаю, это не смешно, но, боже мой, какие это были странные несколько дней.
Для Эвершема не было в новинку, что те, кого коснулась внезапная смерть или тяжелая утрата, реагировали порой с неожиданным весельем. Смерть – странное дело, и каждый переживает ее по-своему.
Он встал, обошел стол и опустился перед ней на корточки.
– Вам нечего стыдиться, миледи. А теперь почему бы вам не рассказать мне о том, как вы нашли тело?
Казалось, его близость ее успокоила, – или, по крайней мере, он на это надеялся, – и удивительно ровным голосом она рассказала ему о том, как поднялась на холм и увидела там жуткую картину. Когда дело дошло до подробностей о положении тела мистера Джонса, Кэтрин Баском была на удивление дотошна и даже заметила, что он лежал, чуть повернутый на левый бок. И что записка была приколота к его рубашке дамской шляпной булавкой.
– Это ведь он, верно? – спросила она, когда он не заговорил сразу после того, как она закончила рассказ. – Блюститель заповедей?
Хотя Эвершем отчасти и простил ее, он не собирался делиться с ней подробностями своего расследования. Если смерть Джонса была делом рук Блюстителя заповедей, то лучше не предавать огласке ее подробности. Это был его шанс восстановить свое положение на службе, и он не собирался им рисковать. Даже если это означало, что ему придется приложить все усилия к тому, чтобы единственный человек в Камбрии, который знал о Блюстителе заповедей столько же, сколько и он, оставался в неведении.
– Пока не знаю, – честно признался он. – Но я должен просить, чтобы вы не мешали мне выполнять мою работу.
Затем в его сознании непрошено промелькнула цитата из Макиавелли о том, что нужно держать друзей близко, а врагов еще ближе.
– Если вам будет интересно, я могу попросить вас помочь на некоторых этапах расследования.
Она поджала губы, словно собиралась сделать ему сердитый выговор. Но после минутного молчания протянула руку.
– Я подумаю об этом. Но у меня есть условие.
Он уже взял ее нежную руку в свою, когда она добавила последнюю фразу. Любопытство перевесило в нем здравый смысл, Эвершем мысленно пожал плечами.
– Какое условие?
– Чтобы и вы не мешали мне делать мою работу.
– Как именно? Вы знаете, я не могу позволить вам писать об этом, пока идет следствие. Я не могу допустить, чтобы вы поставили все под угрозу.
– Ничего подобного, – твердо заявила она. – Пока вы расследуете это убийство, мне бы просто хотелось узнать как можно больше о ваших методах, чтобы больше не подвергать опасности невинные жизни из-за моего невежества.
Прежде чем он нашелся с ответом, она продолжила:
– Я также хотела бы взять у вас интервью для «Дамского справочника пакостей», дабы узнать, как представительницам прекрасного пола можно уберечь себя от опасностей, подстерегающих их в повседневной жизни.
– И это все? – спросил он с хмурым взглядом. Он был вынужден с неохотой признаться, что она была куда более готова взять на себя ответственность за свои ошибки, нежели большинство мужчин, которых он знал.