– И когда же мы созреем? – с насмешкой спросил Корчёмкин. – Через сотню лет? Тогда, когда наши души переселятся в другие тела?
– Не ёрничай, Миша. Всё произойдёт совсем скоро. Ты же учёный и должен понимать, что мы не можем пренебрегать защитой от гуманоида. Не выйдем же мы, чёрт возьми, на встречу с ним, держа в руках каменный нож.
– И ты всерьёз веришь, что летающими объектами управляют гуманоиды?
– А кто же ещё? – пожал плечами Ермаков. – Во всяком случае, ты сам видел: и светящиеся шары, и дисколёты ведут себя так, будто ими управляет разумные существа.
– Либо сам объект является какой-то разумной субстанцией, – быстро подхватил Корчёмкин.
– Возможно и так, хотя на этот счёт у меня есть большие сомнения. В любом случае, это не природное явление, а искусственно созданный объект.
– Несомненно. Я полностью согласен с тобой. – Корчёмкин на миг задумался, потом спросил:
– И сколько времени тебе потребуется на всё про всё?
– Пока я не отработаю все свои гипотезы до конца – на горе нам делать нечего.
– И много у тебя этих гипотез, о которых я не имею ни малейшего представления? – Корчёмкин с укором посмотрел на Егора. – И можно ли тебя называть после этого настоящим другом?
– Видишь ли, Миша, – с растяжкой заговорил Ермаков, потирая ладони, – за три года, прошедшие после нашей последней экспедиции на гору Волчьи Клыки, мне удалось расшифровать большую часть своих загадочных сновидений. Сейчас я стою, как мне кажется, на пороге невероятных открытий в области высокочастотных излучений. Не сомневаюсь, что совсем скоро мне удастся раскрыть тайну многих аномальных явлений.
– Как я понимаю, экспедиция в таинственное подземелье тебе нужна для подтверждения своих гипотез? – догадался Корчёмкин.
– Совершенно верно. А для этого мне необходимо закончить изготовление компактных приборов, без которых наша экспедиция будет бессмысленной.
– Разве недостаточно тех, которые имеются сегодня в распоряжении науки? – поинтересовался Корчёмкин. На его лице проступило крайнее удивление. – Ты только скажи, какие нам потребуются, и я их срочно приобрету для нужд кафедры.
– Нет, Миша, – усмехнулся Ермаков. – Те приборы, которыми располагает твоя продвинутая кафедра – примитив.
– Вот как! Тогда скажи мне: что ты вообще собрался измерять? – с вызовом спросил Корчёмкин, обидевшись на слова друга. – Зафиксировать то, не зная, что?
– Отчего же? – невозмутимо отозвался Егор. – У меня есть чёткое представление тех задач, которые предстоит решить. – Он замолчал и застывшим взглядом уставился на друга. Потом пояснил:
– В начале девяностых годов прекратилось финансирование исследовательской работы нашей лаборатории, – продолжил Ермаков после небольшой паузы. – Все мы думали, что её вскоре закроют. Сидели без дела ровно год. Я не смог прозябать в четырёх стенах и принялся изучать материалы известной тебе программы «Сетка». Проштудировал все показания очевидцев наблюдения НЛО. Проанализировал состояние людей, подвергшихся воздействию со стороны этих неизвестных объектов.
– Ничуть не сомневаюсь, что ты при этом педантично классифицировал все явления, включая эмоции несчастных людей, – вставил Корчёмкин, наливая в фужеры очередную порцию коньяка.
– Естественно, – подтвердил Егор. – Без этого невозможно строить какие-либо гипотезы.
– И что?
– Наметил перечень вопросов, на которые следовало получить ответы. Потом занялся теоретическим обоснованием. Так родились гипотезы. Часть из них я уже подтвердил экспериментально, остальные предполагаю подтвердить в ходе экспедиции.
– Ты, Егор, излагаешь всё как-то обтекаемо и туманно. Я не услышал от тебя ни одной конкретной детали. Неужели ты всё ещё продолжаешь держать свои разработки в секрете?
Ермаков откинулся на спинку кресла, скрестил ладони на затылке. Потом, расплывшись в улыбке, умиротворённо проговорил:
– Никаких секретов от тебя, Миша, у меня нет. Просто ещё рано говорить об открытиях. Мы их сделаем вместе. Но ради удовлетворения любопытства, которое плещется на твоём лице, готов кое-чем поделиться.
– Сделай одолжение, мой друг, расскажи о своих прорывах в бездне непознанного.
Ермаков задумался на несколько секунд, улыбка сошла с его лица. Потом, почему-то понизив голос, заговорил:
– В своей тетради я прочёл записи, на которые раньше не обращал внимания. Они объясняют взаимосвязь природы вещества и поля.
– Тема, над которой бьются сейчас все физики мира? – взволнованно спросил Корчёмкин.
– Вот именно. Как оказалось, двадцать лет назад я увидел во сне теорию единого поля. Теорию, которая объединяет слабые и электромагнитные взаимодействия. Я целый год возился с расшифровкой символов, которые занёс в тетрадь по памяти.
– И каков результат?
– О-о! Я получил неожиданные знания о так называемых эфирных хромосомах мира. Оказывается, ими нашпиговано всё пространство, включая организм человека. Соединяя их между собой, можно вытянуть цепь до любого источника энергии в космическом пространстве. Это неиссякаемый источник.
– Как я понимаю, это те самые «стринги», о которых заговорили учёные в последние годы?
– Да. Но самое удивительное заключается в том, что во всех этих таинственных процессах участвует некая материальная субстанция – химический элемент, которого нет в системе Менделеева. В моих записях он именуется как «вселениум». Элемент без атомного веса.
– Элемент-призрак с порядковым номером ноль?
– Вот-вот, он самый. Обнаружился, наконец.
Корчёмкин внимательно посмотрел на Ермакова и неожиданно спросил:
– Твои упреждающие знания – это, конечно, здорово. Но какое отношение они имеют к нашей экспедиции?
– Самое непосредственное. Если летающими объектами управляют представители иной цивилизации, стало быть, они владеют технологией использования энергии через цепи «эфирных хромосом». Кроме того, им известны все секреты единого поля, они научились им управлять. Видимо, гуманоиды манипулируют кварками так же просто, как мы научились управлять пока лишь атомами. В тетради есть зарисованная кварковая структура, образованная посредством этих загадочных эфирных хромосом. Непонятен только механизм запуска продольных колебаний таких цепей. Если наша экспедиция позволит раскрыть этот секрет, у нас появится возможность сделать умопомрачительный рывок в техническом развитии.
Корчёмкин поёрзал на стуле, потом встал и прошёлся по комнате. Всё, что он услышал от друга, взволновало его и казалось фантастическим. Он снова сел и, уставившись на Егора, спросил:
– Как ты собираешься подтвердить свои умозаключения?
– Об этом нам расскажут сами представители иной цивилизации.
– Расскажут? Но … как?
– Очень просто. Мы попробуем зафиксировать те частоты, на которых происходит мыслительный процесс гуманоидов. А потом запустим в работу изобретённый мною генератор. Если гуманоиды обладают аналогичной биологической программой, что и человек, у нас есть способ парализации их разума. Мы сделаем гуманоидов послушными и разговорчивыми. Генератор будет воздействовать на них, как искусственный гипнотизёр. Мы выведаем у них всё, что нам захочется. Так-то вот, мой друг Миша.
– Невероятно! – воскликнул Корчёмкин и на его лице проступил страх, будто ему предстояло вступить в неравную схватку с гуманоидами.
– А если это будет биологический робот?
– Излучения генератора вызовут сбой в его программе. В таком случае мы даже сможем захватить его с собой, как «языка».
– У тебя запредельно смелые планы, Егор, – неодобрительно высказался Корчёмкин. – Не опрометчиво ли бросать вызов представителям иной цивилизации, не зная её технических и физических возможностей? Может, вполне достаточно ограничиться визуальным наблюдением? Выполнить замеры всех излучений, сделать определённые выводы и уже потом, в следующей экспедиции, применить элементы насилия?
– Никак, струсил, Миша? – усмехнулся Ермаков. – Если боишься – я пойду один. Решай, времени у нас достаточно.
– Никогда я не был трусом, – задетый подковыркой друга за живое, с обидой в голосе возразил Корчёмкин. – Просто привык принимать взвешенные решения. Это ты у нас авантюрист по жизни, за что и страдаешь очень часто.