Смерть на винограднике

– Мне тоже не по душе эти его новые друзья, но в последнее время Виктор редко с ними видится. По-моему, этот этап для него уже в прошлом. Сегодня он собирался в кино с Жеромом и Тома?.

Братья Жером и Тома? Клерг были сыновьями ближайших соседей Боннаров, еще одной семьи виноделов. Жан-Жак Клерг купил участок земли в подарок самому себе сразу после раннего выхода на пенсию. Он сколотил состояние, работая на «Голдман Сакс» в Лондоне, а потом, по выражению местных жителей, «монетизировал» его и поселился в Провансе в сравнительно молодом возрасте – тридцати семи лет, когда его сыновья только учились ходить. Две семьи сразу сдружились. Элиза была убеждена, что жена Жан-Жака, англичанка Люси, родившаяся и выросшая в Лондоне, во французской провинции и двух месяцев не продержится. Но именно Люси научила Элизу печь абрикосовые пироги с песочной корочкой, и не кто-нибудь, а Люси каждую зиму помогала Оливье с обрезкой веток олив. Но лучшим из сюрпризов оказался еще один: пройдя интенсивный курс энологии, Жан-Жак Клерг начал производить бесподобные вина. Вместе со старшим виноделом Оливье, Элен Полик и Марком Нажелем из Вара Клерг поднял знамя вин юго-востока Франции. Остальные виноделы региона учились у прославленного трио, и качество местных апелласьонов неуклонно улучшалось.

Оливье и Элиза застыли: по ступеням лестницы, выбивая из них пыль, загрохотала пара черных «конверсов».

– Легок на помине… – пробормотал под нос Оливье Боннар.

– О, а я вас везде ищу! – воскликнул Виктор Боннар. – Мам, когда ужин? Кино в восемь в Эксе. Нам надо успеть на автобус в семь десять. – Виктор посмотрел на мать, но та молчала. Он перевел взгляд на отца, но молчал и тот. У мальчишки мелькнула мысль, что родители поссорились. В горле встал ком. Наверное, обсуждали развод, как мать и отец его приятеля Люка.

Оливье повернулся к стеллажу с бутылками и широким взмахом руки предложил Виктору взглянуть на опустевшие ячейки.

– Что произошло?! – изумился Виктор.

– Вот и мама сказала то же самое.

Виктор Боннар перепуганным зверьком заметался туда-сюда возле стеллажа. Элиза взглянула на мужа и выразительно подняла брови, словно говоря: «Видишь? Он удивился так же, как и мы».

– Бутылка двадцать девятого года пропала! Жуть! – завопил Виктор, пробегая вдоль стеллажа и то и дело наклоняясь, чтобы взглянуть на этикетки. – А дед знает?

– Нет, он пошел вздремнуть. Боюсь даже заводить с ним этот разговор, – признался Оливье.

– Но кто мог это сделать? – спросил Виктор, адресуя свой вопрос в пустоту.

– Я как раз хотел узнать об этом у тебя, – ответил Оливье Боннар, и едва слова сорвались с языка, пожалел о них.

Виктор ошеломленно замер.

– Пап, ты что? – Он густо покраснел и вдруг хватил по сырой стене погреба кулаком, ободрав кожу. – Ну, спасибо тебе огромное, папа! – выкрикнул он, взбежал по лестнице и оглушительно хлопнул дверью.

– Bravo, chеri[5 - Дорогой (фр.).], -со вздохом сказала Элиза мужу и тоже направилась вверх по лестнице, навстречу заходящему солнцу.

– Ну что же… – вздохнул Оливье Боннар, обращаясь к самому себе. Первым делом он пойдет и извинится перед Виктором, потом сядет в машину и поедет в Экс, к своему другу из страховой компании. Прошло несколько недель с последней поездки Оливье в город: слишком уж много хлопот доставил ему необычно сырой конец нынешнего августа. Вместе с Элен он переставлял бочки молодого годовалого вина в погреб для второго года хранения, чтобы освободить место для вин нового урожая. Покончив с этим делом, Оливье и Сирил принялись передвигать оборудование и расчищать место для давилок и прессов под новый урожай винограда, – точнее, занимались этим делом, пока не сломался трактор. Предстояло еще много работы в погребе. Боннар взялся доливать бочки, объясняя откровенно скучающей Сандрин, что через деревянные стенки бочек испаряется пять процентов содержимого. Обычно за это дело охотно брался Виктор, но на этот раз Оливье попросил о помощи Сандрин, надеясь, что благодаря этому она будет лучше понимать процесс изготовления вина. К тому же он рассчитывал, что Виктор сосредоточится на учебе: они договорились, что в последний школьный год он засядет за учебники, чтобы получить хоть сколько-нибудь приличную оценку за «бак» – зубодробительный выпускной экзамен. Когда Виктор был еще совсем маленьким, Оливье объяснил ему, что потери вина из бочек называются долей ангелов, как когда-то объяснял самому Оливье его отец, Альбер. Улыбаясь, Оливье вспомнил, как шестилетний Виктор долго приглядывался к бочке, ходил вокруг нее и подставлял сложенные ковшиком ладошки, думая, что в них закапает утекающее красное вино.

Покончив с делами в Эксе, Боннар собирался пешком сходить к Жан-Жаку Клергу и пригласить его в гости. Жан-Жак наверняка даст дельный совет. Оливье хотелось выпить с другом прямо в погребе, в окружении остатков своей коллекции вин. Как и его товарищи, истинные vignerons[6 - Виноделы (фр.).], Боннар старался не злоупотреблять спиртным. Но сегодня он, пожалуй, даст себе волю. Бонвиван Жан-Жак, возможно, прихватит парочку кубинских сигар: Оливье выкурил такую в компании судьи из Экса во время своего предыдущего визита и с тех пор пристрастился к сигарам. Элиза наверняка объявит ему бойкот – ну и пусть. Оливье Боннар поднялся по лестнице из погреба, выключил свет, закрыл и запер дверь и на этот раз положил ключ в карман.

Глава 2

Последний базарный день

В этот ничем не примечательный вторник мадам Полин Даррас в последний раз побывала на рынке. Для сентября было довольно тепло, но она надела поверх шелковой блузки легкий хлопковый свитер. Утреннее солнце стояло высоко и светило ярко, небо было голубым, и чем ближе Полин подходила к Дворцу правосудия и площади перед ним, на которой трижды в неделю открывался рынок, тем отчетливее слышался шум. Собачка Полин, Коко, в возбуждении рвалась вперед, зная, что сегодня базарный день. Мадам придерживала поводок и улыбалась, глядя на Коко: собачка обожала базары, особенно патрульных полицейских на мотоциклах.

Извилистым путем мадам Даррас прошла мимо занимающих самые большие прилавки торговцев фруктами и овощами и демонстративно нахмурилась, поглядывая на них. Всякий, кто продавал бананы, ананасы и лаймы, явно не растил их в Провансе, а закупал оптом на складах в Марселе. Любимец мадам, зеленщик Мартин, держал небольшую палатку в дальнем конце базарной площади и продавал экологически чистые овощи, которые сам выращивал на ферме к северу от Экса. Пробираясь сквозь небольшую толпу туристов, увлеченно фотографирующих специи, мадам Даррас нарочно толкала их своей корзинкой посильнее: неужели этим людям невдомек, что кое-кому приходится ходить на рынок действительно за покупками да еще готовить еду? Мадам Даррас улыбалась, приближаясь к прилавку Мартина, но улыбка сошла с ее лица при виде очереди. «Стало быть, и другие жители Экса распробовали превосходный товар Мартина», – подумала она. Придется постоять в очереди и опоздать с обедом как минимум на пятнадцать минут. Но если взяться за стряпню сразу же после прихода домой, а не тратить время на чай, обед будет готов в обычное время. Она взяла одну из пластиковых мисок, которые Мартин оставлял на выложенном горкой розовом картофеле, и принялась отбирать овощи для pot-au-feu[7 - Потофё (букв. «котелок на огне», фр.) – два блюда в одном: говядина с овощами и густой бульон, в котором тушились эти ингредиенты.], который решила приготовить к ужину: репу, морковь, картошку, лук-порей, репчатый лук и чеснок. Говядину она купит в «Королевском мяснике» – «наверняка и там очередь». А на обед у них с Жилем будут свиные отбивные с зеленой фасолью – готовятся они быстро и просто, Жиль их обожает.

– И ты тоже, Коко, – да, детка? – добавила она, глядя сверху вниз на собаку.

Внезапно она услышала, что кто-то обращается к ней, и резко вскинула голову.

– Мадам? – Мартин улыбался, но взгляд у него был тревожным.

Взяв себя в руки, мадам Даррас улыбнулась Мартину. «Какие же у него чудесные большие руки, – думала она, – вот только слишком грязные. Хотела бы я знать, давно ли он меня зовет». Она помнила, как беседовала с Коко, но как долго это продолжалось? Она отдала Мартину миску с выбранными овощами.

– Voil?[8 - Здесь (фр.).], – сказала она.

– Похоже, у кого-то к ужину будет pot-au-feu, – весело заметил Мартин.

– Верно, – кивнула она. – И вкусно, и недорого… Ну, если не считать говядину.

Она бросила взгляд на лавку «Королевский мясник», надеясь хотя бы прикинуть, насколько длинна очередь, но так и не разглядела сквозь стекла. Пожалуй, хороший признак: дверь закрыта, значит, очередь еще помещается в лавке, а не растянулась по площади, как порой бывало по субботам.

Мартин старательно взвешивал овощи: он знал, что мадам Даррас не спускает с весов ястребиного взгляда. Он посмотрел на ее тщательно уложенные светлые волосы и очки в дизайнерской оправе: мадам принадлежала к числу жителей Экса, возраст которых не поддавался определению, – где-то между шестьюдесятью и семьюдесятью пятью. Мадам Даррас была цепкой и упрямой старушкой, но нравилась Мартину. Она стала его первой покупательницей, когда он еще был единственным на весь рынок продавцом экологически чистых овощей. Он так долго ждал, когда из мэрии придет разрешение завести овощную палатку, первоначальный взнос чуть не разорил его, но теперь палатка окупалась, особенно по субботам. Как правило, весь товар он распродавал уже к полудню.

Мадам разговорилась с другой женщиной из очереди: обе собирались этим вечером готовить pot-au-feu и сравнивали рецепты. Мартин так и не понял, знакомы эти дамы или нет. Экс, где он работал, приносил ему неплохую выручку, но по сравнению с деревушкой к северу от Маноска, где он жил, этот город по-прежнему оставался совершенно чуждой территорией, привилегированной и богатой. Мартин не знал, то ли мадам Даррас и вправду любопытна от природы, потому и не упускает случая поболтать с кем-нибудь, то ли она просто назойливая сплетница. Скорее всего ее любопытство эгоистично и своекорыстно, но Мартин все равно беспокоился за нее: хотя она и приходила за покупками сама, умело выбирала овощи и помнила рецепты, в последние несколько недель ее мысли все чаще витали где-то далеко. Она не слышала, что он обращается к ней, и ее глаза казались остекленевшими, почти желтыми.

– Вот, прошу, мадам Даррас. Семь евро и тринадцать сантимов, будьте добры. – В ее корзинку он уложил также пучок петрушки в качестве подарка.

Мадам Даррас бережно достала кошелек от «Эрмес», подарок племянника, и неторопливо отсчитала деньги.

Мартин с улыбкой поблагодарил ее, и она понесла свою корзину обратно через толпу покупателей и продавцов, по пути остановившись полюбоваться подсолнухами, которые продавал какой-то фермер. Покупать их она так и не надумала, потому что корзину и без того несла с трудом – овощи оказались тяжелыми, – но все-таки зашла к мяснику. В длинном и узком мясном магазине тянулась очередь, и мадам Даррас быстро проскользнула в глубину магазина, где образовалась вторая очередь, короткая, состоявшая из привилегированных и посвященных. Улыбаясь и кивая знакомым из числа покупателей, мадам Даррас ждала и старалась усмирить Коко, которая уже начинала терять терпение. Перед ней стояла какая-то молодая американка, занятая разговором со своим малышом лет двух, сидевшим в прогулочной колясочке. Наклонившись и делая вид, будто бы разглядывает вырезку, мадам Даррас мало-помалу протискивалась в обход l’Amеricaine[9 - Американка (фр.).], которая или ничего не замечала, или была слишком вежлива, чтобы осадить старушку, лезущую без очереди. Но когда мадам Даррас выпрямилась, то наткнулась прямо на колясочку, которую американка ловким движением поставила прямо перед ней, преграждая путь.

– Il faut attendre, madame[10 - Придется подождать, мадам (фр.).], -сказала молодая женщина на хорошем французском, хотя и с резким акцентом.

Мадам Даррас фыркнула, притворившись, что не понимает, и заговорила с Коко. Ее возмутило, что эта девчонка не только загородила ей дорогу, но и знала местную тайну – систему двух очередей.

– Мадам Даррас! – воскликнул мясник и хозяин заведения Анри, когда наконец подошла ее очередь. – Какая же вы сегодня красавица!

Мадам Даррас зарумянилась.

– Каждому следует хотя бы стараться выглядеть презентабельно, каким бы ни был день.

– И то правда, – согласился мясник. – Что же прекрасная мадам желает приготовить для своего счастливого мужа?

Отвечать ей не хотелось, но слово вырвалось само собой:

– Pot-au-feu.

– Ну, тогда позвольте предложить для вашего pot-au-feu кусок отборной говяжьей вырезки и немного телятины.

– Телятины? – с сомнением повторила мадам Даррас. Такая покупка обойдется гораздо дороже. Другие продавцы обычно предлагали ей только говядину.

– Ну конечно, телятины! Но если мадам возражает…

– Нет-нет, пожалуй, вы правы… кусочек телятины способен сотворить настоящее чудо, не так ли?

Ей не хотелось, чтобы Анри, а в особенности эта сплетница мадам де Коррез, подумали, что она экономит и жмется.

Опытный продавец Анри с улыбкой отрезал кусок нежной телятины и прибавил к купленной ею говядине.

Мадам Даррас забрала мясо и встала еще в одну очередь, чтобы расплатиться, зная по опыту, что дочь Анри, сидящая за кассой, на редкость расторопна и толкова. Не прошло и нескольких минут, как мадам уже возвращалась по улице Эмерик-Давид к себе домой. Коко, которая совсем извелась от усталости и голода, она несла на руках. Проходя мимо дома номер шестнадцать, мадам остановилась и нахмурилась. Ее сосед, молодой выскочка-нувориш, стоял у дверей «Отель де Панисс-Пассис», беседуя с рабочими, сооружающими строительные леса. Филипп Леридон несколько лет назад купил величественный особняк, который с тех пор стоял притихший и пустой, пока его новый хозяин жил в Марокко и, как сказал мадам Даррас ее муж, зарабатывал миллионы на сети роскошных отелей. Слегка поблекший, но элегантный особняк XVIII века он приобрел из прихоти, проводя отпуск в Эксе, а совсем недавно, в этом году, продал свою сеть отелей и перебрался жить в Экс. Рабочие сновали вокруг особняка уже несколько недель, шум стоял целыми днями, даже по субботам, а в квартире мадам Даррас от их отбойных молотков в стенах появились трещины. Она напомнила себе сегодня же позвонить своему адвокату и ускорила шаг, радуясь – нет, гордясь! – что способна справляться с такими делами самостоятельно, без помощи мужа.