Разведчики, изменившие мир

В свою очередь, военный атташе признается, что «зарвавшиеся аргентинские контрразведчики стремятся установить контроль за гостями даже на мероприятиях, организуемых советским посольством» и рассказывает случай, когда он разослал дополнительные приглашения вне протокольного списка своим знакомым генералам и офицерам. «Контрразведчики, узнав об этом, всполошились не на шутку, – констатирует атташе, – и потребовали от нас подробные списки приглашенных. Но приглашения рассылались от имени посла. Пришлось сообщить аргентинцам, что я не считаю удобным требовать отчета от посла. Но если они будут настаивать – сообщу послу. Это отрезвило зарвавшихся контрразведчиков. Однако позже пачками приходили письма от приглашенных, с извинениями, что они не смогут присутствовать на празднике».

Другой представитель резидентуры также подчеркивает в радиограмме в Центр: «На выездах в другие города наблюдение ведется усиленное, открытое и довольно наглое, и наши представители ни на минуту не выпускаются из поля зрения».

В архиве ГРУ сохранилась телеграмма, присланная из Буэнос-Айреса, в которой рассказывается о том, как «советских дипкурьеров Джамая и Прохина задержали на аргентинской таможне на 8 часов, относились к ним по хамски, намереваясь спровоцировать инцидент и завладеть почтой».

Почему же наглеют аргентинские контрразведчики? Ответ на этот вопрос можно найти здесь же, в оперативных делах резидентуры ГРУ.

В телеграмме военного атташе от 2.10.1948 года говорится: «Генерал армии в отставке Писторини, ныне министр общественных работ Аргентины, находясь в США, заявил: Аргентина стойко стоит за США в ее «холодной войне» против России».

И еще один документ в подтверждение.

«Москва. Гурову.

Оперативное письмо.

Приемы и действия контрразведки.

Приходится иметь дело не только с аргентинской контрразведкой, но и с американской, которая за последнее время ведет свою деятельность более активно, чем местная КРО.

Аргентина не желает раздражать здешних представителей США, которые настаивают на изоляции сотрудников СССР и особенно военных представителей».

* * *

Вот в такой поистине «блокадной» обстановке и приходилось вести разведывательную работу помощнику военного атташе Александру Лазаренко. Итоги его деятельности до сих пор засекречены, но известна общая оценка – она достаточно высокая.

Однако все, что случилось с ним потом, не укладываются в общепринятые правила. Обычно, успешно отработавшие за рубежом оперативные сотрудники военной разведки продолжают службу в центральном аппарате ГРУ, набираясь опыта и готовясь к следующей командировке.

Но Лазаренко не оставили в центральном аппарате в Москве. Более того, из стратегической разведки он оказался в войсковой и очень далеко от столицы – на Дальнем Востоке, в должности заместителя начальника разведки 37-го воздушно-десантного корпуса.

Что ж, дальневосточника вряд ли напугаешь медвежьими углами, но факт остается фактом. После пяти лет успешной работы в аргентинской резидентуре ГРУ Лазаренко оказался на краю земли, в десанте, в замах у начальника разведки корпуса.

Вскоре этот корпус попал под «хрущевское» сокращение, из трех дивизий оставили одну. А Лазаренко из корпусного штаба попал в дивизионный, начальником оперативного отделения.

Вот такие удары судьбы. Откровенно говоря, не всякому под силу выдержать их. Но Александр Иванович умел держать удар.

Однако вернемся к главной интриге. Ну не просто же так, за здорово живешь, опытного, оперативного офицера, после стольких лет пребывания за границей, в одночасье убрали из стратегической разведки и загнали куда Макар телят не гонял. Разве место ему в начоперах десантной дивизии?

Один из разведчиков, выслушав эту историю, с уверенностью сказал:

– Да, провал у него был или какая-то аморалка, тут и к семи бабкам не ходи.

К семи бабкам-гадалкам я и вправду не пошел, но вернулся к личному делу Лазаренко. Никаких провалов, аморалок, взысканий, только поощрения.

Неудобно было напрямую спрашивать самого Александра Ивановича. Он тогда уже сильно болел. Но иного выхода я не видел.

Позвонил к нему домой, приехал. Жена на входе попросила не волновать его и долго вопросами не мучить. Пообещал, но минут через десяток нарушил данное слово и спросил, как казалось мне, о самом больном.

Но Александр Иванович, на удивление мне, рассмеялся.

– Это отдельная история. Кстати, очень поучительная для вас, молодых.

Он задумался, словно возвращаясь в мыслях на десятилетия назад и продоложил:

– Это произошло во время моей учебы в Высшей разведшколе. Как-то вызывает меня к себе в кабинет начальник школы генерал-лейтенант Кочетков. Явился, доложил по форме. Смотрю – в кабинете, кроме Кочеткова, кадровик сидит, да еще офицер особого отдела. Разволновался, конечно. Такое присутствие не предвещало ничего хорошего. И вправду, начальник школы, покопавшись на столе в бумагах, поднимает голову, смотрит на меня и спрашивает: «Скажите-ка нам, Лазаренко, вы случайно сами себе звание лейтенанта не присвоили?»

Стою, как громом пораженный, и не знаю, что сказать. Что-то пролепетал, мол, как это сам себе?

«Да вот, – отвечает генерал, поглядывая на кадровика, – не можем мы приказа найти о присвоении вам первого офицерского звания».

Меня уже трясет, однако думаю, если сейчас сплоховать, точно подумают, что самовольно лейтенантские погоны одел. Гляжу, а кадровик так плотоядно усмехается: попался, голубчик…

«Товарищ генерал-лейтенант, – рубанул что было сил, – я закончил Омское пехотное училище имени М. Фрунзе в 1941 году. Тогда же и звание офицерское получил. Вполне законно. У меня в дивизии 16 человек из моего училища, можно проверить».

«А ты не дергайся Лазаренко, – угрожающе произнес кадровик, – мы проверим… Еще как проверим».

Вышел я тогда из кабинета начальника как в тумане. Обидно, досадно… Училище, фронт – взводный, ротный, начразведки дивизии, орден Красного Знамени, с сорок первого по сорок третий с передовой не вылезал, и на тебе… почитай преступник, погоны на себя навесил. «Ну и сволочь же этот кадровик, сами приказ видимо потерял, а на меня свалил», – подумал я тогда в сердцах. И как оказалось, недалек был от истины.

Александр Иванович закашлялся, в комнату вбежала жена, стала его успокаивать, мол, Саша, ты не волнуйся, дала лекарство. Было очень неудобно, получилось, что я спровоцировал волнение больного. А ведь меня предупреждали.

Лазаренко заметил мое ерзание на стуле, махнул рукой:

– Не тревожься. Ты тут ни при чем. Хочешь дослушать историю?

Я только развел руками – еще бы!..

– Тогда слушай. На чем мы остановились?

– На сволоче-кадровике, – подсказал я.

– Да уж… – протянул Александр Иванович, – ну, после такого душещипательного разговора, не ожидая их официального подтверждения, сам написал начальнику Омского пехотного училища. Объяснил ситуацию. Вскоре на мое имя пришло письмо. В конверте находилась выписка из приказа Командующего Западно-Сибирским военным округом о присвоении мне звания лейтенанта.

Наверное, надо было отнести выписку в отдел кадров, но я не мог вынести оскорбления и пошел прямо к начальнику школы.

Генерал Кочетков принял меня, прочитал выписку и вызвал кадровика. Это была показательная порка в моем присутствии, он «воспитывал» его долго и яростно, за то, что посмел «заподозрить офицера-фронтовика в подлоге».

Как мне казалось, тогда по молодости, я был полностью отомщен.

Однако когда закрылась тяжелая дверь кабинета начальника школы, позеленевший от показательной порки кадровик злобно прошипел в лицо: «Ты меня еще попомнишь, Лазаренко».

Ну, прошипел и прошипел. Мне ли, офицеру-фронтовику, бояться пустых угроз кадровых крыс. Тем более получил он поделом.

…А вскоре был выпуск из высшей школы военной разведки и командировка в Буэнос-Айрес.

Сколько потом событий произошло за пять лет: Лазаренко вырос в звании, стал опытным оперативным офицером, его работу в Аргентине оценили достаточно высоко. Казалось бы, его ждут самые радужные перспективы. Возможно, именно так и случилось бы, да вот судьба преподнесла нежданный-негаданный «подарок».

После возвращения в Москву Лазаренко, как и положено, явился в отдел кадров ГРУ. Открыл дверь кабинета начальника… В кресле сидел тот самый кадровик. Он тоже времени не терял, вырос в должности, и теперь руководил не кадрами высшей школы, а всего главного управления.

Но делать нечего. Доложил: «Подполковник Лазаренко прибыл из заграничной командировки».