Hey Kids

В их ветвях, должно быть, проживали свою жизнь тысячи маленьких зверушек. Бутоны розочек мягко время от времени колыхались от тёплых потоков воздуха, окружая здание и территорию возле соответствующим лёгким ароматом. Казалось, поток времени здесь тёк так беззаботно и не спеша, тем самым клоня в сон всех пришедших и находившихся здесь.

– Ну, что, – женщина встала, оттряхнув свой длинный подол юбки, – идём? – она взяла ребёнка за мизинец, в то время как та протянула ей свой в ответ, чтобы пойти вперёд.

– Идём.

И пара, шагая по тропинке из каменных сердец, слегка заросших травой, двинулась к порогу детского сада.

***

У входа тётя Фоам позвонила в дверной звонок, расположенный справа от двери. На пороге появилась женщина в матовых туфлях, одетая в незамысловатое платье с длинными рукавами-фонариками, белым хлопковым воротником с кружевными оборками, пышным подолом, также отделанным кружевом и белым фартуком. Её внешний вид был ей к лицу, как и место, где она работала. Она улыбалась гостям, стоящим на пороге.

– Доброе утро, – женщина выглядела очень приветливо, источая (помимо ландшафта снаружи) уют и спокойствие, – как здорово снова увидеть вас вновь, мисс Фоам. Вы всё-таки решили порадовать нас вашей очаровательной девочкой? – на её лице прояснилась отдающая лёгкой грустью заботливая улыбка, что сразу было и не сказать, если быть чёрствым в обращении внимания на подобные детали.

– Здравствуйте, Аннтуанэта. Да, – она с чувством и расстановкой на пару секунд перевела взгляд на Мэй, не спеша отмечая глазами приведённого ею ребёнка, – мы решили пойти к вам, – утвердительно выражалась мисс Фоам, – надеюсь, в вашем коллективе нашей натуре найдётся место.

– Вы не беспокойтесь, – Аннтуанэта погладила ребёнка по голове, – в нашем детском саду к каждому индивидуальный подход и я обещаю присматривать за вашими детьми как за своими родными.

Глаза Мэйшес вдруг стали влажными. Некая тревожность охватывала детское тело.

– Хочу к маме… – Мэйшес потрясла тётю за руку, другой вытирая выступившие слёзы.

Женщина чувствовала, что тревожит ребёнка, печаль наполняла сердца обеих. Она опустилась на корточки, чтобы вытереть мокрые глаза, делая бы она это стоя процесс выглядел бы как-то цинично. Она обнимала ребёнка, гладя по спине, повторяя о том, что всё будет хорошо, но она не сможет находиться с ней 24/7, и ей, несмотря на это, нужно не бояться вступать в различные этапы её жизни, объясняя, что детский сад – это та же ступень. Немыслимой тоской было вспоминать о тех, кого уже не предоставляется возможности вернуть. Смерть, конечно же, не всегда тому причина (и тогда уже сердце не позволяет вернуть человека), но, к сожалению, у семьи Мэйшес был именно этот случай.

Воспитательница знала о произошедшей у них трагедии. Она, присев на корточки, принялась гладить по голове и успокаивать ребёнка. Действительно утешающие слова было всегда сложно подобрать, но её тётя всегда в таких случаях старалась поддержать ребёнка для того, чтобы тот пришёл в себя. Да и разве помогут ли какие-то альтернативные сказки про то, что твой родитель улетел в космос или уплыл в далёкое плаванье, когда собственная мать умерла на руках. Для ребёнка окружающий мир в этот момент становился таким пустым без человека, на которого ты раньше во всём хотел быть похож? Кажется, ты только что чувствовал "почву" и "опору" под ногами, как твоё сознание вновь решает выбросить тебя из привычного сонного спокойствия.

– Малыш, может, тебе стоит хотя-бы попробовать? – Аннтуанэта тоже попыталась внести свой вклад в критическую обстановку и сменить тему, вытирая катящуюся очередную слезу, – у нас прекрасные детки, я уверена, ты с кем-то подружишься. К тому же у вас всегда есть я, к которой, в случае чего, вы можете обратиться даже если вам просто станет очень-очень грустно. Я обещаю всегда быть рядом.

Взрослые, окружившие ребёнка, встали. Он, постаравшийся успокоиться, не вербально дал этим согласие на то, что он готов "идти" дальше. Мисс Фоам попрощалась с ребёнком, поцеловав в лоб на прощание и поблагодарив воспитательницу за тёплый приём. Аннтуанэта взяла малышку за руку, и после того, как она и Мэйшес с тётей Фоам помахали в знак разлуки друг-другу, они вдвоём зашли внутрь детского сада.

Глава 2. «HEY KIDS»

На стенах коридора висели различные красочные, на детский лад картины в рамках нежно-розового цвета, располагались достаточное количество пастельных оттенков шкафчиков для детей, на которых были изображены и клубнички, и мишки, и зайчики, и различные другие "опознавательные" рисунки для того, чтобы детям было проще находить свой шкафчик.

Родители начинали приводить своих детей, кто-то заходил дальше порога, кто-то прощался с отпрыском возле детского сада, естественно удостоверяясь в том, что воспитательница взяла ребёнка под своё крыло. Мэйшес, кладя овечку в шкаф, наблюдала, сидя на скамейке за тем, как родители оставляют своих детей.

Первым, кого она увидела, был кудрявый мальчик с соской в руке с отцом и матерью.

– Зачем ему соска? Он что, ещё не вырос из этого? – было её первой мыслью, когда она завидела это зрелище.

За приоткрытой дверью Мэйшес заметила привязанную собаку, внешне которую не часто углядишь на улице и, скорее всего, принадлежащую именно им.

– Это же русская борзая. Она такая… необычная и пугающе привлекательная, – размышляла Мэйшес, вытирая немного мокрые глаза, – но не в плохом смысле, конечно… Интересно, сколько же им пришлось отвалить за такую красоту? – исключительно из своего любопытства она бы обязательно поинтересовалась у его родителей, но ей показалось, что это будет бестактно, да и не совсем к месту. Поэтому она снова переключила своё внимание с заинтересовавшей её собаки на пришедшую семью. Рядом с мальчиком были очень богато выглядевшие взрослые, но они, к удивлению Мэй, почему-то совсем не обращали на него внимания, несмотря на то, что, должно быть, уже давно переросший грудное вскармливание малыш то и дело дёргал обоих за одежду или руки, желая обратить на себя внимание. Расстались они с воспитательницей довольно быстро, и она, погладив его по голове, видимо пытаясь таким образом дать мальчику внимание в отличие от его ветреных по отношению к нему папы с мамой, отвела его за руку в группу.

Позже на пороге появилась семья, своим внешним видом дающая повод подумать, что они являлись очень воспитанными и скромными "аристократами". Мужчина – начальник мясокомбинатного завода – горделиво стоял в пальто и время от времени поглядывал на наручные часы. Под ним виднелась жилетка на пуговицах цвета хаки, под которой была надета полосатая рубашка. На ногах сидели брюки делового стиля и лоферы на толстой подошве.

Внешний вид, стоящей рядом с ним женщины, всё время поглядывающей на своего любимого мужа, был ему под стать – изысканное с различными деталями винтажное строгое платье, под которыми красовались матовые туфли с серебряной застёжкой на устойчивом каблуке. Среди них стояла их дочка в оливковой рубашке с ажурными элементами, поправляющая в таком же стиле, как и у матери, винтажную пышную вельветовую юбку с отделкой кружева на лямках. На ногах красовались коричневые туфельки со шнуровкой. В руках она, кажется, держала плюшевого кролика, а лишь по одному её взгляду можно было говорить о наличии интеллекта и воспитания.

– Веди себя хорошо, Меррелейн. – Наказывал со строгим видом отец дочери, держа ту за руку и поправляя волосы за ушко. Не заставив долго ждать, тут же подключилась и его супруга, приходившаяся своей неподдельной любовью к своему чаду наверняка девочке мамой, пожелав не оставаться в стороне родительского воспитания и уделить должное внимание ребёнку:

– И будь умницей, мы с папой тебя очень любим.

Поцеловав Меррелейн в лоб и попрощавшись с ней, как и большинство взрослых, они ещё какое-то время обсудили с воспитателем превосходность их ребёнка и, наконец, окончательно передали её под воспитательское "крыло", вскоре исчезнув за порогом и поспешив покинуть детский сад навстречу взрослым хлопотам.

Следом вошла, быть может, не столь богатая как первая, но тоже обеспеченная небольшая семья (то была одна мама) с девочкой, платье которой воротником напоминало школьную японскую форму. Цветом оно было что-то между "пыльной розой" и нежным коралловым, с ажурными оборками на подоле и как раз-таки тем самым японским воротником с галстуком на пару оттенков темнее чем платье. Копна длинных волос была заплетена огромной декоративной шёлковой резинкой, на ногах были надеты обычные с отделкой из кружева детские носочки и обувь на небольшой подошве. На румяных коленях колорита в образ добавляли пластыри с ещё незажившими под ними ранами и синяками.

Разрез глаз её и родителей, а также изящные черты лица выдавали в ребёнке явно восточное происхождение или явных предков оттуда. Её подбородок был слегка приподнят, а выражение лица немного надменным. Увидев её, на лице Мэйшес почему-то отразилось беспокойство, и она отошла в туалет.

А взрослые всё продолжали приводить своих детей.

Наконец, когда вся группа была, кажется, в сборе, воспитательница, собрав всех, начала им показывать, что и где находится.

Рядом с дверью, ведущей в коридор, располагался столик для

Аннтуанэты, где, соответственно, она могла пообедать, заняться своими "воспитательскими" делами. По центру группы располагались необходимое количество деревянных стульев и семь из такого же материала столиков по одному на пару для принятия пищи или досуга, вся мебель была выкрашена в цвет слоновой кости. В углу, напротив стола воспитательницы, находилась игровая с выступом и шторками сверху комната. Здесь также был сделанный из дерева стеллаж под игрушки: сидели всякие куклы, клоуны, стояли плюшевые и сотворенные из других материалов игрушки эстетичного старого образца, с которыми дети могли бы играть, и которые красовались на полках стеллажа. Висела и одна из таких же картин, которая находилась на входе. Рядом стояла каталка-качалка в виде пони с будто настоящей гривой, упряжью и уздечкой молочных и небесных оттенков. Комнату огораживала ширма, расцветка которой напоминала сахарную вату. Стены в этой части были детского голубого цвета с украшающими рисунками маленьких облачков, всё остальное огромное помещение, как и коридор, было обклеено обоями пастельно-розового оттенка. Далее воспитательница проводила детей в другую часть группы: слева от столиков находилась маленькая библиотека с детскими книгами, стеной между местом для принятия пищи и местом для чтения служил самодельный выкрашенный бледно-зелёной краской заборчик длинною в полметра. Для удобства лежал огромный пушистый ковёр, на который можно было присесть, возле стоял мягкий удобный диванчик, на случай если маленьких читателей соберётся много.

– А сейчас приглашаю всех добросовестно помыть ручки и присаживаться за столики, – Аннтуанэта помогала каждому ребёнку вытереться и следила за тем, чтобы все дети тщательно помыли свои руки, мимоходом объясняя простые правила гигиены

– Только не бегом, вы можете поскользнуться или случайно толкнуть кого-нибудь!

Наконец, все дети расселись за по своим местам. Меррелейн, так звали девочку из той самой "аристократичной" семьи, вызвалась помочь воспитательнице разносить тарелки с едой и чаем.

Подходя к каждому вместе с Аннтуанэтой, они подавали ребятам к столу по порции на одного только что сваренной на кухне геркулесовой ароматной каши.

– Странно – вслух размышляла Мэйшес.

На неё обратил внимание её сосед:

– Что, странно? – сидевший возле мальчик задал ей вопрос, совершенно не понимая, о чём она.

Мэйшес, слегка подняв брови, внимательно посмотрела на него:

– Я разве сказала это вслух?

– А я разве похож на того, кто умеет читать мысли? – мальчик, поведя бровью, в той же манере посмотрел на неё.

Она в свою очередь, задрав подбородок, попыталась высокомерно, но не с целью обидеть, а скорее, с желанием лишний раз немного "поманерничать", завершить диалог:

– Невежливо отвечать вопросом на вопрос. – Тут её вдруг снова заинтересовал завтрак и она, взяв немного и, приподняв столовой прибор, съела небольшую ложку каши.

– Невежливо говорить, когда находишься за приёмом пищи. С претенциозной ухмылкой ответил ей сидящий рядом ребёнок и сделал глоток стоящего рядом с его тарелкой чая.

В голове у Мэйшес на пару секунд возникла мысль о том, что он то ли пытается зеркалить её поведение, то ли ему просто хочется посмеяться над происходящим таким образом, но уточнять она не стала, а решила перейти сразу, что называется, к делу, дабы не "тянуть кролика за уши".

– Мисс Машрум уже 10 минут ковыряется ложкой в каше, но даже не попробовала её. – Ей не терпелось начать рассуждать в надежде, что если у её соседа и есть какие-то намёки на наличие эмпатии, в чём она была не уверена, если он всё-таки не пытался ею манипулировать до этого, ведь, по её мнению, данным качеством было обижено огромное количество людей, то он сумеет как-то поддержать диалог, пусть даже, быть может, и не обязан.

– На мой взгляд, эти и другие вопросы – не проблема, если они касаются живого, в первую очередь, человека. – Ответил суховато мальчик, сидящий возле Мэйшес, не отвлекаясь от завтрака.

– В каком смысле?