Разведчики, изменившие мир

Под стать им и остальные офицеры отдела.

«Вся наша особая группа, – вспоминал Мамсуров, – в те дни работала по организации специальной сети агентуры в районе Рогачева, Могилева, Орши. Останавливали отходящие части, потерявшие связь с вышестоящим командованием. Именем Маршала Советского Союза Ворошилова направляли их в район Чаусы на сосредоточение и организационное укрепление в тылу.

Я каждый раз докладывал Ворошилову о том, что делала наша особая группа.

В первую же встречу с секретарем ЦК компартии Белоруссии Пономаренко мы обговорили вопросы организации партизанского движения и срочной подготовки специальных разведывательно-диверсионных кадров, набросали план мероприятий».

Известно, что 27 июня специальная группа Мамсурова приступила к подготовке и обучению нескольких сотен партийных и советских работников, предназначенных для деятельности в тылу.

Самому Хаджи-Умар Джиоровичу пришлось срочно выехать в Могилев. Там он провел совещание с руководством области и города. О чем говорил Мамсуров? О том, что необходимо организовать население на строительство противотанковых заграждений, а также о создании противодиверсионных отрядов и подразделений по борьбе с фашистскими десантами.

«Ночью 28 июня я уехал в район подготовки партизанских кадров, – напишет позже Мамсуров, – и до наступления утра проводил занятия по тактике диверсионных действий.

Обучение шло, по сути, днем и ночью. Эту группу утром 29 июня (а их было около 300 человек) мы направили на выполнение боевых задач в тылу противника.

По моей просьбе в район приехали Ворошилов и Пономаренко, чтобы сказать будущим партизанам напутственные слова.

Так зарождалось партизанское движение в Белоруссии».

До 5 июля 1941 г. особая группа Мамсурова продолжала готовить в районе Могилева партизан-диверсантов, руководителей подпольных организаций.

* * *

За это время в жизни полковника Хаджи Мамсурова произошло много событий. По приказу Ворошилова ему пришлось арестовывать командующего Белорусским особым военным округом командарма 1 ранга Дмитрия Павлова.

До сих пор по этому поводу много суждений. В одном из фильмов, например, показано, как Павлова берут под арест сотрудники НКВД.

Во многих публикациях, вышедших в последние годы, высказано огромное количество гипотез – кто же сыграл роковую роль в судьбе Павлова? Были намеки, в том числе, и на Ворошилова. Мол, маршал докладывал Сталину о состоянии дел на Западном фронте, он и виновен в гибели Дмитрия Григорьевича. Все это не более чем досужие вымыслы.

Мамсуров точно знал, что Ворошилов здесь ни при чем. Он стал свидетелем разговора между Шапошниковым и Ворошиловым о судьбе командующего Павлова.

Как же все обстояло на самом деле?

27 июня в разговоре с Шапошниковым Ворошилов сказал, что имеет указание отстранить Павлова от командования округом и отправить под охраной в Москву.

Шапошников согласился: Дмитрий Григорьевич командующий никудышный. Однако высказал мысль о том, что арест Павлова был бы ошибкой, которая ничего кроме вреда не принесет.

«Не то теперь время, – повторял он. – Это вызовет тревогу и суматоху в рядах командиров».

Ворошилов надолго задумался, потом взял блокнот и стал писать шифрованную телеграмму на имя Сталина. Написав, прочитал ее Шапошникову. В ней он докладывал обстановку на сегодняшний день на Западном фронте и делал свои выводы и предложения.

Ворошилов просил Сталина не арестовывать Павлова, а просто отстранить от командования округом и назначить командующим танковой группой, сформированной из отходящих частей в районе Гомель – Рогачев.

По данным штаба округа, там находилось около двух танковых дивизий.

Однако Сталин принял другое решение.

29 июня Ворошилов отдал приказ Мамсурову арестовать генералов Павлова, Климовских, Клыча. Уже были готовы машины с охраной.

Мамсуров так будет вспоминать об аресте генералов.

«Первым подошел сам Павлов. Снял ремень с пистолетом и, подав их мне, крепко пожал руку, сказал: «Не поминай лихом, Ксанти, наверное, когда-нибудь в Могилеве встретимся». В отличие от вчерашней ночи он был почти спокоен и мужественен в эту минуту. Павлов первым сел в легковую машину.

Вторым сдал оружие начальник штаба Климовских. Мы с ним раньше никогда не встречались. Он был также спокоен, ничего не сказал и сел в ту же машину.

Третьим подошел ко мне замечательный товарищ, великолепный артиллерист – командующий артиллерией округа Клыч. Мы прекрасно знали друг друга по Испании и всегда общались как хорошие товарищи. Клыч был жизнерадостным человеком.

Он протянул свое оружие, с улыбкой обнял меня и тихо сказал: «Вот как дело обернулось из-за этого фанфарона и самовлюбленного павлина». Он имел в виду, конечно, Павлова.

Через несколько минут небольшая колонна двинулась в путь на Москву».

Мамсуров смотрел вслед удаляющимся машинам и думал о словах генерала Клыча.

«А ведь действительно фанфарон». Вспомнилась их первая встреча в Испании в декабре 1936 года. Тогда весь день Хаджи вместе с переводчицей Линой, шофером Муньосом и мотоциклистом Луисом мотались по фронтовым частям. Несколько раз попадали под бомбежку «юнкерсов» и «капрони», под минометный налет, и к вечеру, едва живые, прибыли в штаб обороны Мадрида.

Мамсуров зашел к главному советнику комбригу Владимиру Гореву, чтобы доложить обстановку. В кабинете он увидел генерала испанской королевской армии. На фоне скромно, по-фронтовому одетых наших командиров – Ратнера, Лукача, Львовича, Помощникова этот испанец гляделся странно – словно он только что прикатил с парада или высокого приема. Но Хаджи прекрасно знал – какие сейчас парады? Уже два месяца идут непрерывные тяжелые бои. Напряжение страшное. И вдруг в этом рабочем, фронтовом кабинете разодетый в парадную форму с золотыми нашивками и аксельбантами генерал. «Просто павлин какой-то», – подумал тогда Хаджи.

Комбриг Владимир Горев представил Мамсурова. И вдруг «павлин» на чистейшем русском языке отрекомендовался: «Генерал Пабло».

Мамсуров с недоумением глядел то на «генерала Пабло», то на Горева. Владимир Ефимович лишь хитро улыбался. Оказалось, этот разодетый генерал вовсе не испанец, а наш Дмитрий Павлов, танкист. Фамилию его Хаджи слышал, но прежде они никогда не встречались. Теперь вот повезло лично пожать руку.

Павлов оказался сильно навеселе, петушился, рисовался, однако Мамсурову было не до него. Хаджи вынул из-за пазухи карту и стал докладывать обстановку, сложившуюся на Мадридском участке.

Потом он прилег на несколько часов, а проснувшись еще затемно, уехал в район университетского городка и, откровенно говоря, забыл о Павлове.

Ему были больше по душе другие танкисты – героический капитан Арман (П. Арман) или полковник Мелле (С. Кривошеин), не вылезавшие из танков сутками.

Однако не знал Хаджи Мамсуров, что теперь судьба будет постоянно сводить с Павловым до того самого мига, когда на его долю выпадет горькая обязанность – арестовать Дмитрия Григорьевича и его штаб.

Вторая их «встреча» произошла там же, в Испании. Хотя и заочно. Мамсуров попал под огонь танковых орудий, которыми командовал… Павлов.

Он находился в 14-й интербригаде. Ею руководил «Вальтер» (К. Сверчевский). В операции под Лас-Роса кроме этой бригады участвовало еще несколько частей и соединений.

Интербригадовцы наступали, и для развития успеха командование ввело в бой бригаду Сверчевского. И вдруг по боевым порядкам, штабу был открыт беглый огонь из танков. Погибло более 60 командиров и бойцов.

Наступление сорвалось, несмотря на исступленные попытки Вальтера поднять батальоны в атаку.

Старший советник комбрига, а фактически начальник штаба бригады Александер (полковник Помощников) пытался добиться связи с вышестоящим штабом, чтобы прекратить огонь по своим. Однако ничего не получалось. Телефон не работал.

В штабе 14-й интербригады всегда были офицеры связи, представлявшие артиллеристов, которые поддерживали своим огнем ввод в бой подразделений. Поэтому всякого рода ошибки исправлялись достаточно быстро. Павлов этого не делал и офицеров связи не присылал. Вот и результат.

А дальше события развивались так. «Когда попытки поднять бригаду в атаку ни к чему не привели, – вспоминал Хаджи Мамсуров, – я поехал в полевой штаб Центрального фронта и застал там командующего – дряхлого испанского генерала Пасаса, а также наших советников – Мерецкова, Кулика, Воронова, пребывающих в благодушном настроении, видимо, в результате успешно начатого наступления.

Но самое удивительное, что в штабе я увидел Павлова. Он был в изрядном подпитии, все в той же петушиной форме испанского генерала, оживленно беседовал с Пасасом.

Я подошел к ним с намерением сообщить Павлову о результатах огневых налетов его танковой бригады и срыве наступления. Но заговорить удалось не сразу. Дмитрий Григорьевич по-русски упорно объяснял ничего не понимающему Пасасу, что он – генерал Павлов, повторяя это в разных вариациях.

Увидев меня, Пасас спросил, что он говорит. Я ответил, что командир танковой бригады представляется ему, как командующему Центральным фронтом.