Как я бил Гудериана

Атака противника застала меня на переднем крае. Пригнувшись, бегу на КП, оборудованный в трех щелях. Рядом со мной оказались двое связистов, тянувших провод. Кого из нас приметили гитлеровские артиллеристы – не пойму. Но только снаряды ложатся все ближе и ближе. Кинулся на обочину, прижался к земле и в ту же секунду увидел, как двое связистов упали – снаряд разорвался рядом с ними. Кустарниками добрался до КП и почувствовал, что, несмотря на холодный, промозглый ветер, с меня ручьями льет пот.

На КП начальник оперативного отдела М. Т. Никитин надрывается в трубку полевого телефона, пытаясь перекричать грохот орудий.

– Что?! Что там у вас?! Громче – не слышу! – Через минуту он опускает трубку и оборачивается ко мне, – Товарищ полковник, противник подавил батареи мотострелкового батальона.

В бинокль с командного пункта поле боя просматривалось хорошо. Видно было, как танки противника ворвались на позиции батальона и, стреляя, утюжили его окопы. Несколько машин горели, окутанные пламенем и шлейфом черного дыма.

Наступили критические минуты… Прорвав нашу оборону, танки противника могут выйти нам в тыл, и тогда…

Даю команду по радио ввести в бой танковые засады. В бинокль вижу, как из-за пригорка выскочило несколько тридцатьчетверок. Сверкает пламя выстрелов. Одна за одной, словно наткнувшись на невидимую преграду, застывают гитлеровские машины. А юркие, стремительные тридцатьчетверки выскакивают и выскакивают из-за стогов сена, из-за сараев, из-за кустарников, делают несколько выстрелов и так же стремительно меняют позиции.

Грохот стоял невообразимый. Неумолчно трещали пулеметы и автоматы, хлопали винтовки. Цепи гитлеровских автоматчиков залегли.

В такие напряженные минуты время словно спрессовывается. Три часа длилась эта вражеская атака. А мне показалось, что прошло всего несколько минут.

Мне доложили, что мотострелковый батальон понес существенные потери. Но и танки противника, остановленные засадами, не смогли продвинуться сколько-нибудь существенно вперед. Под Казнаусевом гитлеровцев удалось остановить.

В тот же день гитлеровцы предприняли еще несколько атак, но так и не сумели прорвать нашу оборону. Вечером, когда была отбита последняя атака, мы подвели итоги первого боя: гитлеровцы потеряли 18 танков, 8 орудий и несколько сотен солдат и офицеров.

«При неудаче наступления или в том случае, когда на успех его рассчитывать нельзя, целесообразно оторваться от противника и снова организовать наступление в другом месте», – говорилось в одной из директив гитлеровского командования.

Согласно этой директиве и поступил на сей раз Гудериан. Получив отпор на главном направлении, он двинул часть сил на Болохов и Новосиль, оставив на мценском направлении значительные силы. В связи с этим нашей бригаде пришлось занять новый рубеж. На сей раз, оседлав шоссе Орел-Мценск, мы заняли оборону в районе Нарышкино – Первый Воин.

Новые позиции давали нам преимущества перед врагом. С высоток открывался хороший обзор местности в южном направлении, откуда мы ожидали подхода новых колонн противника. Кустарник, стога сена, небольшие рощи закрывали наш район от наблюдения противника и позволяли маскировать танки и орудия.

Мотострелковый батальон занял оборону вблизи шоссейной дороги. Танки я поставил в засаду в роще юго-западнее Первого Воина. Шесть засад организовали на позициях мотострелков. Левый фланг прикрыли тремя машинами и взводом мотопехоты, а за правый фланг отвечал сосед. Комкор усилил бригаду дивизионом противотанковой артиллерии.

Рано утром 6 октября, когда я находился на командном пункте, поступило донесение от дозоров, что со стороны Орла движется крупная колонна танков и мотопехоты противника. Прочитав донесение, нанес на карту данные о движении колонны и отправился на опушку рощицы, где стоял в засаде 1-й батальон под командованием майора А. А. Рафтопулло.

Об этом замечательном танкисте мне хочется сказать особо. Невысокого роста, проворный в движениях, Анатолий Анатольевич обладал завидной храбростью. За его плечами был опыт боев на советско-финляндском фронте. Об этих днях его боевой биографии напоминал орден Красного Знамени. Летом сорок первого он воевал на Украине, и воевал умело: семь танков под его командованием два дня удерживали железнодорожный узел. Воспитанник трудовой колонии, он с детства любил технику, мечтал стать летчиком, но судьба решила иначе – он попал в танковые войска.

И вот, стоя на опушке леса, мы наблюдали, как до 100 танков с противотанковой артиллерией лавиной двигались на боевые позиции бригады. Ползли бронетранспортеры с пехотой. Стрекотали мотоциклы с автоматчиками.

Гитлеровцы открыли ураганный огонь по позициям мотострелкового батальона и противотанкового дивизиона.

Подавив наши орудия, танки ворвались в наше расположение и начали утюжить окопы мотострелков.

На помощь пехотинцам я выслал группу из четырех танков под командованием старшего лейтенанта Лавриненко. Тридцатьчетверки выскочили из лесу наперерез танкам противника и открыли ураганный огонь. Гитлеровцы никак не ожидали появления танков. Они рассчитывали на безнаказанность. Со своего НП я видел, как вспыхнуло несколько машин противника, как остальные остановились и затем, огрызаясь огнем, в замешательстве попятились. Танки Лавриненко исчезли так же внезапно, как и появились, но через несколько минут показались левее, из-за пригорка. И снова из их пушек сверкнуло пламя. За несколько стремительных атак 15 гитлеровских машин остались на поле боя, охваченные оранжевыми языками пламени.

Прорыв ликвидирован.

Солдаты мотострелкового батальона стали собираться вокруг своих танков. Получив приказ на отход, Лавриненко посадил раненых на броню и вернулся на место засады – на опушку леса.

Немцы пытались прорвать нашу оборону и на других участках, но, натыкаясь на танковые засады, вынуждены были отступить. Однако противник не успокоился. Из донесений разведки я знал, что справа от шоссе Орел-Мценск сосредоточились группа до 200 вражеских танков и большое количество мотопехоты. Ясно, что противник готовит новую атаку. Но сумеем ли мы ее отразить?

Сгущались ранние осенние сумерки. Артиллеристы противника продолжали обстреливать наши позиции. Небо прочерчивали светящиеся трассы снарядов. Тягачи вытаскивали с поля боя поврежденные танки. Скрипели повозки с ранеными. Ревели застрявшие в грязи машины с боеприпасами.

Неожиданно на КП появился мой порученец и доложил, что меня разыскивает капитан Чумак.

– Кто такой? – удивился я.

– Говорит, от генерала Лелюшенко.

Передо мной предстал рослый смуглолицый артиллерист в походной накидке и заляпанных грязью сапогах.

– Командир дивизиона гвардейских минометов, – скороговоркой выпалил он. – Приказано подбросить на вашем участке огоньку. К вашим услугам, товарищ полковник. – И капитан лихо козырнул.

Мне еще тогда не приходилось видеть в действии новое оружие, но о его огромной разрушительной силе я уже слышал. Рассказывали, что немцев оно приводило в панику. И неудивительно: от одного залпа PC все горело вокруг на сотни квадратных метров. Такого оружия военная техника еще не знала.

– Мне приказано дать один залп, – сказал Чумак, кратко охарактеризовав боевые данные установки.

– Почему так мало? – вырвалось у меня.

– Не волнуйтесь, – усмехнулся капитан. – И этого хватит. Только вот что: нужно предупредить людей на переднем крае. Грохот поднимется страшный. Может возникнуть паника. Танкисты за броней, глядишь, и не услышат, а вот пехота…

Я приказал Кульвинскому принять необходимые меры, и в окопы были отправлены посыльные.

Чумак между тем попросил, чтобы ему точно указали границы района сосредоточения противника. Я расстелил карту и очертил контуры лощины, где противник накапливал силы.

Когда с группой офицеров штаба мы подошли к установкам, то были разочарованы их видом. Они вовсе не производили грозного впечатления. Обыкновенные грузовики, только ряды стальных рельсов упирались в небо.

– Подождите, – предупредил капитан, услышав наши замечания, – вот увидите, как «играет», тогда поймете, что это такое.

Установки вывели на позиции. Мы укрылись в щели. Капитан Чумак подал команду. Ослепительные космы пламени прочертили ночное небо, осветив все вокруг голубоватым пламенем. Воздух прорезал пронзительный свист. Земля задрожала, как от раскатов грома.

Когда несколько минут спустя мы вылезли из щели, то увидели внизу, в лощине, пляшущие языки огня. С каждой секундой пламя ширилось, разливалось, и вскоре перед нами бушевало огненное море. Пораженные невиданным зрелищем, мы стояли не в силах произнести ни слова. И не сразу до нашего сознания дошло, что снизу доносится гул сотен моторов. Потом мы услышали взрывы – это рвались машины с боеприпасами. Я взглянул в бинокль – там в языках пламени метались тени.

Но вот оцепенение прошло, и среди командиров поднялось радостное возбуждение. Многие просто не знали, как выразить свой восторг. Капитана Чумака дружески хлопали по спине, пожимали ему руку. А он, довольный произведенным эффектом, только улыбался. Многим казалось, что новое оружие вызовет коренной перелом в войне.

Примерно через час, когда пламя над лощиной стало гаснуть, выслали разведку. В низине дымились десятки танков, грузовиков, тягачей, мотоциклов; валялось много обгоревших трупов. Залп Чумака оказался точным.

Поздно ночью мы подвели итог дня. Главное – нам удалось отбросить гудериановцев на исходные позиции, и с большими потерями. Они недосчитались 43 танков, 16 противотанковых орудий, 6 автомашин и до 500 солдат и офицеров. У нас же сгорело на поле боя только два танка. Четыре подбитых удалось вернуть в строй. Серьезные потери в людях понес мотострелковый батальон.

И все же противник по-прежнему превосходил нас в силах. Поэтому рассчитывать мы могли только на танковые засады, целиком оправдавшие себя в минувших боях. Но повторять приемы на тех же позициях было нецелесообразно. Противник теперь хорошо знал местность и расположение наших сил. Поэтому в ночь на 7 октября мы отошли на новый оборонительный рубеж Ильково – Головлево – Шеино.

Непрерывные бои, бессонные ночи, слякоть и холод вконец вымотали людей. Бойцы падали от усталости. А тут еще этот мокрый снег: шинели, комбинезоны промокли насквозь, а обсохнуть негде и некогда.

Но все мы понимали, что впереди тяжелые бои. Поэтому снова рылись окопы и траншеи, снова устраивались засады. В короткие часы между атаками были проведены партийные и комсомольские собрания. Комиссар Бойко, начальник политотдела Деревянкин, комиссары батальонов Загудаев и Лакомов беседовали с людьми. Они разъясняли, что, сосредоточив под Орлом огромные силы, Гитлер намерен прорваться к Москве. Наша задача – не пропустить гитлеровцев к столице. Политработники ежедневно выпускали на ротаторе боевой листок. В нем последняя сводка Совинформбюро, рассказы о наиболее отличившихся. Должен особо подчеркнуть, что мы старались говорить бойцам только правду о нашем положении, как бы горька она ни была. Ничто так не действует на моральное состояние бойца, как сладенькая полуправда, которая потом трещит по швам под напором реальных фактов. Мы старались воспитывать своих воинов так, чтобы они понимали: победа или поражение – это не результат указаний свыше. Это твоя победа, твое поражение.

Но именно в те дни был особенно большой приток в партию. Партийные собрания тех дней были короткими и волнующими. Люди подавали заявления, зная, что, возможно, через несколько часов они не вернутся с поля боя. Реальный вклад в победу, в общее дело – вот что было главным критерием при приеме в партию.

Рано утром 7 октября на мой КП приехал Д. Д. Лелюшенко. Он сообщил, что Ставка осведомлена о действиях бригады и оценивает их высоко. Кроме того, он порадовал еще одной вестью: бригаде передается полк пограничников под командованием полковника И. И. Пияшева. Я приказал командиру одного из батальонов пограничников майору Дрожженко оседлать шоссе Орел – Мценск на рубеже Головлево – Ивлево. Слева от него окопался еще один батальон Тульского военного училища под командованием Проняева. Артиллерийские подразделения разместились за боевыми порядками пехоты. На направлениях возможного появления противника организовал танковые засады кинжального действия.

Очевидно, удар «Катюш» произвел на противника сильное впечатление: 7 и 8 октября он вел себя осторожно. Прощупывая наши силы мелкими разведгруппами, он считал, что наткнулся на крупные танковые силы. На сей раз гитлеровцы не хотели лезть напролом, полагаясь на свое численное превосходство. Они готовились к наступлению тщательно, убежденные, как показывали пленные, что столкнулись с крупной танковой группировкой.

Вскоре мне пришлось убедиться, что в лице пограничников И. И. Пияшева я получил ценное пополнение. Дрались они геройски. Подпускали танки противника прямо к окопам и били по ним из противотанковых ружей. За два дня пограничники подожгли 25 танков.

Пияшев создал небольшие диверсионные группы, которые ночью переходили нейтральную полосу, бесшумно подползали к окопам противника и брали гитлеровцев в плен, а если это не удавалось, пускали в ход своп кинжалы.