Тайна индийских офицеров

– Не разыгрывайте из себя сумасшедшего, майор, – сухо ответил капитан.

– И он даже не спросит о бедной Аде, которая зевает перед картиной Рубенса – собственностью сэра Руперта Лисля, что висит над камином в той комнате, – продолжал майор, указывая на дверь гостиной. – Нужно вам заметить, что эта картина (между нами и при всем моем уважении к баронету, который еще слишком молод, чтобы быть хорошим знатоком) не что иное, как копия!.. Да, Артур, да, дорогой друг, это просто копия, и мне кажется, что я знаю того, кто писал ее – внука антверпенского жида, миссис Вальдзингам, жида, но гения. Отличительная черта этого семейства – рубенсовский колорит, и любой торговец картинами может тотчас указать вам на работу одного из его членов.

Капитан грустно опустил глаза на свои запыленные сапоги, между тем как майор сиял лучезарной улыбкой, как будто ожидал услышать что-то очень приятное.

– Артур, – снова заговорил мистер Гранвиль, разглаживая усы своей красивой рукой, сверкавшей драгоценными камнями, – неужели вы не спросите меня об Аде?

– Ах да! – сказал капитан. – Как здоровье миссис Варней?

– Миссис Варней! – повторил майор тоном глубочайшего упрека. – Дорогая миссис Вальдзингам, верите ли, что в течение двух лет эти милые дети постоянно называли друг друга Артуром и Адой?.. Но пойдемте же, гадкий капитан, пойдем взглянуть на вашего старого друга… Миссис Вальдзингам, моя жена будет очарована вами, а вы будете очарованы моей женой. Вы обе молоды и в высшей степени прекрасны, – добавил он с поклоном. – Одна из вас такая живая, другая – тихая и спокойная… Ада! – позвал он, повысив голос.

– Что, дорогой?

Эти два слова были произнесены таким чудным голосом, что, казалось, он проникал прямо в душу, затрагивая в ней самые тонкие, самые нежные струны. Миссис Варней появилась на пороге гостиной и остановилась в дверях, так что ее можно было принять за прекрасную картину в раме, а зеленая бархатная драпировка двери довершала иллюзию. Свет из большого окна передней падал прямо на молодую женщину, и она была так прелестна, что, казалось, солнце сосредоточило на ней все свои лучи, оставляя окружающих в тени. На ней было шелковое платье, расшитое серебром, с фиолетовыми бантами и бахромой. Черная круясевная шаль спускалась с ее плеч и красивыми складками падала вокруг ее талии. Она была без шляпки, и ее темные локоны, откинутые назад, в беспорядке вились вокруг шеи. В лице ее было много чисто восточных черт: небольшой тонкий нос, черные томные продолговатые глаза, полузакрытые длинными шелковистыми и тоже совершенно черными ресницами. Полные губы ее были ярко-красными, а лицо смуглым и бледным. Эта роскошная красота в сочетании с детским выражением лица была полна какого-то особенного обаяния. Враги ее, не смея отрицать, что она прелестна, приписывали ей еврейское происхождение – вот и все, что они могли сказать о ней предосудительного.

Несколько минут она стояла неподвижная, как статуя: казалось, что она ждет, когда пройдут восторг и удивление, вызванные ее появлением, – а потом, протягивая свою маленькую ручку, обтянутую изящной перчаткой, подошла к капитану, который тоже смотрел на нее, как будто видел ее в первый раз.

– Капитан Вальдзингам, неужели вы совсем забыли Калькутту? – спросила она.

– Забыл Калькутту?.. Я готов биться о заклад, что нет, – с громким смехом заметил майор.

– Вовсе нет, миссис, – ответил Артур, – почти для всех прошлое – весьма дорогостоящий учитель, но он был бы плохим, если б мы так скоро забывали его уроки.

– Он читает нравоучение, как автор какого-нибудь романа в последней главе, – сказал майор, продолжая смеяться… – Старый лис! Устроился-таки наконец, как выражаются у нас, по ту сторону пролива. Однако, Артур, представьте-ка друг другу наших дам.

Смуглое лицо капитана омрачилось еще больше.

– Это едва ли необходимо, – ответил он. – Мы с женой завтра отправляемся на материк… Пойдемте, Клэрибелль, пойдемте, баронет.

Он взял мальчика за руку и направился к библиотеке, решительно повернувшись спиною к майору и его прекрасной жене. Миссис Вальдзингам посмотрела на него с недоумением. Он часто бывал резким и странным, но она ни разу еще не видела его таким невежливым и грубым. Майор между тем ничуть не смутился: он тихо засмеялся, и, прежде чем капитан Вальдзингам успел выйти из передней, запел своим прекрасным тенором: «Не уходи, настал твой час!»

Артур Вальдзингам вдруг остановился, будто увидел перед собой дуло пистолета.

– Вернитесь, дорогой товарищ, – проговорил майор, закончив куплет великолепнейшей руладой. – Вернитесь, мой друг, и познакомьте миссис Вальдзингам с миссис Варней, познакомьте их, Артур, и измените свое намерение отправиться на континент. По-моему, это самое благоразумное, что вы можете сделать.

Капитан представил друг другу обеих женщин, и Клэрибелль почувствовала живейшую симпатию к прекрасной гостье.

– Не пригласить ли нам ваших друзей к обеду, Артур? – спросила она мужа шепотом.

Он не ответил, только сказал:

– Проводите миссис Варней в гостиную, Клэрибелль. А мы с вами, майор, пойдем на террасу выкурить пару сигар.

– Хоть дюжину, мой дорогой, потому что мне нужно многое сказать вам.

Мужчины пробыли на террасе до тех пор, пока колокол не позвал их к обеду. Дамы, сидевшие у одного из окон гостиной, заметили, что они вели очень оживленную беседу. Майор говорил с воодушевлением, сопровождая свои слова бурной жестикуляцией, в то время как капитан ходил взад и вперед, повесив голову и сунув руки в карманы. Чем более оживлялся майор, чем больше он размахивал руками и смеялся, тем с большим ожесточением курил его собеседник, делаясь все угрюмее и угрюмее. Когда колокол замолк, капитан Вальдзингам и майор вошли в гостиную.

– Клэрибелль, – сказал он, – майор уговорил меня отложить наше путешествие до тех пор, пока он с женой не будет в состоянии присоединиться к нам, вместе с тем он обещал доставить нам удовольствие провести с нами неделю или две.

– Артур так настойчиво предлагал мне свое гостеприимство, Ада, что я волей-неволей решился остаться здесь на несколько дней, не зная, насколько это согласуется с вашими желаниями, а также с желаниями миссис Вальдзингам, которая, вероятно, находит эти индийские знакомства крайне неприятными… Я приехал сюда в своем экипаже. Он вам не помешает, Артур?

– Нет, в конюшнях есть свободное место. У вас с собою, конечно же, и кучер?

– Да, прекрасный малый, он будет настоящим кладом для ваших людей.

– Майор и миссис Варней займут голубые комнаты. Клэрибелль, потрудитесь отдать приказания Персону.

– Да, Артур, я сделаю это немедленно. Я счастлива, что вы согласились остаться с нами, – добавила миссис Вальдзингам, обращаясь к Аде Варней.

– Вы успели полюбить ее? – сказал майор. – Я так и думал, ее любит весь свет!

Выходя из гостиной, майор остановился в дверях и, окинув быстрым взглядом комнату, из окон которой видны были обширные сады, лес и озеро, проговорил:

– Так это и есть Лисльвуд-Парк! Артур Вальдзингам, вы – гораздо более хитрый лис, чем ваш учитель!..

VI. Опутан

За столом майор Гранвиль Варней был еще любезнее, веселее и разговорчивее. Он сидел рядом с Клэрибелль. Вальдзингам и непокойная, терпеливая хозяйка Лисльвуд-Парка с величайшим вниманием слушали несмолкаемую болтовню белокурого офицера. Он рассказал сотни анекдотов из индийской жизни – таких же живых и увлекательных, таких же блестящих и остроумных, как сам рассказчик.

Подобно всем тихим и не склонным к глубоким размышлениям людям, Клэрибелль легко заражалась весельем других. Она слушала с удовольствием, удивляясь всему, что ей говорил этот веселый военный, который рассказывал и о страшной битве в Пенджабе, и о комичной сцене, разыгравшейся во время обеда в Калькутте. Она вздыхала и смотрела то на очаровательного майора, то на молчаливого капитана, который, не поднимая головы, упорно изучал вензель Лисля, вырезанный на вилке.

«О, если б у Артура был такой веселый характер!» – думала Клэрибелль.

Миссис Варней говорила мало, вероятно, она слышала истории майора уж не один раз. А капитан и не старался вступить в беседу со своей прекрасной соседкой, с рассеянным и смущенным видом он откинулся на спинку кресла, даже не притронувшись к своему бокалу с вином.

После обеда, когда дамы сидели в гостиной, а майор занимал миссис Вальдзингам топографическими описаниями, капитан через открытое окно вылез на террасу, спустился в парк и пошел по большой аллее. Солнце садилось за тучами, и последние багровые лучи его медленно исчезали за деревьями. Было душно, и вокруг царила полнейшая тишина, которая всегда предшествует грозе. Крупные капли дождя начали тяжело падать на листья дубов и на голову капитана, который шел, опустив глаза в землю и не замечая того, что происходит вокруг.

– Здесь тихо, как в лесу, – пробормотал он, когда наконец, оглянувшись, понял, что находится в самой глухой части парка.

Пройдя еще немного, он оказался среди буков, толстые ветки которых сплели над ним густую сеть. Временами он бросал взгляд на освещенные окна замка, отражавшиеся в спокойной глади озера, пока наконец, обернувшись, не заметил, что замок скрыт от него великолепными столетними деревьями.

– Я один, – сказал он. – Сюда может забраться только браконьер или человек, желающий лишить себя жизни.

Он сел на нижний сук одного из деревьев и вынул из кармана что-то завернутое в батистовый платок. Было уже слишком темно, чтобы рассмотреть этот предмет, и он тщательно ощупал его рукою. Вдруг у плеча капитана мелькнуло что-то белое: кто-то выхватил из его рук занимавший его предмет. Капитан вскочил, обернулся и схватил за горло стоявшего позади него Гранвиля Варнея.

– Отдайте! – проговорил он в бешенстве.

– Ни за что, – ответил хладнокровно майор. – У вас есть еще один?

– Вам-то какое дело?

– Упрямое дитя! Я ведь просто спросил, есть ли при вас другой, запасной пистолет? – мягко спросил майор.

– Нет, тысячу раз нет!

– Великолепно, мой бесценный Артур!.. Тогда сядем на эту ветку – она заменит козетку – и поговорим без всяких гневных выходок.

Капитан сел, не говоря ни слова.