Бледная, практически молочно-белая кожа. Алые, будто окровавленные губы. И странная прическа, очень походящая на пук перьев.
– Не говорите с ней! – заорал еще издали бледный. – И в глаза не смотрите!!! Это не ваша внучка!
– Чаво? – спросил дед. – Хто это?
– Ой, Гошподи! Упырь! Упырь енто, мертвец ходящий, я жнаю, мне Шунька о таких бледных рашкаживала! Внучка, шкорее в дом! Он не шможет войти, коли не приглошить его! Дед! Шкорее! Да брошь ты швою цыгарку!!!
– Стойте! – орал бегущий к ним потенциальный упырь. – Стойте! Не трогайте ее! Не смотрите!
Его спутник бежал молча, только громко сопел и топал огромными сапожищами. В руках у него был огромный колун и факел. Колун произвел на деда сильное впечатление, он враз вспомнил, что совсем недавно видел почти такой же у одного нелюдя, крошившего почем зря беспомощных зайцев. Правда зайцы почему-то были синие (не бухие, а именно синие), и дед списал то событие на иногда случающиеся у него странные видения.
Обычно дед был тихим и никого кроме своей бабки, когда особенно достанет, не гонял. Но сейчас опасность угрожала его внучке, кровиночке, единственной надежде и наследнице… Ну как наследнице. В наследство от деда оставались только долги.
Он подхватил валяющийся рядом дрын и на крейсерской скорости полкилометра в час устремился навстречу страшным пришельцам.
– Зафыбу-у-у! – взвыл дед страшным голосом. – Уходитя! Бабка, внучка, фкорее пряфтесь!
– Не могу! Шмотри, они Няшку ишпугали, плохо ей! Ох, ты, боженьки мои, вштавай, вштавай внученька…
Существо корчилось и извивалось на земле. Аура любви и нежности, окружающая стариков, лишала ее последних сил.
– Дед, окстись! Мы на твоей стороне! Это не твоя внучка!
– Уходите! Я вас не жвал! Уходите! Батюшке Фтаврофию пожалуюфь – не пощадит!
– Дед!
Удар дрыном – и тот, что несет топор, останавливается. Трясет ушибленной головой. Дебильно улыбается. Дрын, следуя законам жанра, ломается, и в руках старика остается лишь жалкий коротенький кусочек.
– Не упал, – сказал здоровый скалясь. И замахнулся топором на деда.
– Стой! Отставить! – бледный прыгнул и всем телом повис на руке с колуном. – Идиот! Страже сдам! Уволю к чертям! Без ужина останешься!
Последняя угроза явно подействовала.
Детина опустил топор и недоуменно посмотрел на бледного. Пробасил:
– Почему-у-у? А че он… Он ведь первый на-а-а-ача-а-ал…
– Так, – сказал маленький… Ну, не маленький, нормального роста пришелец. Просто на фоне спутника кажущийся подростком. Хотя и широкоплечим, отлично сложенным. – Всем стоять. Слушать только атамана. То есть меня.
Разбойники, понял дед. Атаман и ватажник. А почему всего двое-то? Ну, разбойники – это не очень страшно, брать у него, кроме репы, нечего, а бедных за просто так лихие люди обижают редко. Наоборот, то монетку кинут, а то едой поделятся.
Разоруженный старик приложил ладонь к уху и кивнул, показывая, что да, слушает. А куда деваться? У амбала топор, а у этого, второго – на поясе две булавы шипастых болтаются. Но не снимает он их, да и не желает старику зла, иначе не удержал бы своего ватажника.
О! А может атаман его к себе, в ватагу возьмет? А чего? Дед он еще крепкий, песок сыплется в умеренных количествах, да и собственный дрын есть… ну, был.
– Это, – альбатрос (дед, наконец, вспомнил слово, обозначающее совершенно белых людей) ткнул пальцем в бьющуюся в судорогах девушку. – Не. Твоя. Внучка.
– А ты, альбатрош, откель знаеш? И шам-то, кто такой будешь?
– Почему альбатрос?
– Дык ведь, белый.
– Аа-а-а… Альбинос.
– Не-е-е… Альбинош – это птица такая. Во-о-о-от ш таким вот ношом. Но ты меня не путай!
– Для простоты скажу так. Это – ведьма. Злая ведьма. Она вашей внучкой прикинулась, вот вы и перепутали. А я – инквизитор. На ведьм охочусь.
– Инквизитор – это имя?
– Нет, специализация.
– Аа-а-а… Хвамилия жначит.
– Ну, пусть так. В общем, дед. От имени Всемировой Инквизиторской Службы выношу тебе поощрение!
– Шлужу! – дед попытался вытянуться во фрунт, по дороге вспоминая, а чему же именно он служит и как отдавать честь. Не вспомнил и ограничился пионерским салютом.
Сомнения, посеянные инквизитором в душе старика, притупили терзающую существо боль. Оно смогло приподнять голову и обратить лицо к старухе.
– Бабуля… Скажи мне… Чего ты хочешь?
– Корыто, – не задумываясь брякнула та.
– Чего? – существо удивилось. В списке ее проклятий не было ни одного, включающего в себя такую тривиальную вещь, как корыто.
– Корыто хочу, новое… Фтарое-то дед мой ефе давно, по вефне, пропил. И ефе приговаривал…
– Может ты хочешь молодости? Здоровья? Богатства? Стать дворянкой, княжною али владычицей морскою? Проси. Проси, и все сделаю. Все у тебя будет!
– Внучка, ты чаго, фовфем в этом фвоем городе двинулафь? Какой царицей? Корыта, говорю, и то нету в хозяйфтве!
– Не говори с нею! – снова заорал бледный. – И не смотри в лицо!
Обеспокоенный старик тоже замахал руками и, ковыляя к своей старухе, заголосил:
– Бабка! Бабка, туды тябя в кочерышку, отойди от девки! Проверить надобно, наша ли???
– Чаго?
– Она точно наша Няша?
Старуха пристально вгляделась в лицо странницы. Достала маленькие треснутые очки, водрузила на нос. Присмотрелась снова. Отпрянула.
– За мной! – бросил бледнокожий амбалу и на ходу снимая палицы бросился к существу.