Протест «Альянса»

У рабочего, который входит в секцию, чтобы воспользоваться выгодами этой солидарности, не спрашивают, какие его политические или религиозные принципы. У него спрашивают только одно: Хочет ли он вместе с благодеяниями объединения принять свою долю всех его последствий, иногда тяжелых, и все обязанности? Хочет ли он, несмотря ни на что, остаться верным секции во всех перипетиях борьбы, сначала исключительно экономической, и сообразовать отныне все свои поступки с решениями большинства, поскольку эти решения будут иметь прямое или косвенное отношение к этой самой борьбе против хозяев? Одним словом, единственная солидарность, какую ему предлагают, как преимущество, и какую ему вменяют в то же время в обязанность, как долг, это экономическая солидарность в самом широком смысле этого слова. Но раз эта солидарность серьезно принята и установлена, она производит все остальное, – так как все самые высокие и самые разрушительные принципы Интернационала, наиболее подрывающие основы религии, юридического права и государства, власти, как божеской так и человеческой, наиболее революционные одним словом с социалистической точки зрения, являются лишь естественным, необходимым развитием этой экономической солидарности. И огромное практическое преимущество профессиональных секций перед центральными секциями состоит именно в том, что это развитие, эти принципы доказываются рабочим не теоретическими рассуждениями, а живым и трагическим опытом борьбы, которая становится с каждым днем все шире, глубже и ужаснее: так что наименее развитой рабочий, наименее подготовленный, наиболее мягкий, толкаемый постоянно вперед самими последствиями этой борьбы, начинает признавать себя революционером, анархистом и атеистом; часто не зная сам, как он им сделался.

Ясно, что только одни профессиональные секции могут дать это практическое воспитание своим членам и что, следовательно, одни они только могут привлечь в Интернационал пролетарскую массу, эту массу, без могучего содействия которой, как мы сказали, торжество социальной революции никогда не будет возможно.

Если бы в Интернационале были одни только центральные секции, это были бы, стало быть, души без тела, чудные мечты, но без возможности осуществления их.

К счастью, центральные секции, отделения главного центра, который образовался в Лондоне, были основаны не буржуа, не профессиональными учеными, не политическими деятелями, а рабочими социалистами. Рабочие, и в этом их огромное преимущество перед буржуазией, благодаря своему экономическому положению, благодаря тому, что их миновало до настоящего времени доктринерское, классическое, идеалистическое и метафизическое образование, которое отравляет буржуазную молодежь, одарены в высшей степени практическим и положительным умом. Они не довольствуются идеями, им нужны факты, и они верят идеям лишь поскольку эти последние опираются на факты. Это счастливое обстоятельство позволило им избегнуть двух подводных камней, на которые наталкиваются все революционные попытки буржуа: академических споров, и политического заговора. Впрочем, программа Международного Товарищества Рабочих, выработанная в Лондоне и окончательно принятая на Женевском Съезде (1866 г.), провозгласив, что экономическое освобождение рабочего класса есть великая цель, которой должно, быть подчинено, как простое средство, всякое политическое движение[20 - Бакунин цитирует эту предпосылку к главным статутам не по тексту французского перевода, опубликованному в 1865 г. и принятому затем на Женевском съезде в 1866 г., но по исправленному тексту, напечатанному в Париже в марте 1870 г. стараниями Поля Робена и Поля Лафарга. Когда Робен просматривал корректуру этого нового французского издания, Лафарг обратил его внимание на разницу между французским текстом 1865–1866 гг. и английским текстом, и после замечания Лафарга и были вставлены в этой предпосылке три слова, как простое средство, перевод английских слов as a means. Во французском тексте 1865–1866 гг. этот пункт был редактирован: «Экономическое освобождение рабочих есть великая цель, которой должно быть подчинено всякое политическое движение». Как видно отсюда, Бакунин не придавал тогда никакого значения этой разнице между двумя текстами и, вероятно, не заметил даже ее. Дж. Г.], и что все усилия, сделанные до сих пор, окончились неудачей, благодаря отсутствию солидарности между рабочими различных профессий в каждой стране и братского союза между рабочими различных стран указывала им ясно единственный путь, по которому они могли и должны были следовать.

Прежде всего они должны были обращаться к массам во имя экономического освобождения, а не во имя политической революции; во имя их материальных интересов сначала, чтобы потом прийти к их моральным интересам, так как вторые, как интересы коллективные, являются всегда лишь выражением и логическим следствием первых. Они не могли ждать, чтобы массы пришли к ним, они должны были, стало быть, идти к ним туда, где они находятся в их повседневной действительности, а эта действительность повседневный труд, специализированный и разделенный по цехам. Они должны были, стало быть, обращаться к различным цехам, уже более или менее организованным, благодаря необходимостям коллективного труда, в каждой отдельной отрасли производства, чтобы привлечь их к общей деятельности великого Товарищества Рабочих всех стран, его экономической цели; чтобы присоединить их, одним словом, к общей организации Интернационала, оставив неприкосновенными их частные организации, не посягая на автономию их. Это значит, что первое, что они должны были сделать, и что они действительно сделали, это организовать вокруг каждой центральной секции столько профессиональных секций, сколько было различных отраслей производства.

Таким образом, центральные секции, которые в каждой стране представляют душу Интернационала, облеклись в телесную оболочку, стали действительными и могучими организациями. Многие придерживаются того мнения, что, выполнив эту миссию, центральные секции должны были распасться, оставив существовать одни только профессиональные секции. По нашему это большая ошибка. Ибо, если бы центральные секции одни, не окруженные…[21 - Следующая страница рукописи (123-я) утеряна в типографии в конце 1871 г., после того как страницы 123–129 были набраны для Almanach du Peuple 1872 г., где они были потом напечатаны под заглавием «Организация Интернационала». Первые двадцать пять строк «Организации Интернационала» находились как раз на 123-и странице, и мы их воспроизводим здесь по «Альманаху». Таким образом, почти весь текст этой страницы сохранился, недостает только трех-четырех строк, конца начатой в конце 122-й страницы фразы. Дж. Г.]

Великая задача, взятая на себя Международным Товариществом Рабочих, задача окончательного и полного освобождения рабочих и народного труда от ига всех эксплуататоров этого труда, – хозяев, владельцев сырья и орудий производства, словом, всех представителей капитала, – не только экономическая или чисто материальная, она является в то же время и в такой же степени задачей социальной, философской и моральной; она также, если хотите, в высшей степени политическая задача, но только в смысле уничтожения всякой политики посредством разрушения государств.

Мы не думаем, чтобы понадобилось доказывать, что при современной политической, юридической, религиозной и социальной организации наиболее цивилизованных стран экономическое освобождение рабочих невозможно и что, следовательно, для достижения и полного осуществления его необходимо разрушить все современные институты: Государство, Церковь, Юридический Форум, Банк, Университет, Администрацию, Армию и Полицию, которые на самом деле не что иное как крепости, воздвигнутые привилегированными против пролетариата. И недостаточно разрушить их в одной стране, их надо разрушить во всех странах, потому что со времени образования современных государств в семнадцатом и восемнадцатом веке между всеми этими учреждениями существует постоянно возрастающая международная солидарность и очень сильный международный союз.

Стало быть, задача, взятая на себя Международным Товариществом Рабочих, есть полная ликвидация ныне существующего политического, религиозного, юридического и социального мира и замена его новым экономическим, философским и социальным миром. Но такое гигантское предприятие не могло бы никогда осуществиться, если бы в распоряжении Интернационала не было двух одинаково могучих, одинаково гигантских, друг друга дополняющих рычагов; один, это постоянно возрастающая сила потребностей, страданий и экономических требований масс; другой – новая социальная философия, философия в высшей степени реалистическая и народная, покоящаяся теоретически только на действительной науке, т. е. в одно и то же время экспериментальной и рациональной, и не признающей других основ, кроме принципов человеческих – выражение вечных, неизменных инстинктов масс, – принципов равенства, свободы и всемирной солидарности.

Побуждаемый своими потребностями, во имя этих принципов народ должен победить. Ему не чужды эти принципы, они даже не новы для него, в том смысле, что он, как мы только что сказали, во все времена носил их инстинктивно в своей груди. Он всегда стремился к освобождению от всех видов гнета, лежащего на нем; и так как он, работник, кормилец общества, творец цивилизации и всех богатств – последний раб, раб из рабов; так как он не может освободиться, не освободив вместе с собой весь мир, он всегда стремился к освобождению всего мира, т. е. к всемирной свободе. Он всегда страстно любил равенство, которое является высшим условием его свободы; и, несчастный, вечно побеждаемый в личном существовании каждого из своих детей, он всегда искал себе спасение в солидарности, Так как до сих пор взаимное счастье было неизвестно, или, во всяком случае мало известно, и жить счастливо означало быть эгоистом, жить чужим трудом, эксплуатируя и порабощая других, то только несчастные и, следовательно, больше, чем кто либо другой, народные массы знали и практиковали братство.

Социальная наука, стало быть, как нравственная доктрина, только развивает и формулирует народные инстинкты. Но между этими инстинктами и этой наукой существует, однако, пропасть, которую надлежит заполнить. Ибо, если бы достаточно было одних верных инстинктов для освобождения народов, они давно бы уже были освобождены. Эти инстинкты не помешали массам признавать, в течение всей их столь печальной и трагической истории, все религиозные, политические, экономические и социальные нелепости и быть их вечными жертвами.

Правда, тяжелые испытания, через которые должны были пройти массы, не были для них совершенно потерянными. Эти испытания создали в их недрах нечто в роде исторического сознания и как бы практическую, основанную на традициях науку, которая очень часто заменяет им теоретическую науку. Так, например, можно быть теперь уверенным, что ни один западно-европейский народ не даст больше себя увлечь ни какому-нибудь религиозному шарлатану, ни новому Мессии, ни какому-нибудь политическому пройдохе. Можно также с уверенностью сказать, что потребность экономической и социальной революции сильно чувствуется в настоящий момент народными массами Европы, даже наименее цивилизованными, и это именно и дает нам веру в близкое торжество социальной революции; ибо, если бы народный инстинкт не проявил себя так ярко, глубоко и решительно в этом смысле, то никакие социалисты в мире, будь то даже величайшие гении, не были бы в состоянии поднять массы.

Народ готов, он сильно страдает и, что важнее, он начинает понимать, что он вовсе не обязан страдать; ему надоело вечно обращать взоры к небу и он не расположен больше проявлять долготерпение на земле. Одним словом, массы, даже независимо от всякой пропаганды, стали сознательно социалистичными. Всеобщее и глубокое сочувствие, какое встретила Парижская Коммуна со стороны пролетариата всех стран, служит тому доказательством.

Но массы, это сила или, по крайней мере, существенный элемент всякой силы. Чего же недостает им, чтобы свергнуть ненавистный им общественный строй? Им недостает двух вещей: организации и науки, которые как раз обе составляют в данный момент, и всегда составляли, силу всех правительств.

Итак, прежде всего организация, которая, впрочем, невозможна без помощи науки. Благодаря военной организации, один батальон, тысяча вооруженных человек могут нагнать страх, и на самом деле нагоняют, на миллионную толпу народа, тоже вооруженного, но дезорганизованного. Благодаря бюрократической организации, государство, при помощи нескольких сотен тысяч чиновников, держит в подчинении огромные страны. Следовательно, чтобы создать народную силу, способную раздавить военную и гражданскую силу государства, надо организовать пролетариат.

Это именно и делает Международное Товарищество Рабочих, и когда оно будет обнимать половину, треть, четверть или только десятую часть европейского пролетариата, государства перестанут существовать. Организация Интернационала, имеющая целью не создание новых государств или новых форм деспотизма, а коренное разрушение всякого господства, должна существенно разниться от государственной организации. Насколько последняя искусственна, насильственна, основана на принципах власти, чуждая и враждебная естественному развитию народных интересов и инстинктов, настолько организация Интернационала должна быть свободной, естественной и отвечать во всех отношениях этим интересам и этим инстинктам. Но что представляет эта естественная организация масс? Это организация, основанная на различных проявлениях их действительной повседневной жизни, на различных видах труда, организация по ремеслам или профессиям. С того момента, когда все виды промышленности будут представлены в Интернационале, включая сюда и различные виды земледельческого труда, его организация, организация народных масс будет закончена.

Ибо достаточно, в самом деле, чтобы один рабочий на десять серьезно и с полным знанием дела входил в Интернационал, чтобы девять десятых, остающихся вне его организации, подверглись его невидимому влиянию и в критические моменты, сами того не подозревая, подчинялись его руководству, поскольку это необходимо для спасения пролетариата.

Нам могут возразить, что этот способ организовать влияние Интернационала на народные массы как бы хочет установить на развалинах прежней власти и существующих правительств новую систему власти и новое правительство. Но это было бы глубоким заблуждением.

Правительство Интернационала, если тут есть правительство, или, скорее, его организованное действие на массы всегда будет отличаться от всех государств тем существенным свойством, что оно всегда будет только организацией воздействия – не официального и не облеченного властью или какой-нибудь политической силой, но совершенно естественного – более или менее многочисленной группы лиц, вдохновленных общей идеей и стремящихся к общей цели, сначала на мнение масс и только потом, посредством этого мнения, более или менее измененного под влиянием пропаганды Интернационала, на их волю, на их акты. Тогда как правительства, вооруженные властью и материальной силой, которые одни, по их утверждению, имеют от бога, другие, благодаря их умственному превосходству, третьи, наконец – самою волею народной, выраженной и выявленной путем ловкого фокуса, который называют всеобщим голосованием, насильственно навязывают себя массам, принуждают их повиноваться им, исполнять их декреты, в большинстве случаев не стараясь даже хотя бы внешним образом осведомиться о их чувствах, потребностях и воле. Между государственной силой и силой Интернационала такая же разница, какая существует между официальной деятельностью государства и естественной деятельностью какого-нибудь клуба. Интернационал не имеет и никогда не будет иметь другой силы, кроме великой силы убеждения и останется всегда лишь организацией естественного воздействия личностей на массы. Государство же и все государственные учреждения: церковь, университет, юридический форум, бюрократия, финансовая наука, полиция и армия, развращая, разумеется, по возможности мнения и волю подданных государства, требуют от них пассивного повиновения, не сообразуясь с этими мнениями и волей и чаще всего вопреки им, конечно, все это в мере, всегда очень растяжимой, признанной и определенной законами.

Государство, это власть, господство и организованная сила владеющих и так называемых просвещенных классов над массами; Интернационал, это – освобождение масс. Государство никогда не ищет и не может искать ничего другого, кроме порабощения масс, и потому оно призывает их к повиновению. Интернационал, желая только их полного освобождения, призывает их к бунту. Но чтобы сделать этот бунт могучим в свою очередь и способным свергнуть господство государства и привилегированных классов, которых исключительно и представляет государство, Интернационал должен был организоваться. Для достижения этой цели он употребляет только два средства, которые хотя далеко не всегда легальны, – так как легальность, во всех странах, большей частью есть лишь юридическое освящение привилегии, т. е. несправедливости, – с точки зрения человеческого права оба одинаково законны. Эти два средства, как мы уже сказали, во-первых пропаганда идей Интернационала, организация естественного воздействия его членов на массы.

Тому, кто стал бы утверждать, что деятельность, организованная таким образом, является все-таки покушением на свободу масс, попыткой создать новую власть, мы ответим, что он или софист, или глупец. Тем хуже для тех, кто до такой степени не знаком с естественным и социальным законом человеческой солидарности, что воображает, что абсолютная взаимная независимость личностей и масс возможная или даже желательная вещь. Желать ее, это значит, хотеть уничтожения общества, так как вся общественная жизнь есть не что иное, как эта постоянная взаимная зависимость друг от друга личностей и масс. Все индивиды, даже наиболее умные, наиболее сильные, и в особенности умные и сильные, в каждую минуту своей жизни являются производителями и продуктами воли и деятельности масс. Сама свобода каждой личности есть постоянно меняющаяся равнодействующая этой массы физических, умственных и нравственных влияний, которые окружающие ее другие личности, общество, в котором она рождается, живет и умирает, оказывают на нее. Хотеть избегнуть этого влияния, во имя какой то трансцендентальной, божественной, абсолютно эгоистической и самодовлеющей свободы, это осудить себя на не-бытие; хотеть отказаться от этого влияния на другого, это отказаться от всякого социального действия, от выражения даже своей мысли и чувств, т. е. тоже прийти к небытию. Следовательно, эта независимость, столь восхваляемая идеалистами и метафизиками, и личная свобода, понятая в таком смысле, это не-бытие.

В природе, как и в человеческом обществе, которое не что иное, как сама эта природа, все живущее живет только при этом высшем условии самого положительного вмешательства и настолько энергичного, насколько это позволяет натура индивида, в жизнь другого. Уничтожение этого взаимного влияния было бы, стало быть, смертью. И когда мы требуем свободы масс, мы не претендуем уничтожать ни одного из этих естественных влияний на них ни одной личности, ни одной группы лиц. Мы хотим уничтожения искусственных, привилегированных, законных, официальных влияний. Если бы церковь и государство могли быть учреждениями, мы бы, конечно, были их противниками, но мы бы не протестовали против их права на существование. Но мы протестуем против них, потому, что, будучи, разумеется, частными учреждениями, в том смысле, что они на самом деле существуют только для частных интересов привилегированных классов, они тем не менее пользуются организованной с этой целью коллективной силой масс, для того чтобы насильственно, официально, властнически навязать себя массам. Если бы Интернационал мог организоваться в государство, мы, его убежденные и страстные сторонники, превратились бы в его отъявленных врагов.

Но в том то и дело, что Интернационал не может организоваться в государство; он не может этого сделать уже потому одному, что, как само имя это указывает, он уничтожает все границы; а нет государства без границ, так как исторически доказано, что осуществление всемирного государства, о котором мечтали народы-завоеватели и самые великие деспоты мира, невозможно. Государство, необходимо означает несколько государств, – угнетающих и эксплуатирующих внутри, завоевывающих или по крайней мере, взаимно враждующих друг с другом за своими пределами, – означает отрицание человечества. Всемирное государство, или народное государство, о каком говорят немецкие коммунисты, может, стало быть, означать лишь одно: уничтожение государства.

Международное Товарищество Рабочих не имело бы никакого смысла, если бы оно не стремилось к уничтожению государства. Оно организует народные массы только в виду этого уничтожения. Как же оно организует их? Не сверху вниз, навязывая общественному разнообразию, продукту разнообразия труда в массах, или естественной жизни масс, искусственные единство и порядок, как это делают государства; а наоборот, снизу вверх, беря за отправную точку общественное существование масс, их действительные стремления, и призывая их группироваться, гармонически согласовать свои силы, сообразно этому естественному разнообразию занятий и положений, и помогая им в этом. Такова собственная цель организации цеховых секций.

Мы говорили, что, для того чтобы организовать массы, чтобы установить прочным образом благотворное действие на них Международного Товарищества Рабочих в сущности, достаточно было бы, чтобы один рабочий на десять из каждого цеха входил в соответствующую Секцию. Это понятно. В моменты великих политических и экономических кризисов, когда возбужденные до крайности массы инстинктивно понимают все счастливые начинания, когда эти человеческие стада рабов, задавленных, порабощенных, но непокорившихся, поднимаются, наконец, чтобы сбросить с себя свое ярмо, но чувствуют себя растерянными и бессильными, потому что они совершенно дезорганизованы, десять, двадцать или тридцать человек, хорошо сговорившихся между собою и хорошо организованных, и знающих куда они идут и чего хотят, легко увлекут за собою сто, двести, триста человек или даже больше. Мы это видели недавно на примере Парижской Коммуны. Серьезная организация, едва начавшая свою жизнь во время осады, не была ни совершенной ни очень сильной; и, однако, она была достаточна, чтобы создать колоссальную силу сопротивления.

Что же будет, когда Международное Товарищество Рабочих будет лучше организовано, когда оно будет насчитывать в своей среде гораздо большее число секций, в особенности большое число земледельческих секций, и в каждой секции вдвое или втрое больше членов, чем теперь? Что будет в особенности, когда каждый из его членов будет лучше знать, чем теперь, конечную цель и истинные принципы Интернационала, также как и способ их осуществления? Интернационал станет непреодолимой силой.

Но для того, чтобы Интернационал действительно мог приобрести эту силу, для того чтобы десятая часть пролетариата, организованная этим Товариществом, могла увлечь за собою остальные девять десятых, необходимо чтобы каждый член в каждой секции, гораздо глубже был проникнут принципами Интернационала, чем теперь. Только при этом условии, во времена мира и затишья он может действительным образом выполнять миссию пропагандиста и проповедника, и во времена борьбы миссию революционного вождя.

Говоря о принципах Интернационала, мы подразумеваем только те, которые содержатся в наших общих статутах, принятых Женевским Съездом (1866 г.) Они так немногочисленны, что мы просим позволения привести их здесь:

1. Освобождение труда должно быть делом самих рабочих;

2. Усилия рабочих завоевать свое освобождение не должны стремиться к установлению новых привилегий, но к установлению для всех (людей живущих на земле) равных прав и обязанностей и к уничтожению классового господства;

3. Экономическое порабощение рабочего владельцем сырья и орудий производства есть источник рабства во всех его видах: социального, умственного и политического;

4. Поэтому экономическое освобождение рабочих классов есть великая цель, которой должно быть подчиненно, как, простое средство, всякое политическое движение;

5. Освобождение рабочих не является проблемой чисто местной или национальной; напротив, проблема эта касается всех цивилизованных наций, так как решение ее необходимо зависит от их теоретического и практического содействия;

6. Международное Товарищество Рабочих, так же как и все его члены, признают, что Истина, Справедливость, Нравственность должны лежать в основе их поведения по отношению ко всем людям, без различия цвета кожи, верований или национальности;

7. Наконец, оно считает своим долгом требовать прав человека и гражданина не только для своих членов, но и для каждого, кто исполняет свои обязанности: «Нет обязанностей без прав, нет прав без обязанностей».[22 - Этот текст не является точным воспроизведением статутов: это резюме, сделанное по французскому переводу, напечатанному в Париже в 1870 г. Прим. Дж. Г.]

Мы знаем теперь, что эта программа, столь простая, столь справедливая и выражающая простым языком самые законные и самые человеческие требования пролетариата, именно потому, что эта программа исключительно человеческая, содержит в себе все зачатки огромной социальной революции: свержение всего существующего и создание нового мира.

Вот, что должно теперь разъяснять всем членам Интернационала и стать для них совершенно ясным. Эта программа несет с собой новое общество, новую социальную философию, которая должна заменить все прежние религии, и совершенно новую политику, политику международную, которая, спешим заявить это, как таковая, не может иметь иной цели, кроме разрушения всех государств. Для того, чтобы все члены Интернационала могли сознательно выполнить свою двойную обязанность пропагандистов и естественных вождей масс в Революции, необходимо, чтобы каждый из них был сам проникнут, насколько возможно глубже, этой наукой, этой философией и этой политикой. Недостаточно, чтобы они знали и говорили, что они хотят экономического освобождения рабочих, полного пользования продуктом своего труда для каждого, уничтожения классов и политического порабощения, осуществления полноты человеческих прав и полного равенства прав и обязанностей для каждого, – одним словом, осуществления братства людей. Все это, разумеется, очень хорошо и весьма справедливо, но, если рабочие Интернационала остановятся на этих великих истинах, не углубляя их условия, последствия и смысл, и если они будут довольствоваться их достоянным повторением в этой общей форме, они сильно рискуют превратить их скоро в пустые и бесплодные слова, в общие непонятые места.

Но, скажут нам, все рабочие, даже когда они члены Интернационала, не могут стать учеными; и недостаточно ли, чтобы в среде этого общества нашлась группа людей, обладающих вполне, насколько это возможно в наше время, наукой, философией и политикой социализма, чтобы большинство, чтобы рабочие массы Интернационала, доверчиво подчиняясь их руководству и их братскому командованию (стиль Гамбетты, якобинца-диктатора по преимуществу), могли быть уверены, что они не свернутся с пути, который должен привести их к окончательному освобождению пролетариата?

Вот рассуждение, которое мы довольно часто слышали от авторитарной партии, ныне торжествующей в Женевском Интернационале, не открыто высказываемое, – для этого у нее нет ни достаточно искренности ни достаточно смелости, – а потихоньку, со всякого рода более или менее искусными умалчиваниями и комплиментами по адресу высшей мудрости и всемогущества суверенного народа. Мы всегда горячо выступали против него, потому что мы уверены, – и вы, конечно, вместе с нами, товарищи, – что когда Международное Товарищество Рабочих разделится на две группы: одна, заключающая в себе большинство и состоящая из членов, вся наука которых будет состоять в слепой вере в теоретическую и практическую мудрость ее вождей, и другая, состоящая только из нескольких десятков руководителей, эта организация, которая должна освободить человечество, превратится сама в некоторого рода олигархическое государство, худшее из всех государств; и больше того, это прозорливое меньшинство, ученое и искусное, которое возьмет на себя, вместе со всею ответственностью, все права самодержавного правительства, тем более деспотического, что деспотизм его тщательно скрывается под внешностью услужливого уважения к воле и решениям суверенного народа, решениям, всегда инспирированным самим правительством этой так называемой народной воле; это меньшинство, говорим мы, повинуясь необходимостям и условиям своего привилегированного положения и подвергаясь судьбе всех правительств, будет становиться все более и более деспотичным, зловредным и реакционным. Это именно и случилось в данный момент с Женевским Интернационалом.

Международное Товарищество Рабочих может стать орудием освобождения человечества только в том случае, если оно сначала само освободиться, а оно будет свободно только когда, перестанет делится на две группы, большинство – слепых орудий, и меньшинство – ученых машинистов, и когда сознание каждого его члена будет проникнуто наукой, философией и политикой социализма.

Социальная наука лишь ветвь единой науки, всей науки, как само человеческое общество есть лишь последняя известная нам степень развития того бесконечного целого реального мира, которое мы называем природой. Социальная наука, предметом которой являются общие законы исторического развития человеческих обществ, – развитие, столь же неизбежное, как развитие всех других явлений в природе, – есть венец естественной науки. Следовательно, она предполагает предварительное знание всех других позитивных наук, что вначале по-видимому должно ее сделать совершенно недоступной неразвитому уму пролетариата.

Или надо будет ждать дня, когда правительства, вдруг почувствовав сильную любовь к эксплуатируемым массам, учредят серьезные научные школы для детей народа, школы, в которых, вместо суеверия, столь благоприятного интересам привилегированных классов и господству государства, будет царствовать разум, освободитель народов, и в которых каждодневный катехизис будет заменен естественными науками? Это значило бы осудить себя на очень долгое ожидание. И даже если для народа откроются школы, действительно достойные этого имени, он не в состоянии будет обучать в них своих детей в продолжении всего времени, какое требуется для серьезного научного образования. Где он возьмет достаточно средств для того, чтобы содержать их там в продолжении десяти, восьми или даже только шести лет? В самых демократических странах громадное большинство детей народа посещает школы едва лишь в продолжение двух лет, или самое большое трех лет; после чего они должны зарабатывать себе на жизнь, а известно, что значат эти слова: зарабатывать себе на жизнь, для детей народа! Вступив в условия наемного труда, пролетарий должен неизбежно отказаться от науки.

И, однако, в крупных населенных центрах, в Англии, Франции Бельгии, Германии, просвещенные и искренние друзья рабочего класса открыли вечерние школы для народа, в которые масса рабочих усердно ходит, забыв свою дневную усталость, чтобы получить в них первые сведения позитивных наук. Эти школы драгоценны не по количеству знаний, какие они могут дать посещающим их, а благодаря настоящему научному методу, в который они вводят мало по малу эти девственные умы, стыдящиеся своего невежества и жаждущие знаний. Научный или позитивный метод, который не признает никакого синтеза, который бы не был предварительно проверен опытом и тщательным анализом фактов, разумный рабочий усвоив его себе, становится в его руках могучим орудием научного исследования, при помощи которого он живо справляется со всеми религиозными, метафизическими, юридическими и политическими софизмами, которыми заботливо старались отравить его ум, воображение и сердце с его самого раннего детства.

Но эти школы едва достаточны для того, чтобы дать рабочему приблизительное знание некоторых главных фактов очень небольшого числа наук. Столь несовершенное знание естественных наук не может служить основой социальной науке, в которой он, следовательно, присужден по-прежнему оставаться невежественным…

(Рукопись осталась неоконченной)

notes

Примечания

1

В этом месте Бакунин, очевидно, говорил о комитетах и их госсударственнических привычках; он объяснял, каким образом, совершенно естественно, комитеты стали подменять своею волею и своими мнениями волю и мысли управляемых ими секций. Дж. Г.

2