Оценить:
 Рейтинг: 0

Планета Афон. Дева Мария

Год написания книги
2019
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
7 из 9
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Как хътите, я свой въриант озвучил, – сказал Володя.

Меж тем наш провожатый закончил своё благое делание и вернулся, помня обещание показать нам дорогу к каливе Паисия Святогорца. Выйдя за ворота монастыря, мы увидели ровное зелёное предгорье, на котором были разбросаны небольшие беленькие домики – каливы.

– Go on the asphalt road, a sign will indicate a turn on the path, turn right. Where will the fork, go to the left, go over the bridge and see the cell elder Paisius. Do you understand me? – повторил монах и заглянул мне в ясны очи с такой надеждой, что переспрашивать желание пропало.

Если быть до конца откровенным, то половину из сказанного я не понял, а мои спутники, разумеется, не поняли вообще ничего. В окончательно средней школе таких слов не преподавали, а в самоучитель заглянуть не догадался. Единственное, что азъ нерадивый успел понять, таки это не пропустить правый поворот с асфальтовой дороги, затем слева будет мостик, а за ним уже калива прославленного старца. Что ж, как говорится – вперёд и с песней!

– If you still get lost, then read the prayer to the Virgin Mary, She will save you from any situation. You all understand? – дал нам последнее напутствие святой отец, когда мы обратились к нему за благословением. Молитва Деве Марии – самый надёжный путеводитель на Афоне.

После сего напутствия мы разошлись в разные стороны как корабль с берегом. Наша дружная компашка отправилась на поиски новых приключений, а монах пошёл исполнять очередное послушание. Некоторое время мы шли вниз по асфальтовой дороге, пока справа не нарисовался поворот, перегороженный шлагбаумом. До сего момента никто из нас не проронил ни слова, а тут сразу всем приспичило задать вопрос непонятно кому или же самим себе.

– Так. Он говорил про поворт направо и чего-то там ещё добавил, а чего, я таки не понял.

– А чего тъгда не переспръсил? – Володя был как всегда прав, только не учёл, что собачий язык никогда не был для меня родным. Сколько ни переспрашивай – толку ноль.

– Las lagrimas no quitan penas. Ты всё понял, что я сказал? – обратился я к гиганту X-ву.

– ??? – немой вопрос был мне ответом.

– Слёзы не отнимают печали, это если дословно. А по-нашему ты знаешь, как звучит. Вот и я по-собачьи понимаю столько же. Слава Богу, что хоть чему-то научился, а то бы вообще…

– Ладно, хорош базарить, – вмешался в наш диалог Никита. – Так мы идём направо или дальше по дороге?

– Может быть, шлагбаум поставили, чтобы на машинах нельзя было туда ездить? – выдал единственно разумное предположение наш незалэжный брат Николай.

– А что, впълне възможно, – поддержал его Вольдемар.

– Ты снял ответственность с моих хилых плеч, –I’m был готов до з?ла его расцеловать.

–Тъгда не будем терять время, – олодя вытянул вперёд правую руку, как некогда вытягивал его лысый тёзка, указывая путь пролетариату: «ВеRной доRогой идёте, товаRищи!»

За что я ценю и обожаю моих дорогих попутчиков – они никогда не обижаются. Может, конечно, и обижаются, но виду никогда не подадут. И на этот раз наш базар резко сменился ненавязчивым весельем. Мы обошли шлагбаум, и пошли по гравийной дорожке, которая пошла вверх и в сторону от нужного направления. Впереди нарисовался небольшой домик.

Подойдя к хате поближе, единственное, что пришло мне на ум – это одесское «чтоб я так жил!» Думается мне, глядя именно на такую хату, у Александра Сергеевча родилось желание написать свою знаменитую «Сказку о рыбаке и рыбке». Но старик у Пушкина ловил неводом рыбу, а верные воины Христовы становились ловцами человеков. Вот бы нас кто поймал!

Домик был наглухо заколочен, поэтому нам ловить было нечего и некого. Обойдя его пару раз, мы двинулись в обратный путь. Дойдя до шлагбаума, свернули направо и направились в сторону Карен, пока не наткнулись на неприметную табличку. На ней отчётливо проглядывалась стрелочка и надпись по-гречески, из которой мы поняли лишь одно слово: Пашюд.

– Точно! – воскликнул азъ просветлённый, как некогда Архимед своё знаменитое «Эврика!». – Он, ведь, чего-то там говорил про «sign will indicate a turn on the path». Табличка укажет направление. Вот этот указатель монах и имел ввиду, а мы свернули хрен знает куда.

– Тък, ведь, и на шльгбауме висела къкая-то табличка, -вспомнил брат Владимир. – Там что-то по-гречески было нацарапано, наверное, что сюда хода нет, только мы не поняли.

– А как мы могли понять? Это для европейцев закрытый шлагбаум – табу, а для нас…

– Короче, мы идём к старцу или будем опять базарить? – резко оборвал меня Никита, и мы дружно свернули на неприметную тропку, спускающуюся вниз от дороги.

– Я не мог даже представить, что тропа к каливе столь пъчитаемого старца почти заросла травой. Думал, что дърога к нему дължна быть широкая и утоптанная, – заметил Володя.

– «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими» [Мф.7;13]. Ты не забыл слова из Библии? – спросил его Никита.

Гигант Х-в не успел ответить, потому что тропинка раздваивалась, и у нас снова возникла дилемма: какими вратами идти? ВПС силился вспомнить, что говорил монах, но память подсказала лишь то, что нужно обратиться к Деве Марии. Ко Пресвятой Богородице.

«Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с Тобою, Благословенна Ты в женах и благословен Плод чрева Твоего, яко Спаса родилаеси душ наших». «Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с Тобою…». Мы начали повторять молитву, чередуя её крестными знамениями. Долго ли, коротко ли длилось наше обращение к Пречистой Деве, но вдруг резкий порыв ураганного ветра колыхнул ветви деревьев влево так, что некоторые чуть ли не к земле прижал. Они оставались в этом положении несколько секунд и вдруг всё стихло.

Оказывается, на Святой Горе вовсе не обязательно владеть собачьим языком, ажбы сыскать правильный путь. Достаточно с душой обратиться к Игумении Горы Афонской, и Она всегда подскажет верное направление. Конечно, безпокоить Её каждый раз – не по-мужски, тем не менее, православные обязаны владеть церковно-славянским языком, а не прибегать к услугам звёздно-полосатых врагов. К сожалению, пока это станет нормой жизни, много воды утечёт.

Свернув влево, за очередным изгибом тропинки мы вскоре добрели до того самого мосточка, о котором предупреждал наш провожатый. «Where will the fork, go to the left, over the bridge and see the cell elder Paisius» – сразу вспомнились мне слова монаха. Через расщелину, по которой струился весёлый ручеёк, был перекинут приличный мосток, сработанный, по всем вероятиям, рабами если не Рима, то Вавилона, это точно. Что удивительно, нас он выдержал.

И как же мог наш глубокоуважаемый фоторепортёр пропустить такой ценный кадр! Это всё равно как для честного советского трудяги пропустить очередной тост на светской тусовке своего любимого отпрыска, выбившегося в олигархи. Или как для колхозницы-пенсионерки в лихие 90-е, для которой «Просто Мария» была гораздо важнее Девы Марии, пропустить очередную серию «Рабыни Изауры» и не попереживать вместе с богатыми, которые тоже плачут.

Вскоре на горизонте показался белый домик старца, огороженный железной сеткой. На железной калитке больше для вида болтался замочек, которыми наивные авиапассажиры иногда запирают свои чемоданы для самоуспокоения. Рядом с калиткой висело металлическое било и железная гирька. При соприкосновении сие устройство издаёт мелодичный звук.

– Похоже, нам здесь не рады, – пробубнил Николай.

Чтобы лучше разглядеть сквозь листву белый домик старца Паисия, он взобрался на пенёк, но в домишке не ощущалось никакого присутствия живого существа. Нам это показалось немного странным, всё-таки мы стоим перед дверьми каливы, где жил великий старец. И уже нам казалось з?ло чуть-чуть, что мы, наконец, до него дошли, нам бы ещё и внутрь заглянуть.

– Позвони ещё разочек, может, на сей раз повезёт, – с надеждой попросил Никита.

После повторного набата, подождав ещё с пару минут, стало окончательно ясно, что в этот райский уголок нам дорога заказана. А так хотелось прикоснуться к этой благодати, посидеть на лавочке у крыльца, прогуляться по небольшой лужайке, что раскинулась перед домиком, ощутить себя причастным к подвижнику, почувствовать умиротворение и покой.

Дверь каливы неожиданно отворилась, из неё выглянул старче, который настолько искренне обрадовался нам, примерно как робинзон Крузо, неожиданно причалившему пароходу Подойдя к калитке, он откинул с неё резиновое кольцо, наброшенное сверху, каким закрывалась калитка и в Кутлумуше, и жестом пригласил нас войти. Мы неспешно прошли лужайку, полюбовались причудливым «зонтиком» на крыше, который оказался куполом церквушки.

Поднялись на крылечко. Слегка пригнувшись, чтобы войти в дверь, мы оказались в тесном тёмном коридоре. Впереди виднелся светлый проём – видимо та комната была обиталищем этого отшельника, но старче повёл нас направо, и мы оказались в отшельнической церкви.

Размером церквушка будет примерно как спальное ложе царицы Клеопатры. Низкий потолок, алтарь отгорожен деревянным иконостасом с царскими вратами и одной дверью, «охраняемую» благородным разбойником. По стенам хаотично висит множество икон, вдоль стен от иконостаса помещаются только две стасидии, ещё по одной стоят по обе стороны входа в церковку. В одной из этих старинных стасидий, перебирая чётки, молился старец Паисий. На её спинке укреплена чёрная вязаная материя, а над стасидией портрет прославленного старца.

Архимандрит Софроний (Сахаров) высказал такую мысль: «Благодать приходит в то сердце, которое исстрадалось. А пока сердце не настрадалось, оно не может быть вместилищем благодати. Человек не может её принять, так как ему ещё кажется, что он сам по себе кто-то». Или преподобный Нектарий Оптинский: «Только лишь когда человек познает собственное всецелое ничтожество до конца, Господь сможет сотворить с ним что-то великое». «Ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» [Мф. гл.23;8].

Для Слова не существует времени. Произнесённое вчера или пережившее тысячелетия, оно останется истиной, если сказано по благодати Божией. Тот же старец Паисий никогда не был писателем, все его слова и поучения были записаны кем-то или взяты из писем.

А разве не истина, сказанное игуменом Нектарием: «Пока человек думает, что он может что-то построить на собственном основании, он не даёт строить Богу Познание этого происходит опытным путём. Самое интересное состоит в том, что ощущение человеком своего ничтожества не принижает его, а даёт возможность человеку стать гораздо выше себя самого, перерасти себя. У нас же часто присутствует неправильное понимание: самоуничижение, самопринижение воспринимается как отказ от того достоинства, которое Бог дал человеку».

Пока мы прикладывались к иконам, старче, улыбаясь, молча, как бы приглядывался к нам и вдруг неожиданно спросил: «Русия? Ортодокс?» Не знаю, как он догадался, если по-русски не знает ни слова, да и мы за всё время не произнесли ни одного. Скорее всего, потому что именно наших соотечественников притягивает подвижничество, просвещённые европейцы святостью считают поклонение золотому тельцу. Если ты успешен в жизни, значит святой.

Как было бы здорово, если бы можно было отслужить здесь Литургию, причаститься, даже просто помолиться, прочитать акафист старцу Паисию! Но нас ждут великие свершения, да и время не подходящее для Литургии. Прости нас, святый старче, моли Бога о нас неразумных.

Секунды таяли с неумолимой быстротой, поэтому нам задерживаться было противопоказано. Никита выразительно взглянул на часы, старче понимающе кивнул и мы подались к выходу. Старичок всё кивал нам вслед и что-то молвил по-гречески, чего мы, разумеется, не понимали. Скорее всего, что-то доброе про Русию, а может, благословлял в путь-дорогу.

Побывать в каливе старца Паисия дорогого стоит. И вот Божиим Промыслом мы оказались в том месте, где подвизался преподобный, куда к нему приходило велие множество паломников, а то и просто богомольцев. Ведь чем больше узнаёшь о житии святого, тем больше проникаешься любовью к человеку Божьему. А если это твой современник, с которым общались ныне живущие, твои знакомые братья и сестры, то воистину проникаешься вдвойне.

Тепло попрощавшись со старцем и выйдя за калитку, мы ускорили шаг, поскольку наметили обширную программу и не хотелось бы её ломать. До мостка шли притихшие, как бы в некоторой растерянности, или каждый из нас по своему переваривал полученную благодать. Нас не оставляло некое чувство нереальности происшедшего, как будто мы побывали на другой планете. Впрочем, мы сейчас и пребывали на другой планете под названием Святая Гора.

На этой планете нет ощущения времени, всё живое находится вне времени. Разве дозволено утверждать, что старец Паисий почил о Господе, а не пребывает сейчас с нами, не молится за нас грешных? Мы только что побывали в гостях у живого Паисия, освобождённого от врагов.

Никто из нас не решался произнести ни единого слова, боясь разговором нарушить и спугнуть наполнившую нас благодать. Лес закончился, и нам вдруг открылся русский деревенский пейзаж: поляна, посреди которой стояли несколько стогов сена, огороженные подломившимися корявыми жердинами. На поляне, расцвеченной клевером и одуванчиками, паслись мулы. Мы явственно ощутили, что здесь нет не только времени, но и пространства. Да, да, да – мы в России! Сейчас, вот за тем поворотом мы окажемся на обрывистом берегу Великой реки…

Глава II

«Святой Николай».
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
7 из 9