Достигая крещендо

– Il n'y a pas de logique en Russie, mais je n'ai jamais pu prеdire les actions de Bozhesov. Par consеquent, il est le meilleur leader pour elle [7 - В России не существует логики, но и действия Божесова я никогда не могла предсказать. Поэтому он самый лучший лидер для неё. (фр.)], – произнесла по–французски мадам Лимазо, поднося бокал с хихиканьем.

– А я Лапиным доволен, как Президентом, – заговорил Нарьевич. – Для меня, бизнесмена, всё отлично. Просто всё, понятно и стабильный доход с гарантиями… А у Божесова подход! «Собрать–поделить», никакой поддержки крупным, экономикообразующим корпорациям, да ещё и непонятно, что он говорит, зачем, для чего?.. Фашист в экономическом плане, да и профан, если честно. Совершенно не ценящий рыночную экономику. Вообще удивляюсь его свободе, хоть премьерские полномочия предельно малы…

– Просто Михаил Александрович идейный человек, – вступилась Орлова. – У него много разных мыслей и на счёт экономики тоже… К тому же вы прекрасно понимаете, он популярен и любит брать на себя ответственность – Лапину больше и не надо…

– Monsieur Naryevich, savez–vous quelle est la particularitе du syst?me politique russe?[8 - Господин Нарьевич, знаете, в чём особенность российской политической системы? (фр.)] – скромно спросил Евгений, подключаясь к разговору только в третий раз. – Исторически сложилось так, что в России существуют три чередующиеся стадии политического строя: самодержавие, олигархия, опричнина. А между ними существуют смуты. Опричнина, то есть чрезвычайные меры, несомненна нужна стране в нынешние времена, чтобы избавиться от олигархии, которую вы в том числе представляете, и прийти к единственно возможной форме власти – самодержавию.

– А как же демократия? – спросил Бийон, уплетавший пасту лингуине с крупными креветками.

– Она не живёт в России, лишённой логики, – ответил епископ. – В идеале, всему миру нужна справедливая социально ориентированная диктатура, при которой диктатор будет честен, благороден и справедлив. Разумеется, нужны и демократические институты, но при этом диктатор (или царь, как угодно) стоял бы выше этого и мог вмешиваться в антинародную политику властей. Как в Великобритании, но чтобы король был более значимой персоной.

– Ну, для этого ещё надо эту диктатуру установить! – сказала мадам Лимазо.

– Конечно, для этого в России нужна смута, а потом самодержавие через опричные меры. Просто власть царская – она совершенна, а остальные так или иначе строятся на популизме и игре с большинством. Царь же (или диктатор) не отвечает ни перед кем и ни с кем не договаривается – он правит, служит народу, а его пребывание в этой должности контролируется законом. Если он совершает что–нибудь неправомерное, тогда, здесь можно и всенародно, выбирают нового на неограниченный срок.

– Вы просто опошлили демократическую систему в европейских конституционных монархиях, – фыркнула в ответ на это мадам Лимазо.

– А вы что думаете, Елизавета Николаевна? – спросил Нарьевич у Орловой, которая должна была отстоять действующую систему. Но Елизавета Николаевна посмотрела на епископа взглядом, в котором читалось согласие. Будто он думал также, как и она.

– На самом деле, Его преосвященство, во многом прав, – сказала она. – Конечно, вы немного упрощаете и, к слову, как и Божесов, не берёте в расчёт социальную действительность и общественный настрой. Но с мыслью о перерождения страны я безусловно соглашусь.

– Вы же давно работаете в федеральной власти? – вступился Нарьевич. – Я думал вы системный человек, заставший двух разных правителей и понимающий разницу между в их управлении страной…

– Я скажу больше, свою карьеру я начала в 2011 году, сразу после вуза, поэтому застала даже Медведева, – улыбнулась Орлова, проводя ногтем по ножке бокала. – Именно поэтому с уверенностью могу судить, что ничего не меняется. Конечно, взгляд Лапина отличается от взглядов Путина, также как его отличались от взглядов Ельцина, но ничего существенного в жизни людей не менялось. Конечно, кто–то умудрялся давать социальные гарантии, осуществлять стимулирующие выплаты или повышать пенсионный возраст, – при этой фразе её голос издевательски пошёл вверх. – Но всё это не от доброго сердца, а от популизма и желания оставаться у власти. Всё это не более, чем подачки голодному и зомбированному населению… Правда, последние семь лет я занимаюсь этим зомбированием, признаю, – она с достоинством завершила.

– Вы хотите сказать, что сейчас в России олигархия? – спросил Бийон, внимательно следивший за сутью разговора.

– Разумеется, – кивнула спокойно Орлова.

– И при нынешней политической среде возможна демократизация и повышение привлекательности России?

– Знаете, месье Бийон, Россия, как, пожалуй, и любая другая страна, напоминает механические часы, – Елизавета Николаевна указала на своё запястье с часами из белого золота от Cartier. – Разные периоды характеризуют состояние часов. После Ельцина часы России были сломаны, Путин часы собрал, а Лапин завёл. Но время они показывают всё равно неправильное…

– Та–ак! Значит, вашей стране нужен тот, кто эти часы настроит.

– Разумеется, – улыбнулась Орлова. – Только есть одно «но». Ельцин, Путин, Лапин – всё это «фиксики»… Вы знаете, что это?

– Этого термина не слышал, – удивился Бийон.

– Локальный мем, – посмотрел на Орлову с улыбкой епископ. Она продолжала:

– Я имею в виду то, что эта троица живёт внутри часов, встроена в систему. А нам нужен независимый часовщик, – Нарьевич подозрительно на неё посмотрел. – Независимый диктатор, отделённый от бюрократической системы и исключительно связанный с народом.

– Ага… Вы намекаете, что после «смуты», как выражается епископ, Россию ждёт часовщик? Самдержиц? – последнее слово Бийон произнёс, сильно исковеркав.

– Не совсем, – засмеялся Нарьевич. – Возможна опять олигархия, после смуты!

– Если не будет опричнины, – тихо произнёс Евгений с загадочной улыбкой. – Будет опричнина, будет самодержавие. Вы согласны, Елизавета Николаевна?

– Ох, – вздохнула она. – Я в этих разговорах и так живу, а сейчас на отдыхе погружаюсь в такую оживлённую дискуссию о судьбах Родины… Конечно. Конечно, нужна опричнина для переделывания системы. В чём, например, была существенная разница между политикой лидеров СССР для простых людей? По сути, и не было разницы. Все годы жили с одной главенствующей идеей. И при Сталине, опричнике и самодержце, и при Брежневе с начинающейся олигархией, идея была одна, пронизывающая жизнь каждого человека. Рухнул Союз, пропала идея и до сих пор Российская Федерация со всеми своими разными правителями строится на идее «КОКБ» – кумовство, олигархия, коррупция, бюрократия.

– Sur nos canaux d'opposition, elle serait applaudie [9 - На наших оппозиционных каналах ей бы зааплодировали. (фр.)], – сделал шёпотом ремарку епископ.

– Не важно придёт ли к власти системный человек или ярый оппозиционер. Только поменяв идею, политическую структуру и перевернув вообще все сложившиеся шаблоны кумовства, коррупции и бюрократии, страна будет жить по–новому…

От таких пафосных и неожиданных для федерального служащего, занимающегося государственной пропагандой, речей о новой России все собравшиеся молчали, обдумывая слова.

– Et j'aimais Poutine [10 - А мне нравился Путин. (фр.)], – мягким голосочком пропищал священник Дирош, перебив тишину и треск камина, добавив: – С ним было и ясно, и весело.

***

После завершения разговоров за столом гости перешли в залу, по стенам которой висели привлекательные картины, продукт жизнедеятельности пост–мета–модерна…

Елизавета Николаевна начала о чём–то деловито беседовать с еврокомиссаром. Епископ Евгений спорил о нравственности с отцом Дирошем. Нарьевич описывал мадам Лимазо перспективы каких–то инвестиций. В определённый момент Евгений подошёл к роялю из красного дерева и молча начал играть… Прелюдия соль минор Рахманинова со всей мощной виртуозностью и тонкой лиричностью уверенно вырывалась из–под пальцев епископа. Он, закрыв глаза, мягко гладил клавиши, получая от своих действий эмоциональную разрядку, извлекая чудесные звуки из старинного инструмента… Пробежав мягко последние ноты прелюдии, Евгений поблагодарил всех за вечер и отправился в свои комнаты.

Орлова в момент, когда мадам Лимазо, распрощалась со всеми и покинула гостиную, уехав на одной из четырёх стоявших во дворе машин, почувствовала обеспокоенность своим ночлегом. Тем более, что Нарьевич тоже уехал с двумя автомобилями. С Бийоном и священником она проболтала ещё полчаса, но чувство тревоги её не покидало.

– Вот и буря началась, – пробормотал Дирош. – Тучи дошли всё–таки.

Орлова вспомнила о чёрных тучах со стороны моря. Циклон пригнал на Ривьеру пасмурную погоду и падение температуры.

– И как нам добраться домой? – поинтересовалась она у мужчин.

– Не беспокойтесь, – сказал Бийон располагающе. – Мы переночуем здесь, нам приготовили комнаты… Мы у Кардинала не первый раз.

***

Комната, отведённая Орловой, могла называться уютной – плотные красивые шторы, симметрично висевшие картины, нежный небесный цвет стен и красивые лампы. Мягкая кровать, столь желанная после всех событий этого дня, была самым главным счастьем, но стоны ветра и топот дождя не давали Елизавете Николаевне спокойно уснуть.

«Хоть призраков нет в таком новом замке», – подумала Орлова, ворочаясь, а в окно ударил ветер, как бы спрашивая: «Откуда ты знаешь?».

– Пойду прогуляюсь, – произнесла она вслух, вставая с кровати и накидывая халат.

В коридорах дома горел тусклый свет, но из–за частоты появления ламп всё хорошо просматривалось. Орлова прошла по коридорам второго этажа модельной походкой.

«Всё же тут весело, – подумала она, – Божесову бы очень понравился Евгений…»

С первого этажа доносились звуки стучащей посуды и французская речь официантов. Из конца же коридора слабо слышался голос епископа. Елизавета Николаевна решила пойти туда. У двери она остановилась.

– …Всем трудно и все сталкиваются с проблемами, – тихо говорил епископ. – Каждому, Господи, хочется помогать, но в себе я не могу найти усидчивости для этого Не оставляй меня и благословляй мой путь… Помоги же во вразумление моих друзей, помоги Артемию вести расследование и помоги Инге уйти от ответственности, даже если и причастна она… Ради меня, прошу, помоги ей… Укрепляй и гостей моего дома, благослови Бийона, Лимазо, Нарьевича, Твоего преданного служителя Дироша и Елизавету Николаевну с Михаилом Александровичем Помоги им в их деятельности, подскажи правильные пути и избавь от провокаций… Услышь мои молитвы, укрепляй и направляй меня и всех, нуждающихся в Твоей помощи. Аминь…

На Орлову из–за дверей выскочила ушастая собака епископа, своим ласковым рычанием и активностью привлёкшая его внимание.

– Вам не спится? – невозмутимо спросил её Евгений.

– Немного, – отвечала Елизавета Николаевна, чувствуя неловкость своего вторжения.

– Значит, можно ещё поболтать, – сказал епископ, падая в кресло, собака запрыгнула к нему на колени. – Вы, наверное, недовольны тем, что я исчез после всех наших удивительных бесед?