Бунт

Саша торопливо спустила съ круглыхъ полныхъ плечъ рубашку и осталась голой.

Вс? три женщины быстро осмотр?ли ее съ ногъ до головы, и вдругъ лицо желтой дамы перекосилось какимъ-то уродливымъ чувствомъ. Она думала, что это было презр?нiе къ тому, что д?лала Саша своимъ т?ломъ, а это было смутное, инстинктивное чувство зависти безобразнаго, состарившагося т?ла, которое никому не было нужно, къ молодому, прекрасному, которое звало къ себ? вс?хъ.

Саша стояла, согнувъ кол?ни внутрь, и тупилась. Было что-то унизительное въ томъ, что она была голая, когда вс? были од?ты, и въ томъ, что ей было холодно, когда вс?мъ было тепло. Кол?ни ея подрагивали, и мелкая, мелкая дрожь проб?гала по н?жной б?ло-розовой кож?, покрывая ее мелкими пупырышками. Желтая дама нарочно, сама не зная зач?мъ, медлила, копаясь въ б?ль?. Саша старалась не смотр?ть вокругъ и стояла неподвижно, не см?я прикрыться руками.

«Хоть бы ужъ скор?е… – думала она, – ну, чего она тамъ… стыдно… холодно, чай»…

– Пожалуйста, скор?й, – опять съ тою же ищущей мягкостью и робостью попросила она.

И опять надзирательница съ удовольствiемъ притворилась, что не слышитъ.

Саша тоскливо замолчала, а что-то тяжелое, недоум?вающее будто поднялось съ пола и наполнило все и отодвинуло вс?хъ отъ, нея.

– Вотъ это ваше платье, – сказала дама и съ радостью кивнула Саш? такое же дранненькое синенькое платье, какое Саша уже вид?ла въ коридор?.

– А… б?лье? – съ трудомъ выговорила Саша и вся покрасн?ла.

Ей пришло въ голову, что можетъ быть, зд?сь и б?лья не полагается.

– А, да… берите, вотъ…

И б?лье было грубое и дурное, совс?мъ не такое, какое привыкла носить Саша.

– Скор?й, вы! – приказала желтая дама. Саша, опять торопясь и путаясь, од?лась въ сшитое не по ней платье. Ей было неловко въ немъ и стыдно его, и тогда на одну секунду шевельнулась въ ней мысль! «И съ какой стати?»…

Но сейчасъ же она вспомнила, что она уже, почему-то, не им?етъ права желать быть хорошо и красиво од?той, и тихо, путаясь въ подол? слишкомъ длинной юбки, пошла, куда ее повели.

Опять прошли по коридору и вошли въ высокую больничнаго вида комнату.

– Вотъ вамъ кровать, а вотъ тутъ будете свои вещи держать. Вамъ потомъ скажутъ, что полагается д?лать, и когда об?дъ, чай и все… тамъ…

Желтая дама ушла.

Саша с?ла на краюшекъ своей кровати, почувствовала сквозь тоненькую матерiю синенькой юбки жесткое и колючее сукно од?яла и стала искоса разглядывать комнату.

Тоненькiя жел?зныя кровати тоже стояли какъ въ больниц?, только не было дощечекъ съ надписями, но Саш? сначала показалось, что и дощечки есть. Возл? каждой кровати стоялъ маленькiй шкафчикъ, очевидно служившiй и столикомъ, и деревянная, выкрашенная густой зеленой краской табуретка. Въ комнат? было еще пять женщинъ, которыя сначала показались Саш? будто на одно лицо.

Но потомъ она ихъ разсмотр?ла.

Рядомъ, на сос?дней кровати, сид?ла толстая, рябая женщина и угрюмо поглядывала на Сашу, л?ниво распуская грязноватыя тесемки чепчика.

– Тебя какъ звать-то? – басомъ спросила она, когда встр?тилась глазами съ Сашей.

– Александрой… Сашей… – отв?тила Саша, и ее самое поразилъ робкiй звукъ собственнаго голоса.

– Такъ… Александра! – помолчавъ, безразлично повторила рябая и почесала свой толстый, вялый животъ.

– Фамилiя-то, чай, есть, – вдругъ сердито пробурчала она, – дура!

И повернувшись спиной къ Саш?, стала искать блохъ въ рубашк?.

Саша удивленно на нее посмотр?ла и промолчала.

Другая, совс?мъ худенькая и маленькая блондинка, съ круглымъ животомъ и длиннымъ лицомъ, отозвалась:

– Вы ее не слушайте… она у насъ ругательница… По фамилiи у насъ говорятъ.

– Козодоева, моя фамилiя, – заст?нчиво и торопливо сказала Саша.

Блондинка съ животомъ сейчасъ же встала и перес?ла на Сашину кровать.

– Вы, милая, изъ комитетскихъ? – спросила она ласково.

– Я… – замялась Саша, не понимая вопроса.

– Вамъ сколько л?тъ-то?

– Два… двадцать два, – пробормотала Саша.

– Значить, по своей охот??

– Сама, – отв?чала Саша и застыдилась, потому что совершенно не могла въ эту минуту отдать себ? отчета, дурно это или хорошо.

– А почему? – съ любопытствомъ спросила блондинка.

– Да… такъ, – съ недоум?нiемъ сказала Саша.

– Да оставь ты ее! – сказала третья женщина, и голосъ у нея былъ такой простой, ласковый и мягкiй, что Сашу такъ и потянуло къ ней.

Но маленькая красивая женщина только весело кивнула ей головой и отошла.

II

Ночью, когда потушили огонь и Саша свернулась комочкомъ подъ холоднымъ и негнущимся од?яломъ, все, что привело ее въ прiютъ, пронеслось передъ нею, какъ въ живой фотографiи, и даже ярче, гораздо ярче и ближе къ ея сознанiю, ч?мъ въ д?йствительности…

Саша тогда сид?ла у окна, смотр?ла на мокрую улицу, по которой шли мокрые люди, отражаясь въ мокрыхъ камняхъ исковерканными дрожащими пятнами, и ей было скучно и нудно.

Откуда-то, точно изъ темноты, вышла тощая кошка и хвостъ у нея былъ палочкой.

Далеко, за стеклами, гд?-то слышался стихающiй и подымающiйся, какъ волна, гулъ какой-то могучей и нев?домой жизни, а зд?сь было тихо и пусто, только кошка мяукнула раза два, Богъ знаетъ о чемъ, да по полутемному залу молчаливо и проворно шмыгали ногами худые полотеры.

Саша, какъ-то насторожившись, смотр?ла на заморенныхъ полотеровъ, чутко прислушиваясь къ отдаленному гулу за окномъ, и ей все казалось, что между полотерами и той жизнью есть что-то общее, а она этого никогда не узнаетъ.

Полотеры ушли, и терпкiй трудовой запахъ мастики и пота, который они оставили за собой, мало-по-малу улегся. Опять кошка мяукнула о чемъ-то.

Саша боязливо оглянула это пустое, мрачное м?сто, съ холодной ненужной мебелью и роялемъ, похожимъ на гробъ, и ей стало страшно: показалось ей, что она совс?мъ маленькая, вс?мъ чужая и одинокая. Люди за окномъ сверху казались точно придавленными къ мостовой, какъ черные безличные черви, раздавленные по мокрымъ камнямъ.

Саша нагнулась, подняла кошку подъ брюхо и посадила на кол?ни.