Душит – аж в груди совсем дыханье спёрло,
Словно хватит, говорит, на свете жить.
Я стою всё у раскрытого оконца,
Всё вздохнуть пытаюсь, дух свой перевесть —
Может быть, и мне на радость это солнце
Вместе с светом принесёт благую весть.
«Надзиратель решетку и шконку…»
Надзиратель решетку и шконку
Оглядел и спросил: «Есть пропил?»
Острым взглядом окинул иконку,
Что на стенке я здесь укрепил.
Оглядел – что на полке, что в сумке,
Посмотрел, что в пакетах лежит.
Мол, бывают еще недоумки,
Кто побег совершить здесь решит.
Был когда-то здесь этакий случай,
Говорят, что Дзержинский бежал.
Тот, который потом других мучил,
Воли, как и его здесь, лишал.
Но побег – это только морока,
Если хочешь её ты иметь.
Здесь, из камеры, только сорока
Разве что может вдруг улететь.
Но, увы, это может сорока,
Воробей иль скворец улететь,
А Ванюшке Скворцову до срока
Здесь придётся, как всем, отсидеть.
Знаю я, что тюрьма – это клетка,
Важность что на себя напустил?
Если есть у тебя сигаретка,
Ты бы лучше ребят угостил.
«Давит бок мой железная шконка…»
Давит бок мой железная шконка,
Лай собаки уснуть не даёт,
За решёткой шальная девчонка
О любви своей песню поёт.
Застонал, стиснув зубы, мальчишка,
Он от песни девчонки не спит,
Одеялом тюремным, как крышкой,
Заслонился, зубами скрипит.
Там на воле далёкой девчонка
Парня, верится, любит и ждёт.
И родная до боли сторонка
Пред глазами мальчишки встаёт.
Пред глазами притихшая мама
У окошка печально стоит.
Стиснул зубы мальчишка упрямо,
Знает: мама поймёт всё, простит.
Хоть и медленно тянется время,
Но закончится срок, всё пройдёт —
Сбросит парень тюремное бремя
И к девчонке и к маме придёт.
Давит бок мой железная шконка,
Лай собаки уснуть не даёт,
За решёткой шальная девчонка
О любви своей песню поёт.
Разговор со следователем
Мне следователь сказал: «Я тебя унижу!
Узнаешь ты тогда, сколь стоит лиха фунт.
Не будешь признавать, я так тебя обижу,
Что ты совсем сгниёшь тогда на нарах тут».
На нарах жить резона вовсе я не вижу,
И брать всё на себя мне тоже ни к чему.
– Ну, что же, – говорю, – что Бог даст, то увижу.
Сгниёт же кто быстрей – знать Богу, не ему.
Конфуз, конечно, тут большой со мною вышел.
Что тут и говорить, нарушил я закон.
Однако Бога суд людского суда выше,
Я Богу помолюсь, пусть всё решает Он.
А следователь пусть сейчас что хочет пишет,
Хоть в десять больше раз, а хоть и во стократ.
Молиться буду я, и Бог меня услышит,
Бог – мне и прокурор, Бог – мне и адвокат.
Вертухай на вышке
Вертухай на вышке – сука,
С чёрным бантиком сидит,
Козырьком поставив руку,
Настороженно глядит: