Грозные чары

– Отныне ни малейшей, – спокойно заверил ее Мэннинг. – Послушайте, Фил, все будет хорошо. Если Макс Гейл прежде и не знал, то теперь знает, и ему хватит здравого смысла хранить подобные вещи подальше от старого джентльмена.

– Как? – вскричала Филлида. – Нет, вы ответьте мне – как? Вы когда-нибудь были в этом жутком музее?

– Нет. А что такое? Там есть оружейная комната или что-то в этом роде?

– Оружейная комната! – выразительно повторила Филлида. – Господи, дай мне сил! Оружейная! Да стены Кастелло просто увешаны этими штуками! Ружья, кинжалы, копья, дротики, да что угодно. Клянусь, там есть все, от карабинов до кастетов. Даже пушка перед парадной дверью! Боже праведный, дедушка Лео коллекционировал эту гадость! Да там хоть дюжина кинжалов пропади – никто и не заметит!

– Ну не прелесть ли? – заметил Годфри.

– Послушайте, – настойчиво вмешалась я, – еще минута, и я закричу. Что означает вся эта таинственность? Неужели вы оба говорите о Джулиане Гейле? Потому что если это так, то я в жизни не слышала подобной глупости. Да чего ради ему в ярости слоняться кругом с винтовкой наперевес? Он мог бы, конечно, пристрелить пару театральных критиков – знаю я одного такого, что напрашивается на это вот уже сколько лет, – но не дельфина! Это невозможно.

– Вы с ним знакомы?

Голос Годфри Мэннинга звучал резко и удивленно.

– Никогда не встречалась с ним, он звезда не моего ранга. Но я знаю кучу людей, которые с ним работали, и все они обожают его. Говорю же вам, это не в его стиле. А если спросите, откуда мне это известно, позвольте сообщить вам, что я видела каждую пьесу, в которой он играл за последние десять лет, а если есть род деятельности, при которой человек просто не может скрыть, каков он внутри, под всем, что делает или говорит, то это актер. Согласна, звучит парадоксально, но это чистая правда. И чтобы Джулиан Гейл мог убить живое существо, вышедшее прямиком из греческих мифов, – нет, это совершенно невозможно. Если только он не пьян или не сошел с ума...

Я умолкла. От взгляда, которым обменялись Годфри и Фил, зашкалило бы любой счетчик Гейгера. Наступила такая тишина, что ее можно было ощутить чисто физически.

– Итак? – вопросительно произнесла я.

Годфри неловко откашлялся. Казалось, он не знал, с чего начать.

– Ох, бога ради, раз уж она собирается провести здесь несколько недель, лучше ей знать, – сказала моя сестра. – Почти наверняка она рано или поздно с ним встретится. Знаю, он ездит только к Каритису и в город, поиграть в шахматы с каким-то приятелем, а в остальное время его никогда не оставляют одного, но я сама однажды столкнулась с ним у Каритиса, а Люси может в один прекрасный день встретить его где-нибудь в окрестностях.

– Да, пожалуй.

Филлида повернулась ко мне.

– Сегодня утром ты сказала, что теряешься в догадках, отчего он вдруг исчез после того, как покинул сцену. Тебе известно про автомобильную катастрофу три или четыре года назад, когда погибли его жена и дочь?

– О боже, да. Это произошло ровно за неделю до премьеры «Тигр, тигр». Я видела спектакль примерно через месяц. По счастью для него, это была пьеса с трагическим надрывом, но он потерял пару стоунов веса. Я знаю, что после того, как сэр Джулиан перестал играть в этой пьесе, он долго болел, и поговаривали даже, что он собирается уйти со сцены, но, разумеется, никто в это по-настоящему не верил, а в начале сезона в Стратфорде он выглядел совершенно нормально. Но тут внезапно объявили, что «Буря» – это его последний выход. Так что же произошло? Он снова заболел?

– В некотором роде. Кончилось тем, что он оказался в лечебнице с нервным расстройством и пробыл там целый год.

Я в полном трансе поглядела на нее.

– А я и не знала.

– Никто не знал, – отозвалась сестра. – Подобные вещи не предают огласке, особенно касательно такой известной персоны, как Джулиан Гейл. Я и сама-то узнала только потому, что Макс Гейл как-то обмолвился Лео, когда они снимали дом, а потом одна подруга досказала мне остальное. Предполагается, что ему уже лучше, и он даже иногда выходит навестить друзей, но с ним всегда кто-нибудь есть.

– Ты хочешь сказать, что он нуждается в присмотре? – безжизненно переспросила я. – Пытаешься объяснить мне, что Джулиан Гейл... – Тут я запнулась. И почему подобные слова так ужасны? Если они и не вызывают в сознании гротескный образ Бедлама, то все равно еще хуже, смягченные синонимы для самого трагичного из всех недугов. – Неуравновешен? – докончила я.

– Не знаю! – Вид у Филлиды был смятенный. – Господи, как не хочется раздувать из этого историю, и, наверное, сам факт, что его выписали – если это подходящее слово – из клиники, должен свидетельствовать, что с ним все в порядке, не так ли?

– Но с ним наверняка все в порядке! Во всяком случае, ты же сама говорила, что встречалась с ним. Как он выглядел?

– Совершенно нормально. Собственно говоря, я влюбилась в него с первого взгляда. Он очень обаятелен. – Она встревоженно покосилась на Годфри. – Но, наверное, такие вещи лечатся? Мне и в голову не приходило... даже мысли не было... но если бы я подумала... ведь дети приезжают сюда на каникулы, и...

– Послушайте, – перебил ее Годфри, – вы принимаете все слишком близко к сердцу. Одного упоминания о ружье хватило, чтобы раздуть целую историю и совершенно утратить чувство меры. Он ведь не маньяк какой-то, а не то его здесь вовсе не было бы.

– Да, наверное, вы правы. Как глупо с моей стороны так потерять голову! – Филлида вздохнула и опустилась в кресло. – В любом случае Люси, вероятно, все это просто приснилось! Если она даже этого самого ружья не видела, не слышала его, не... Ой, ладно, давайте забудем, хорошо?

Я не стала настаивать. Это больше не имело никакого значения. Слишком уж свежо и пугающе было то, что я узнала несколько минут назад.

– Жалко, я не была чуть любезнее с мистером Гейлом, – убитым голосом произнесла я. – Должно быть, он пережил тяжелое время. Это для всех настоящая трагедия, но уж для родного сына...

– Солнышко, к чему такой несчастный вид, не надо! – Едва беспокойство Фил рассеялось, она тут же вернулась к своей роли утешительницы. – Скорее всего, мы все ошибаемся и тут вообще нет ничего особенного, кроме того, что старому джентльмену для окончательного выздоровления требуется немного тишины и спокойствия, а Макс заботится, чтобы ему не мешали. Уж если на то пошло, не удивлюсь, что именно Макс настаивает на карантине из своих личных интересов. Он пишет партитуру для какого-то фильма или чего-то в этом роде и совершенно не выходит из дома. Вот отсюда и все эти надписи «В нарушителей будут стрелять без предупреждения» и юный Адонис в роли телохранителя.

– Юный кто?

– Адонис. Садовник.

– Силы небесные! Ну как может человек жить с таким именем, пусть даже в Греции?

Сестра засмеялась.

– О, он-то еще как может, поверь мне!

И она повернулась к Годфри, говоря что-то про Адониса, который, по всей видимости, был близким другом Спиро. Я снова уловила имя Миранды, и что-то насчет приданого, и что теперь, после смерти брата, возникнут проблемы. Но на самом деле я не вслушивалась, все еще переживая из-за только что услышанной новости. Нелегко перенести крушение кумира. Все равно что проделать долгое и утомительное путешествие, чтобы увидеть «Давида» Микеланджело, и не найти ничего, кроме разбитого пьедестала.

В памяти моей воскрес, да так живо, точно это было лишь вчера, этот «последний выход» в «Буре» – тихие, сдержанные строки отказа Просперо от темных сил:

От грозных этих чар я отрекаюсь.
Еще лишь звуки музыки небесной
Я вызову: чтоб им вернуть рассудок,
Нужны ее возвышенные чары.
А там – сломаю жезл мой, схороню
Его глубоко под землей, и в море
Я глубже, чем измерить можно лотом,
Магическую книгу утоплю.

Я зашевелилась в кресле, усилием воли отбрасывая в сторону овладевшее мной смятение и снова возвращаясь в salotto, где Годфри Мэннинг тем временем начал прощаться.

– Пожалуй, мне пора. Все собирался спросить, Фил, когда приезжает Лео?

– Может быть, сумеет выбраться на следующие выходные, но не уверена. Однако на Пасху-то уж наверняка, с детьми. Вам, правда, надо идти? Хотите, оставайтесь на ленч. Мария, слава богу, приготовила овощи – ненавижу сырой картофель! – а все остальное холодное. Так не останетесь?

– Хотелось бы, но надо возвращаться к телефону. Могут быть какие-то новости.

– Ах да, конечно. Вы ведь позвоните мне сразу же, если что-то узнаете?

– Разумеется. – Он взял папку. – Сообщите мне, когда сочтете нужным, что Мария готова повидаться со мной.

Он попрощался с нами и ушел. Мы молча сидели, пока шум мотора его машины не затих за деревьями.

– Ладно, – наконец заговорила сестра, – сдается мне, нам стоит поискать, чем перекусить. Бедный Годфри, как сильно переживает. Надо сказать, это даже немножко странно, никогда не думала, что его можно так здорово раздавить. Должно быть, он был привязан к Спиро больше, чем показывал.