Рассказ об одной пощечине

Должно быть, и Милину не спалось, потому что он все ворочался, будто его блохи кусали.

Я стал уже дремать, когда услышал шорох и как будто тихие голоса. Я открыл глаза и увидел Милина, тихо отворявшего дверь сарая.

– Куда вы? – сонно спросил я.

– Душно, хочу посидеть на дворе, – ответил он и вышел.

Должно быть, я сейчас же заснул и спал долго. Проснулся я от скрипа двери. Кто-то быстро вскочил в сарай. Это был Милин. Уже светало, и щели в сарае были светлые. Мне показалось, что лицо Милина испуганно и бледно. Впрочем, может быть, это казалось от бледного синенького света утра.

Милин юркнул на солому, накрылся с головой пальто и затих, точно притаился.

На дворе я разобрал скрип телеги, лошадиное фырканье и два голоса: грубый мужской и визгливый женский – красивой Маланьи. «Должно быть, муж приехал», – сообразил я.

Голоса о чем-то спорили. Мужской гудел угрожающе, женский в чем-то оправдывался, и отсюда было слышно, как лживо и уклончиво верещал он.

Мало-помалу мужской голос стал тише, а женский зазвучал ласково и наконец слился в какое-то грудное мурлыканье. Потом все стихло.

Доктор ничего не слыхал. Милин не двигался под своим пальто. И когда уже на дворе воцарилась тишина, вдруг Дыня, прикорнувший в сторонке, произнес с тяжелым вздохом:

– Ишь, проклятая баба!..

Милин шевельнулся под пальто, но не отозвался.

Утро уже совсем ярко просвечивало сквозь щели стен. Наверху, под крышей, завозились воробьи. Где-то близко оглушительно закричал петух.