– Ха! Всего лишь деревья! – воскликнула тетя Ида. – Если бы это были всего лишь деревья, думаешь, я бы сама не показала тебе лес?
Сэмюэль пожал плечами.
– Пожалуйста, Сэмюэль. – Пока тетя Ида боролась с особенно жестким куском мяса, Сэмюэль заметил, что она едва не плачет.
И тогда он нашел в себе силы сказать то, что вчера казалось ему таким трудным.
– Я… простите меня, – произнес он и почувствовал, что после этих слов ему стало легко, как будто он сбросил с плеч тяжелую ношу.
– Ох, Сэмюэль, – сказала тетя Ида, сдерживая слезы. – Ты прав. Одних правил недостаточно. Я не могу просто запретить тебе ходить в лес. В конце концов, ты федь мальчик. А для мальчиков правило – что-то вроде игрушки: что-то, с чем можно поиграть и посмотреть, как оно ломается.
Тетя Ида закрыла глаза и медленно выдохнула воздух через нос, показывая, что она собирается принять очень важное решение.
– Я должна рассказать тебе про лес, – прошептала она так тихо, что ее мог услышать только Сэмюэль. – Я должна рассказать тебе о том, что случилось с дядей Хенриком.
– А Марта? Ей вы об этом расскажете? – спросил Сэмюэль, оглянувшись на гостиную, где Марта сидела на коврике в обнимку с Ибсеном.
Тетя Ида нахмурилась:
– По-твоему, ей мало своих темных страхов в голове?
Сэмюэль затряс головой.
– Нет. Мы ей расскажем, но позже. Это будет наш с тобой секрет, понимаешь? Наш секрет. Очень фажный секрет. А теперь я пойду в холл накормить Ибсена, а после этого все тебе расскажу. О’кей?
– О’кей.
– Ибсен! Ибсен! Мербрад! Мясо!
Пес поднял голову с коврика и взглянул на Марту, как будто говоря тете Иде: «Я приду через пару минут. Но пока я должен еще немного побыть с Мартой».
Сэмюэль смотрел, как тетя Ида несла в холл миску с мясом.
Вернувшись, она приняла решительный вид, потому что история, которую она собиралась поведать, требовала он нее немало сил и храбрости. Она снова закрыла глаза и глубоко вздохнула, как будто готовясь нырнуть под воду.
– Ты слушаешь? – спросила она.
– Да, – ответил Сэмюэль.
– Тогда я начну…
Рассказ о том, что случилось с дядей Хенриком
Дядя Хенрик был замечательным челофеком. Он был лучше всех, кого я когда-либо знала. И мне несказанно повезло, что я фообще его встретила. Он занимался прыжками на лыжах с трамплина, а я была метательницей копья.
Это было двадцать пять лет назад. Мы оба были спортсменами, и не будет таким уж хвастовством сказать, что мы были весьма хорошими спортсменами, потому что мы оба участвовали в Олимпийских играх… Да, Сэмюэль, это правда… Твоя скучная старая тетка однажды участвовала в Олимпийских играх.
Я кидала копье! Я так и не выиграла медаль, но я была близка. Очень близка. Иногда я думаю, что если бы поспала тогда на час дольше или съела еще одно яйцо на завтрак… Но, в любом случае, мне не о чем жалеть.
Спустя два года меня пригласили на церемонию закрытия Зимних Олимпийских игр в Инсбруке. Этот город находится далеко за теми горами, которые ты видишь из окна. Это были те Зимние Олимпийские игры, на которых Хенрик выиграл серебряную медаль за прыжки с трамплина… Ах, ваш дядя был потрясающим прыгуном с трамплина… У него не было страха. Фообще. Он взлетал в фоздух так высоко, что казалось, будто ты смотришь на человека, укравшего у птиц секрет полета. Он проводил в фоздухе едва ли не целые минуты, так далеко наклоняясь вперед, что носом почти касался своих лыж. Ох, это было нефероятное зрелище!
Ну, так фот, тогда-то я и встретила его. Мы полюбили друг друга и поженились, и это было прекрасно. Нам не хотелось расставаться ни на минуту.
– У меня есть чудесная идея, – сказал мне Хенрик. – Мы переедем в дом далеко на севере и купим коз. Мы сможем делать свой сыр.
Мне казалось, что это глупая идея, и я боялась, что позже Хенрик будет сожалеть о своем решении. Он всегда любил сыр, но у него были все шансы выиграть золото на следующих Зимних Олимпийских играх. А быть золотым медалистом – это гораздо лучше, чем быть фермером и разводить коз!
Но Хенрик был настойчив.
– Ты единственная награда, которая важна для меня, – сказал он мне.
И мы сделали это. Мы проехали через туннели в горах и прибыли в этот дом, где мы сейчас находимся. Он был идеален. Слишком идеален, подумала я, потому что он стоил всего сто крон. И я была права. Фидишь ли, скоро мы узнали, что последний человек, живший в доме, пропал… в лесу.
Жители Флома толковали о лесных существах. Хюльдры, ведьмы, тролли, пикси и сотни других. Они рассказывали об ужасном создании, которое властвует над лесом, по имени Мастер перемен. Конечно, я думала, что невежественные сельчане просто несут какую-то чушь. Федь ясно, что все эти создания существуют только в сказках и детских книжках.
Однако мне было любопытно, как человек мог просто так исчезнуть. Поэтому я решила разузнать что-нибудь про предыдущего хозяина. Я узнала, что он был англичанином, профессором, его звали Горацио Тэнглвуд. Сельчане все нам о нем рассказали.
Они рассказали, что он был очень высокомерным человеком, который десять раз просил Старого Тора нарисовать свой портрет.
Он был профессором по норфежскому фольклору. Это значит, что он изучал всех тех странных тварей, в которых ферили люди в Норфегии, пока наука и Библия не объяснили им, что тролли, хюльдры и пикси не могут существовать в реальности.
Выяснилось, что профессор Тэнглвуд пропал во время своего второго похода в лес. В первый раз он спасся и тогда-то и дал лесу его имя. Тенистый лес, или Мерке Ског, как называют его норвежцы. Он пофедал всем о своем опыте в книге под названием «Существа Тенистого леса», в которой говорилось о том, что истории о троллях и хюльдрах – чистейшая правда. Также там описывались многие другие твари. Всего больше сотни. И все были одинаково смертоносны. Он написал, что все лесные твари находятся под властью жестокого существа по имени Мастер перемен, который не останавливается ни перед чем, только бы не позволить людям проникнуть в лес и открыть его тайны.
Эта книга сделала профессора посмешищем в Бергенском Университете, где он работал. Говорили, что он так долго изучал мифы, что утратил связь с реальностью. Но ни у кого не хватало мужества пойти в лес и проверить, правду ли он говорил. И тогда люди стали бояться еще сильнее.
Почему? Да потому что, когда профессор во второй раз отправился в лес, он больше не вернулся.
Я сказала дяде Хенрику, что мы ни в коем случае не должны ходить в лес, и дядя Хенрик согласился со мной. Каждое утро мы вставали, доили наших коз, и Хенрик делал сыр в той комнате, что находится за кухней. Вон в той, с желтой дверью. Теперь это фанная.
Наш сыр «Гейтост» скоро стал самым популярным в округе. Жители Флома не дураки, когда дело касается сыра.
У этого сыра был идеальный вкус и идеальная структура, и он был легче обычного «Гейтоста». Он был золотистого цвета, не слишком коричневый. Фот почему Хенрик назвал его «Золотая медаль». Он говорил мне: «Фидишь, я все-таки получил свою золотую медаль!»
Он так гордился этим сыром. Так, так гордился. Он полюбил сыр даже больше, чем когда-то любил прыжки с трамплина. Оскар, бакалейщик, тоже любил сыр Хенрика и заказывал его у нас на год вперед… Мы с Хенриком были так счастливы, и мы зарабатывали очень много денег. Мы были преуспевающими – помнишь, как по-норфежски будет «преуспевающий»?.. Правильно, Сэмюэль. Хелл.
Итак, на чем я остановилась? Ах да, сыр. Мы зарабатывали много денег, и это было золотое время смеха, горящих дров в камине, теплых объятий и вкусного сыра. Но потом кое-что произошло. Кое-что плохое. И это навсегда изменило нашу жизнь.
Существа тенистого леса
Сэмюэль был захвачен рассказом тети Иды. Он размышлял, была ли она тогда такой же, как сейчас. Была ли она такой же строгой и застегнутой на все пуговицы. Он сомневался в этом. Так что же случилось с дядей Хенриком?
По мере того как тетя Ида приближалась к кульминации рассказа, ей становилось все труднее продолжать повествование. Она вдруг остановилась – внезапно, как человек, только что заметивший, что бежит к краю пропасти. Она сделала себе чашку яичного кофе и налила Сэмюэлю морошкового сока.
За дверью Ибсен со скрежетом возил железную миску по полу, вылизывая последние капли своего ужина.
– Ладно, – сказала тетя Ида, подув на свой кофе. – Теперь я расскажу тебе, что было дальше.
Она глубоко вдохнула, как будто собираясь нырнуть. И когда она начала говорить, ветер, бившийся в окно, вдруг затих, словно остановившись послушать ее рассказ.