Планета Афон. ΑΓΙΟN ΟΡΟΣ

Путник шёл с непокрытой головой и в шлёпанцах на босу ногу. Из его уст вырывались заунывные звуки то ли молитвы, то ли херувимской песни на непонятном язы?ке.

– Do you speak English? – с надеждой обратился к нему азъ многогрешный. Незнакомец помотал головой, и продолжал свой путь, как ни в чём не бывало.

– «San Panteleimon» a que lado? – I’m решил блеснуть своими познаниями в испанском.

Незнакомец крутанул рукой типа «следуйте за мной» и продолжил печатать шаг, даже не обернувшись. Нам ничего не оставалось делать, как сменить вектор на 180° и ускорить поступь примерно вдвое. Под горку идти было значительно легче, однако успевать за «порожним» путником при нашей поклаже было несколько проблематично.

Видимо не зря наставлял Христос своих учеников, выходя в путь не брать с собой ничего, кроме горячей молитвы ко Господу. Путник, тем временем, вернул нас «на исходный рубеж» – к часовенке, и, указав правой рукой на ту самую тропку, свернул налево, по направлению к Дафни. Больше часа пешей прогулки по дождю вылетели «коту под хвост».

– Похоже, отшельник, – Дима, молчавший всю дорогу, наконец, разлепил уста.

– Или из Ксиропотама, дал обет молчания, – ВПС подытожил его умозаключение.

– Не похоже, что он монах. К тому же монахи все speakают по-английски, а этот только по-гречески. Или вообще ни по-какому, – юный паломник печально глядел ему вослед.

– Афон! – Мне больше нечего было добавить к сказанному, кроме, разве что лексики ненормативной в адрес юного друга. Мой хилый мозг переключился на «взять в толк, как нам идти по этой тропе», которая резко спускалась вниз в лесную чащу. На дне каньона шумел водопад, и шум воды настолько явственно ласкал наш слух, что лучше бы мы его не слышали.

После проливного дождя даже незаметный в жару ручеёк может стать непреодолимым препятствием. Димон, видимо вспоминая вчерашний вечер и свои упрёки в мой адрес, как-то в момент стал тихим и пушистым. Во всяком случае, при росте «метр с кепкой» его было не видать из афонской травы и не слыхать из-за шума воды.

Когда пробирались сквозь кустарник, наша одежда как губка впитывала всю посылаемую с листьев влагу. От сырой травы кроссовки уже «чавкали», но мы этого даже не замечали, поскольку мысли сосредоточились на разумных предложениях по форсированию водопада.

А вот и он! Зрелище действительно заслуживало внимания и нескольких кадров. Но выбирать ракурс в сырой траве, когда с каждой ветки тебе за шиворот добавляется «доза непослушания», желания не возникло ни у меня, ни у благочестивого, но гордого.

Переходить его вброд по камушкам тоже занятие не для слабонервных: камушки были сплошь покрыты илом, а рюкзачок не прибавлял остойчивости. Не видел в этот момент цвет своего лица, но Димыча можно было различить среди листвы лишь по одежде и то с трудом.

По всем мiрским канонам, за все его вчерашние реплики в мой адрес, сегодня I’m законно мог утопить его в том самом водопаде. Но мы люди православные, смиренные. Бог ему судия.

Время, меж тем на Афоне хоть и местное, но на месте не стоит. Из каньона нужно было выбираться, да и в монастырь поспешать. Таким макаром и к вечерней службе не поспеем.

И опять уста помимо воли начали глаголати Иисусову молитву. Чёток у меня с собой не было, понеже не могу сказать, сколько раз повторил её под соловьиный аккомпанемент, пока справа, метрах, примерно, в двухстах, не раздался треск. Что бы это могло быть? Уж не медведь ли или кабан решил нами пообедать? К такому сценарию мы явно готовы не были, оружием не запаслись. Всё же – вот что значит русский человек – надо полюбопытствовать!

Развернув стопы под прямым углом, двое умников направились навстречу приключениям. Всё оказалось намного прозаичнее: у старой сосны от тяжести обломился сук, зато через речку в этом месте был перекинут мост, да какой! Сработанный ещё рабами Рима. Антиквариат!

До чего же мудр Господь, знал, чем можно привлечь русского человека. Интересно, а мужчиночка «в полтора центнера», что из Америки, клюнул бы на такую приманку или проигнорировал? Хотя, скорее всего, его никогда бы не понесло в эти дебри на поиски приключений.

Скучный всё же народ соединённоштатники – нам не чета. Тратят миллионы долларов, чтобы поднять уровень адреналина в крови, а тут бесплатно! Только с Димоном дружить надо, тогда будет тебе и дудка, будет и свисток, будет и полный комплект приключений.

Преодолев водное препятствие по античному акведуку, мы ускорили шаг, поскольку тропа была именно в этом месте, мы просто с неё сбились на звериную. Вот и указатель! Монахи позаботились, выкрасили камни в кумачовый цвет. Тут уж не заблудишься.

Дима заметно повеселел и даже порозовел. Ему стало казаться, что до «Пантелеимона» мы дойдём «одной левой». Небо немного посветлело, хотя сплошная облачность и не рассеялась.

Поистине райское соловьиное пение не смолкало ни на минуту, тихий шёпот прибоя, доносившийся с побережья, дополнял этот ангельский концерт. Про молитву Димыч забывал как-то сразу, и вот уже начал строить планы на самое ближайшее будущее. Горячий душ и чашка чаю! А лучше кофию! Непременно с лукумом! Как всё-таки мало нужно человеку для счастья! И сразу наглядный урок: не буди лихо, пока оно тихо.

На очередном вираже житейское попечение в обратку пришлось отложить. Тропа раздваивалась, да так, что угадать правильное направление было бы не по силам даже Пинкертону.

Указателей не было; вернее, был, но валялся в сторонке, выдернутый чьей-то «заботливой» рукой или лапой, не суть важно, но нам от этого легче не стало. В какую сторону он указывал, восстановить было невозможно, ибо невозможно было понять, к чему он вообще крепился.

Идти на разведку означало заблудиться окончательно, Димон предложил бросить жребий.

– А ты что, язычник? – от моего неожиданного вопроса юный друг потерял дар речи.

– Почему язычник? Как Господь укажет, – дар речи к нему также неожиданно вернулся.

– А ты уверен, что Госпо?дь укажет, а не дьявол над нами посмеётся, – хотелось мне хоть раз заставить благочестивого, но гордого обратиться с молитвой ко Всемилостивому Творцу.

Дима пожал плечами, что означать могло одно: гордыня его поубавилась, но до полной победы было ещё вёрст триста и всё лесом. А если быть точнее, то по горам и по долам. По Святогорью! Поэтому, чтобы окончательно убедить юного друга в силе молитвы, автор этих строк осенил себя трижды крестным знамением, натянул на лицо смиренное выражение, опустился на колени, и неспешно начал читать молитву Животворящему Кресту:

Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих.

Дима стоял как вкопанный: глаза его выражали ту невидимую борьбу, которая происходит внутри маловерного, когда он умом понимает, что Господь обязательно придёт на помощь, но как? Каким образом? Какого ангела пошлёт, чтобы указать правильный путь?

Едва заметная усмешка на устах его была красноречивее всяких слов. И если усмешка перерастёт в циничное «ну и где же…», то человек уже никогда не станет убеждённым христианином. В этом Ваш Покорный Слуга убеждался неоднократно. Поэтому, продолжая осенять себя крестным знамением и кладя земные поклоны, азъ недостойный продолжал:

Радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняй бесы силою на тебе пропятого Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшего силу дияволю, и даровавшего нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата.

О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь.

И только успел осенить себя крестным знамением и сделать последний земной поклон, как птичка-невеличка (по-моему, это был соловей) вспорхнула с ветки и стремглав пролетела мимо нас в сторону побережья. Дима не обратил на птаха ни малейшего внимания, даже не заметил его. Тем лучше.

Встав на две точки опоры, I’m голосом, не терпящим возражений, и характерным жестом вождя мiрового пролетариата указал нужное направление. Дима был до з?ла обескуражен.

– Откуда ты знаешь? – не понял причины моей «вдруг» осведомлённости юный друг.

– А откуда фамилия Двугорбый? – мой «китайский» вопрос сразил его наповал.

– Как откуда? От верблюда! – Димон всё ещё не «врубился» в мой чёрный юмор.

– Ну, вот, ты и ответил, – I’m взвалил на плечи рюкзак и лихо зашагал по направлению.

В несколько ошарашенном состоянии благочестивый, но гордый, молча следовал за мной. В его глазах застыл немой вопрос, сбивши глубокие морщины к са?мой переносице, словно он силился вспомнить закон Бойля-Мариотта применительно к спасению ямайских мартышек, но загасил уста на полторы задвижки. Если откровенно, то вчерашним бы вечером…

Подъёмы и спуски чередовались ещё пару раз, вскоре лес стал понемногу редеть. И вот, наконец, на фоне свинцовых облаков нарисовались кресты Покровского собора.

Духовной нагрузки на сегодняшний день начинающему христианину было вполне достаточно. Теперь можно было подумать и о бренном теле, и о миiрском попечении.

Но сюрпризы на сегодняшний день не закончились. Видимо mi hermano не до конца проникся мыслью, что старших обижать до з?ла нехорошо. Но об этом уже в следующей главе.

Глава V

«Первый блин комом»

Вы когда-нибудь слышали притчу о замерзающем воробье? Если нет, то не трудитесь искать её во Священном Писании, к большому сожалению её там нет. Почему к сожалению? Уж очень она поучительна даже при всей её краткости. Особенно для тех, кто плохо понимает церковно-славянский язык, зато з?ло борзо? разбирается в народно-ненормативном.

А уж запоминается сия притча с первого раза и по гроб жития. Впрочем, на ваш суд…

«Одна маленькая, но гордая птичка, – пусть это будет воробей, – зимой, во время полёта подморозил крылья. Упал бедолага на землю, смерть неминуемая грядёт, взмолился Творцу. Смилостивился Господь над бедным птахом, проходящая мимо корова «сбросила» на него лепёшку. Отогрелся птах, вылез из дерьма и зачирикал от радости. А тут, как на грех, лиса мимо пробегала: услышала воробья, вытащила его и сожрала. Поэтому отсюда четыре морали:

– Высоко взлетел – в дерьмо попадёшь!