Cправки и танцы (сборник)

и никакие виды не видны.

«Ни следа на разводе суглинка…»

Ни следа на разводе суглинка,
успеваешь стереть отпечатки,
но всегда остается пылинка –
чья-то тень на обводе сетчатки.

А еще на лице паутинка
прилепилась на долгую память.
Набегание нервного тика
не убавить, ни шагу прибавить.

Невидимка нам делает знаки,
за спиной объявляется снова.
Мы не спим. Выправляем бумаги
и свидетеля ждем подставного.

«По стене идет, змеясь…»

По стене идет, змеясь,
нам, прохожим, непонятна,
рун игрушечная вязь,
проступающих как пятна.

И не детская рука,
выводящая угрозы,
речь не делит на слога,
пропускает в переносы

не других, а нас с тобой,
появляющихся в виде
смутной рожицы кривой
из настенного граффити.

«Сегодня воздух как на сборах…»

Сегодня воздух как на сборах,
чуть переложенный снежком,
а по дворам бездымный порох
гуляет свежим порошком.

Озон мешается с тревогой,
гниющей в глубине души.
Она и в тишине убогой
не спит, считает этажи:

как, пустоту одолевая,
в подземный город без огней
уходит шахта лифтовая;
как воздух тянется за ней.

«Как записки легли к изголовью…»

Как записки легли к изголовью
эти годы. Еще запиши,
что тогда занимались любовью
мы почти на лету, как стрижи.

Эти годы, никто не учил их
застывать на лету, на бегу.
А листками в бесцветных чернилах
я еще поделиться могу –

как ходили с пустыми руками
вызывать стеклотару на бой,
только б выжать из воздуха камень
и на нем утвердиться стопой.

«Не выходит хмель, прилипает грязь…»

Не выходит хмель, прилипает грязь,
и уже не делается лечебной.
Но заходит музыка, становясь –
не свисти, народ! – отходной вечерней.

А тебя поднимет ночной звонок
послужить не сторожем – санитаром;
наступает паника со всех ног
на паркет, залитый горячим варом.

А на том конце краковяк играют,
набирают номер сто раз подряд,
но не помнят, что они набирают,
и не знают, с кем они говорят.

«Одна из тех, кто мечен черной меткой…»

Одна из тех, кто мечен черной меткой
и виден на просвет издалека.
Мрачна, дика
и с вечной сигареткой.

Но только после первого глотка
пробелы отзываются оглаской
и выходки ее черновика –
движением под набеленной маской,
смятением, стирающим черты.