Чернила и кровь

– Мне нужно, чтобы ты был в форме на завтрашней ритуалистике. Я всё ещё не знаю, как мы будем её сдавать.

– Преимущественно молча. Я надеюсь.

Повернувшись спиной, Николас замер, и Айден видел, насколько напряжены его плечи. Николас не любил раздеваться при посторонних, и Айден почти ожидал увидеть шрамы или что-то ужасное. В храме был один служка, который стеснялся купаться в реке: у него на боку красовался отвратительный ожог от неудачных прыжков через костёр в детстве.

Кожа Николаса на спине была гладкой и белой с маленькими точками родинок, только на лопатке растекался синяк от удара Байрона да на правой руке тоже красовались многочисленные следы спарринга. Зачерпнув густой мази, пахнущей травами, Айден осторожно коснулся кожи кончиками пальцев, ощутив, как вздрогнул Николас и напрягся, словно его тыкали раскалённым прутом.

– Этот Байрон тот ещё придурок, – заметил Айден. – Хорошо, он не вызвал меня.

– Он бы тебя раскатал. Уж извини, но фехтуешь так себе.

– Ты не видел меня в спарринге.

– Я видел тебя на занятиях.

Синяк не выглядел слишком ужасно, Айден решил не усердствовать, раз Николасу не нравится. Вытер руку о приготовленную тряпку и завернул крышку.

– Услуга за услугу? – предложил Айден.

Он сам не знал, что на него нашло. Может, обычное любопытство. А может, он хотел узнать о своём соседе побольше. Учитывая, что тот уже в курсе самых страшных тайн Айдена.

Николас натянул рубаху и повернулся:

– М?

– Я рассказал тебе об ауре смерти вокруг Кристиана, как ты и хотел. Как насчёт того, чтобы рассказать кое-что взамен?

Айден был готов, что Николас опять ответит язвительно, но тот потёр затылок:

– Валяй.

– Ты даже в купальне не снимал рубаху. Почему? Я думал, ты что-то прячешь.

Взгляд Николаса казался скорее усталым, чем раздражённым, и ответил он честно:

– Ничего не прячу. Всего лишь чувствую себя неуютно. Небезопасно.

– Поэтому не пошёл в купальню?

– Нет. Потому что голова болит.

Айден счёл за лучшее не углубляться в расспросы. Он и так узнал гораздо больше, чем мог рассчитывать. И он понимал. Не совсем, но отчасти. Ему тоже не нравилась уязвимость.

Пока Айден собирал книги и переодевался в форму, попутно отправляя разбросанную соседскую одежду поближе к его шкафу, Николас что-то читал, то и дело массируя виски, потом вполголоса выругался и достал из аптечного шкафа обезболивающее зелье.

– Может, тебе к лекарю? – спросил Айден.

– Нет. У меня иногда бывает, что болит голова. Ещё вопросы или уже пойдёшь своими делами заниматься?

Когда Айден собирался выходить, Николас снова пробормотал ругательства, морщась от боли, и забрался в постель, накрывшись одеялом.

– Ты не собираешься на занятия?

– Нет, – буркнул Николас. – Что ты вообще пристал?

– Мы с тобой делим общее жилое пространство.

– Безликий, мне достался самый занудный в мире принц.

Покачав головой, Айден скрыл усмешку.

На завтра поставили ритуалистику и всего несколько других предметов, освободив оставшуюся часть дня, чтобы студенты занимались самостоятельно. Сегодня же после фехтования стояла ещё куча предметов. Прибавились занятия по искусству и литературе, которыми так славилась Обсидиановая академия: после того как отказались от чисто военного уклона, бывший в то время директор добавил предметов на свой вкус. Он был известным художником, наверняка некоторые масляные пейзажи в коридорах – его рук дело.

Айден видел их, пока шагал по галереям и анфиладам комнат, утопающих в тяжёлых тканях. Занятия по искусству проходили в другой части Академии, и здесь царила атмосфера лёгкой разболтанности и пахло сладковатым парфюмом – или скорее это были зелья из аудиторий алхимии.

Художественная мастерская располагалась сразу за длинной каменной галереей с арками окон, из которых открывался вид на осенний сад. Комната чем-то напоминала оранжерею: окна от пола до потолка, часть крыши тоже стеклянная. Рядом располагалась обсерватория, но блок занятий по практической астрономии стоял во втором полугодии.

Мольберты убрали в сторону, и молодая бойкая преподавательница не столько учила рисованию, сколько травила байки из жизни известных художников. Айден видел во дворце людей искусства, но принцам преподавали не так много, больший упор делался на историю, стратегию, политику.

Конрад не интересовался подобными вещами, даже после начала учёбы в Академии. А вот Роуэн сильно увлёкся искусством, нарушая планы родителей на то, что он займётся военной карьерой. Роуэну повезло, что он был младшим. Отец, конечно, злился, но мать заявила, что не одной политикой славятся принцы. А в империи давно пора развивать искусство.

Да уж, думал Айден. Его дед после смерти жены помешался на религии, он каждое утро начинал с молитвы Безликому. Бог смерти и без того всегда был главным в империи, но тогда его влияние ещё возросло. Остальные боги в тени его плаща, ведь что может быть сильнее смерти?

В других странах царили иные обычаи. В той же Керавии почитали богиню морей и океанов, потому что выход к морю позволял стране быть центром торговли. В Харгарадском каганате – богов войны и скотоводства. А на Новых территориях, не так давно присоединённых к империи, вообще верили в своих богов, и это считалось проблемой, которую в том числе решает Верховный жрец Безликого. Сейчас это древний старик Балор Ашкерел, старый друг деда, который рассчитывал, что средний принц станет его преемником.

Балора Айден любил. Тот хоть и крепко держал церковь Безликого, но в личном общении оставался приятным человеком. Айден сам решил сообщить ему, что уходит из храма и отправляется в Обсидиановую академию, боялся, тот разгневается. Но Балор не удивился:

– Однажды ты станешь императором. Роуэн хороший малый, но для этого совсем не подходит. Да и ты лучше меня знаешь, что жрец из тебя вышел бы так себе.

Балор усмехался, но потрепал Айдена по голове как по-прежнему пятилетнего. Похоже, Верховный жрец давно понял то, в чем Айден сам себе не признавался. В храме он оставаться не хотел, это не его место.

– Приглядись к людям в Академии, – посоветовал Балор. – Это ведь не только толпа взбалмошных дворянчиков и дворянок, которых ты друг от друга на балах не отличишь. Кто-то из них займёт важные места при дворе. Возможно, там ты найдёшь себе и генералов, и Верховного жреца, и советников.

Устроившись за мольбертом, как и другие ученики, Айден слушал рассказы о художниках, которых он не знал, и краем глаза посматривал на большие окна, по ту сторону которых расстилался сад. Рисовал Айден неплохо, хотя не особо любил это занятие. Углём пытался изобразить стены храма Безликого, в котором воспитывался. И вспоминал слова Балора.

А вот Лорена точно была на своём месте. Преподавательница её хвалила, та успела сделать аж несколько зарисовок, а остальные студенты, кажется, смирились с тем, что лучше всех здесь рисует именно она.

Сколько удивительных талантов таится в людях! Отмывая руки от угля и собирая вещи, чтобы перейти в аудиторию следующего занятия, Айден думал о том, как причудливо порой то, что кажется, и то, что есть на самом деле.

История искусства навевала скуку, возможно, из-за преподавательницы, которая зачитывала всё ужасно монотонным голосом и клонило в сон.

А вот литература Айдену нравилась. Он любил читать, в храме было неплохое собрание книг, к тому же можно было доехать до дворца и взять что-то из библиотеки.

Среди высоких полок и ароматов кожи и бумаги Айден наслаждался уютом. Иногда он читал прямо там, устроившись на пушистом ковре. Когда был маленьким, мать приводила туда его и братьев, она и научила читать. Позже, конечно, Айден не мог позволить себе надолго покидать храм.

Интересно, что было бы, соединись оба эти мира? Жертвенный обряд Безликому на том самом ковре перед молчаливыми полками. Дань не смерти, а познанию.

– Жаль, Николас пропускает, – заявила Лидия мимоходом, когда они выходили из поэтической аудитории. – Пусть на первом занятии ничего особенного, но ему нравятся стихи.