Эви и животные

А потом прозвенел звонок. Девочка вернула книгу на полку и поплелась обратно в класс. Проходя мимо клетки Кало, она снова услышала её мысли. На сей раз тоску крольчихи девочка ощутила как собственную. Всё тело Эви налилось невыразимой тяжестью. Она едва не расплакалась посреди школьного коридора. В тот миг Эви словно сама была крольчихой в клетке.

– Ох, – горестно вздохнула она и отчётливо поняла, что выбора нет. Если бы её оторвали от семьи и запихнули в тесную клетку, она отчаянно желала бы, чтобы хоть кто-нибудь ей помог.

Иными словами, Эви поняла, что сейчас совершит невероятную глупость.

– Пожалуйста, – снова обратилась к ней Кало, – вытащи меня отсюда!

Эви дождалась, пока стайка второклассников скроется за углом, и решительно шагнула к клетке. Щёлкнув двумя задвижками, она достала Кало. Крольчиха оказалась тяжелее и пушистее, чем она ожидала.

Сердце Эви билось очень быстро. И так же отчаянно колотилось сердце крольчихи. Если их поймают, у Эви будут неприятности. Скорее всего, её исключат, а может, сделают что похуже.

Прижимая зверька к груди, девочка кинулась прочь из школы. Пробежав через игровую площадку, она посадила Кало в траву. Та, шевеля усиками, с благодарностью посмотрела на Эви.

– Спасибо! Спасибо тебе! Отныне все кролики будут звать тебя Доброй девочкой! Спасибо, что помогла мне…

– Скачи отсюда! – перебила её Эви. – Быстрее, пока тебя никто не заметил.

И Кало сорвалась с места. Девочка смотрела, как крольчиха скачет к деревянной изгороди, тянущейся вдоль игровой площадки. Слева за ней раскинулись фермерские луга, на которых паслись коровы и быки. А справа начинался лес Лофтинга, или Лес нор, как назвала его Кало.

– Не останавливайся! – поторопила крольчиху Эви, надеясь, что та слышит её мысли даже на таком расстоянии. Кало уже вовсю перебирала лапами в направлении родной норы. – Скачи, пока не найдёшь свою семью.

И, когда Эви повернулась к школе, втайне надеясь, что её проступок остался незамеченным, до неё долетел слабый отголосок кроличьей мысли:

– Если тебе понадобится помощь, только попроси!..

Эви ссорится с Леонорой

Эви сидела в огромной гостиной Леоноры.

Днём Леонора написала своей маме – спросила, можно ли Эви к ней в гости. Та написала папе Леоноры, а тот, в свою очередь, написал папе Эви, который ответил, что не возражает.

Эви не горела желанием целый вечер торчать дома у подруги, но Леонора обладала поразительной способностью заставлять людей делать то, чего им не хочется. Эви дружила с Леонорой с самого первого класса, но сейчас, когда впереди маячила средняя школа, всё яснее понимала, что у них не так много общего. Когда-то они были лучшими подружками. Им нравилось одно и то же, а ещё у них было особенное, известное только им рукопожатие. Вот только они давно его не использовали. Теперь Леонора смотрела видео о том, как правильно накладывать макияж, а Эви предпочитала ролики о бегемотах и медузах, а также о том, как покупать меньше пластика. Но порой Эви радовалась, что дружит с Леонорой: та говорила так много и так быстро, что поток слов просто вымывал у Эви из головы все мысли, даже самые навязчивые и тревожные.

К тому же у Леоноры появился щенок. А щенки всё делают лучше, с этим даже учёные не спорят.

Но сейчас ни болтовня Леоноры, ни маленькая мальтийская болонка не могли отвлечь Эви. Пропажу кролика заметили только на большой перемене. Миссис Бакстер созвала срочное собрание, и вместо последнего урока все ученики обшаривали школу и её окрестности в поисках Кало.

Эви горько жалела о том, что утром подошла к директрисе и попросила поменять крольчихе клетку. Потому что к вечеру миссис Бакстер обязательно догадается, чьих это рук дело, и на следующий день Эви неизбежно вызовут в её кабинет. И папа рассердится так, как в жизни не сердился.

И тогда… И тогда… И тогда…

Эви замотала головой в надежде унять «итогдания». Она сидела на крутящемся стуле между электронным пианино и семидесятипятидюймовым телевизором. Мама Леоноры занималась йогой на втором этаже, её папы не было дома, а сама Леонора требовала, чтобы Эви снимала на видео, как она наряжает Биби.

Например, сейчас подруга старательно запихивала Биби, пушистую белую болонку, в крохотную балетную пачку. Чёрное трико на щенка она уже натянула. Эви знала, что Биби это совсем не нравится. И хотя собачка почти не сопротивлялась, её маленькие пушистые мысли так и звенели в голове Эви: «Хватит! Прекрати! Ненавижу!»

– Мне кажется, Биби от этого не в восторге, – сказала девочка.

– Эви, замолчи, мы же снимаем! А Биби такая забавная в этом костюмчике.

– Боюсь, она не считает его забавным.

– Откуда ты знаешь? Собаки же не умеют смеяться. Может, внутри она покатывается со смеху.

С этими словами Леонора выхватила у Эви телефон. А Биби воспользовалась суматохой и сбежала.

– Да что с тобой, Эви? – недовольно спросила Леонора.

– Ничего.

– Знаешь, сегодня с тобой вообще не весело. Даже наоборот: ты рискуешь побить все рекорды по скучности. Мама говорит, что нужно окружать себя позитивными людьми, поэтому она отписалась от четырёхсот страничек в «Инстаграме». А ты, честно говоря, совсем не позитивная. Вот даже ни капельки.

Леонора сморщила нос и добавила:

– Боюсь, это из-за того, что у тебя никогда не было мамы.

Эви почувствовала, как глаза защипало от слёз. У неё выдался нелёгкий день, и это стало последней каплей.

– При чём тут моя мама? – сердито спросила она.

– Я просто подумала, что, наверное, нам больше не стоит дружить.

– Ну и ладно.

– Вот и хорошо.

– Вот и замечательно.

Потом Леонора сказала: Эви следует позвонить папе, чтобы тот её забрал. И добавила, что дверной звонок у них барахлит, поэтому будет лучше, если Эви подождёт папу на скамейке перед домом.

Так что теперь девочка сидела и ждала на улице, с каждой секундой чувствуя себя всё более несчастной и одинокой. А червячок беспокойства, что директриса рано или поздно прознает, кто выпустил крольчиху из клетки, неустанно грыз Эви изнутри.

Два мальчика из старшей школы прошли мимо, на ходу перебрасываясь мячом.

«Не плачь», – беззвучно сказала себе Эви. В небе над её головой летали три птицы. Возможно, среди них был Клюв. При мысли о воробье, счастливо порхающем под облаками, ей стало чуточку легче. Эви посмотрела по сторонам и увидела бредущую по улице собаку.

Девочка в жизни не встречала такого заросшего, неухоженного пса. Он был высоким – куда выше мальтийской болонки и даже чуть выше лабрадора – и очень, очень лохматым. Эви не знала такой породы. В этом псе смешалось, наверное, три сотни пород. Пыльно-коричневый, с грязно-белыми пятнами, он был худым и костлявым. Жизнь его явно потрепала: на шерсти тут и там висели обрывки сухих листьев и прочего мусора.

– Мне больно, – думал пёс.

Услышать собак было проще, чем других животных. Даже проще, чем воробья Клюва и кроликов. На самом деле, обмениваться мыслями с собаками было до того легко, что Эви искренне недоумевала, почему остальные люди этим не занимаются. Иногда ей казалось, что собаки думают слишком громко: достаточно пройти мимо дома, в котором сидит пёс, и можно услышать, что у него на уме.

Если Эви сталкивалась с собаками на улице, мысли их, как правило, звучали коротко и ясно. Чаще всего они перечисляли окружающие запахи: «Солёный. Кислый. Новая метка. Старая Метка. Кошачья метка». Это ужасно отвлекало, особенно если Эви пыталась с кем-то поговорить.

Лохматый пёс неизвестной породы хромал. Эви заметила, что при ходьбе он поджимает правую переднюю лапу.

– Эй, пёсик, – позвала она, – иди сюда, я тебе помогу. Давай-ка посмотрим на твою лапу. Не бойся, я тебя не обижу.

А потом Эви повторила то же самое мысленно, изо всех сил стараясь вложить слова в голову псу. И он сделал, как она просила: подошёл и поднял лапу. Эви быстро осмотрела её и заметила застрявший в подушечке маленький чёрный шип.