– Да?
– Но это…
Он остановился. Его глаза, казалось, прожигали меня насквозь. Он опустил руку и выпрямился.
– Ладно. Оставим это. Если это важно, Бог подаст голос снова. – Он улыбнулся мне. – Сейчас важнее то, что сказал ты. Не каждому человеку дано услышать такое от своего почти взрослого сына. Кто знает, быть может, оно и к лучшему, что мы впервые встретились как мужчина с мужчиной, когда каждому из нас есть что дать другому. Человеку, у которого дети с младенчества путаются под ногами, не дано внезапно увидеть свое отражение в лице сына, как я увидел в твоем.
– Неужто мы так похожи?
– Говорят, да. А я вижу в тебе достаточно много от Утера, чтобы понять, почему все говорят, что ты мой сын.
– А он, видимо, не заметил, – сказал я, – и очень сердится. Или, наоборот, рад, что я тебе не наложник?
– Так ты знал? – Амброзий усмехнулся. – Если бы он иногда думал головой, а не другим местом, ему бы это пошло на пользу. Но мы и так неплохо уживаемся. Он делает свое дело, я свое, и, если сумею проложить ему путь, он будет моим наследником, если у меня не будет…
Он осекся. Наступила неловкая пауза. Я глядел в пол.
– Прости меня, – сказал он тихо, как равный равному. – Я сказал это, не подумав. Давно свыкся с мыслью, что у меня нет сына…
Я поднял голову:
– В этом отношении так оно и есть. И Утер тоже так думает.
– Что ж, если ты считаешь так же, мой путь будет куда легче.
Я рассмеялся:
– Нет, представить себя королем я не могу! Быть может, половинкой короля или даже четвертью: той малой частью, что видит и думает, но действовать не может. Может быть, когда ты уйдешь, из нас с Утером выйдет один неплохой король. По-моему, он уже сейчас великолепен, ты не находишь?
Но Амброзий не улыбнулся. Его глаза сузились, он пристально смотрел на меня.
– Именно так я и думал! Как ты догадался?
– Ну, как бы я мог догадаться, господин?
Я выпрямился на своем табурете – и тут меня осенило:
– Так вот как ты собирался использовать меня? Теперь я понимаю, почему ты держал меня здесь, в своем доме, и обращался со мной по-королевски, но мне всегда хотелось думать, что ты что-то задумал насчет меня и я смогу быть тебе полезен. Белазий говорил, что ты используешь каждого человека по его способностям и что, даже если я не гожусь в солдаты, ты найдешь мне дело по силам. Это правда?
– Чистая правда. Я понял это сразу, даже прежде, чем подумал, что ты, должно быть, мой сын. Когда увидел, как ты стоял лицом к лицу с Утером тогда ночью, в поле, и в глазах твоих все еще плавали видения, и сила окутывала тебя, словно сияющее облако. Нет, Мерлин, из тебя никогда не выйдет короля, даже принца. Но я думаю, что, когда ты вырастешь, король, рядом с которым будешь ты, сможет править всем миром. Теперь понимаешь, почему я послал тебя к Белазию?
– Он очень ученый человек, – осторожно сказал я.
– Он человек развратный и опасный, – сказал Амброзий. – Но он весьма тонок и умен, много странствовал и знает многое, чему тебя не учили в Уэльсе. Я не скажу – «следуй ему», потому что есть много мест, куда следовать за ним не стоит. Но учиться у него надо.
Я поднял на него глаза, потом кивнул:
– Ты про него все знаешь.
Это был не вопрос, а утверждение.
– Да. Я знаю, что он жрец древнего культа.
– И ты это терпишь?
– Я пока не могу позволить себе выбрасывать ценные орудия только потому, что мне не нравится, как они сделаны, – ответил он. – Белазий полезен, и я использую его. Если ты мудр, то поступишь так же.
– Он хочет взять меня на следующую встречу.
Он поднял брови, но ничего не сказал.
– Ты против? – спросил я.
– Нет. Ты пойдешь?
– Да, – сказал я медленно и очень серьезно, подыскивая нужные слова. – Видишь ли, господин… Когда ищешь… то, что ищу я, приходится заглядывать повсюду, даже в самые странные места. Смотреть прямо на солнце невозможно, его можно видеть, лишь когда оно отражается в земных вещах. И даже отражаясь в грязной луже, оно все равно остается солнцем. И в этих поисках я готов заглянуть куда угодно.
Он улыбался.
– Вот видишь? Тебе не нужно другой охраны, кроме Кадаля.
Он развалился в кресле, облокотившись на край стола, и явно расслабился.
– Она назвала тебя Эмрис. Дитя Света. Дитя небожителей. Божественный. Ты ведь знаешь, что оно значит именно это?
– Да.
– А ты не знал, что это и мое имя тоже?
– Разве? – глупо спросил я.
Он кивнул:
– Эмрис – Амброзий. Это одно и то же слово. Мерлин Амброзий – она назвала тебя в честь меня.
Я уставился на него.
– Я… Ну да, конечно! А мне и в голову не приходило!
И я рассмеялся.
– Чему ты смеешься?
– Это имя… Амброзий, Князь Света… А она всем говорила, что мой отец – Князь Тьмы! Я слышал даже песню об этом. У нас в Уэльсе песни слагают по любому поводу.
– Когда-нибудь ты споешь ее мне.
Тут он внезапно сделался серьезен. Его голос стал гулким.