Бураттини

Носов как футуролог показывает реализованный мондиалистский заговор. Капиталисты Луны уже давно захватили власть на планете, поработили лунное «человечество», создали антицивилизацию, где всё подконтрольно экономической цензуре. (Особой внутренней политики нет. По словам одного из персонажей, на Луне можно всё, нельзя только быть бедным.)

Итак, лунная «Земля» вся подчинена единому мироустройству: одна экономическая модель, культура, соответствующая этой модели, общий язык. Право абсолютного контроля у капиталистов (как говорит лунный коротышка Колосок, «богачи – первые грабители, они грабят нас, прикрываясь законами, которые сами придумывают»). У капиталистов в распоряжении полиция (армии на Луне нет) – орган подавления и принуждения рабочего класса. Властители мировых лунных финансов – паразиты, уродцы, ничего не умеющие, ничего не делающие.

Мир коротышек Земли и Луны – это «русские» миры, а точнее – русские мир и антимир. Неслучайно на обеих планетах коротышки говорят на одном языке. Среди коротышек Земли нет заговорщицкого «нерусского» элемента, который в изобилии присутствует на Луне: Спрутсы, Жадинги, Дрянинги, Грязинги, Скуперфильды уже в своих именах несут чужеродные романо-германские морфы, собственно, как и города, обители и источники капитала – Давилон, Брехенвиль, Фантомас, обуславливающие их патологическую инаковость. В названиях деревень – Нееловка, Бесхлебово, Голодаевка – и в именах их обитателей (Колосок, Кустик) русские морфы сохранены. Полицейские вообще являют собой отдельную популяцию. В каждом имени имеется одинаковый романский морф «игль» – Мстигль, Жригль, Вшигль, Жгигль, Гнигль, подтверждающий известную мысль, что все менты – «на одно лицо», родственные души.

Коротышкам Луны возвращены натуральные пропорции людей и растений. Луна – футуристический прототип нашей реальности. В этом извращённом (лунно-земном) мире присутствует возраст, а стало быть, старение. Если коротышки Цветочного и Солнечного городов одинаково юны, как дети, то коротышки Луны – взрослые или немолодые существа: носят усы и бороды, они лысы.

В Цветочном и Солнечном городах нет смерти – она вынесена за скобки бытия. Незнайка, падая с поверхности Луны, даже не думает о том, что может разбиться. На Луне коротышки умирают от болезней, погибают насильственной смертью. Сам Незнайка, пробыв год на Луне, заражается смертью (капиталистическим микробом). Незнайка – житель «высшего» духовного мира, но он не так «силён», как его товарищи. Длительное пребывание в несовершенной среде делает его «земным», то бишь «лунным» (попросту – смертным). Сцена возвращения тревожна. Незнайка несёт на Землю ген смерти. Космический корабль чудом успевает прилететь раньше, пока Незнайка ещё жив: смерть так и не проникла в идеальный мир Земли, не заразила его тлением.

На Луне нет никаких предпосылок революционной ситуации. Революция невозможна без потустороннего вмешательства. По сути, происходит следующее: ангельский русский десант вторгается на Луну (читай – Землю) с семенами земных растений (семена из Рая – мощный метафорический образ) и освобождает людей от капиталистического рабства. Высший русский мир спасает своего униженного ущербного брата.

По словам Ленина, коммунизм – высшая форма атеизма. Капиталистическое общество всегда религиозно. На Луне религии как таковой нет, вместо неё разновидность гностического мифа, «народная» вера в помощь сверху – в Пришельцев, умных, добрых, справедливых.

Невесомость, при помощи которой свергаются капиталисты, – также метафора. Пришельцы Рая буквально выбивают почву из-под ног капиталистов, лишают их мироустройство опоры высшей космической (а фактически – божественной) технологии. Они уничтожают первопричину всех бед – частную собственность на средства производства, и это должно привести к созданию Рая на Луне (на Земле).

Несмотря на благополучное разрешение ситуации на Луне, сам прогноз Носова печален применительно к нашей реальности. Победивший заговор капиталистов способно разрушить только «небесное вмешательство» – божья кара или пришельцы высших миров.

«Три поросёнка»

Считается, что история о трёх поросятах и волке восходит к английскому фольклору. К советскому читателю сказка пришла в замечательной обработке Сергея Михалкова с такой же пометкой: «по английской сказке». В книжном оригинале безымянные поросята различаются по цвету. У Михалкова – по именам: Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф. Кроме того, поросята избавились от излишней кровожадности. (Английские коллеги под занавес варили волка живьём в котле и съедали на ужин. У мягкосердного Михалкова ошпаренный волк выскакивает обратно в каминную трубу, оттуда – на крышу и убегает в лес.)

В целом русская версия ничем не отличается от английской. Жили три брата-поросёнка. Старший и самый умный поросёнок Наф-Наф предлагает заняться строительством крепкого и надёжного дома. Ниф-Ниф и Нуф-Нуф относятся к делу легкомысленно. Они не хотят помогать брату, ведут беспечную жизнь и в самый последний момент сооружают себе хлипкие, никудышные домики: Ниф-Ниф – из соломы, Нуф-Нуф – из веточек. Над Наф-Нафом, возводящим дом из камня, с прочной дубовой дверью, они смеются:

««Что ты строишь? – в один голос закричали удивлённые Ниф-Ниф и Нуф-Нуф. – Что это, дом для поросёнка или крепость?» – «Дом поросёнка должен быть крепостью!» – спокойно ответил им Наф-Наф…»[1 - Здесь и далее цит. по: Михалков С.В. Три поросёнка. М.: Омега, 2009.]

Мудрый поросёнок строит не дом, а крепость: «Я, конечно, всех умней, дом я строю из камней». Наф-Наф – не просто поросёнок-строитель, он – каменщик.

В мировой истории термин «каменщик» прочно связан с движением масонства – мощной разветвлённой организацией, наследовавшей опыт тайных обществ Средневековья (mason, freemason – вольный каменщик). Формально для общественного мнения масоны декларировали некую гуманистическую верность идеям нравственного усовершенствования общества в рамках той религии и государства, где находилась та или иная масонская ложа.

Организация отличалась космополитизмом, при котором английские, французские или русские масоны в первую очередь были обязаны отстаивать интересы движения, а не родины. Соответственно, масоны были религиозно всеядны (вполне хватало веры в высшее начало – Великого Архитектора).

По сути, масонство во все времена занималось формированием элитарной пятой колонны внутри каждого государства. Масоны проникали в государственные структуры: чиновничий аппарат, армию. Занимаясь клановым протежированием, они успешно продвигали «братьев» по карьерной лестнице, оказывали им всяческую поддержку – финансовую, политическую, за что требовали такой же отдачи и в этом мало чем отличались от любой секты с её жёсткой иерархией и дисциплиной.

Существовала сложная система посвящения внутри самой структуры масонства – табель о рангах, состоящий из множества степеней, – позволявшая удерживать в тайне планы масонской верхушки.

Символика масонства – мастерок, отвес и циркуль – восходит к геральдике гильдий каменщиков, существовавших ещё в XIII веке. Появление этих гильдий было результатом деятельности ордена тамплиеров, развернувшего в период своего расцвета масштабное строительство. За сравнительно небольшой исторический период – около ста лет – на средства ордена было построено больше восьмидесяти соборов.

Впервые масонство позволяет себя обнаружить в XVIII веке в Англии. В Лондоне в 1717 году основывается первая Великая Ложа, материнская ложа для всего масонства. Но, по некоторым версиям, первые четыре масонские ложи были заложены ещё Жаком де Моле, последним великим магистром ордена тамплиеров. Считается, что в 1307 году магистр, уже арестованный, в заключении инициировал создание лож – генеалогическая связь масонов с тамплиерами очевидна.

Основанный около 1119 года орден тамплиеров провозглашал своей задачей охрану христианских паломников. Но кроме этого у ордена было и другое тайное мистическое задание – восстановление Храма Соломона (само название «тамплиеры» происходит от латинского templum – храм). Рыцари-храмовники в качестве библейского образца выбрали каменщиков Зоровавеля – своеобразный союз меча и мастерка. Тамплиеры с момента основания были «братством каменщиков».

«Я, конечно, всех умней, дом я строю из камней». «Каменщик» Наф-Наф строит не только крепость, а ещё и temple.

«Никакой на свете зверь, хитрый зверь, страшный зверь, не ворвётся в эту дверь!» – «Это он про какого зверя?» – спрашивают Ниф-Ниф и Нуф-Нуф. «Это я про волка», – отвечает Наф-Наф.

В средневековой христианской символике «волк» – погубитель паствы. Символического «волка» отличали свирепость, хитрость и жадность. Таким роковым «волком-погубителем» для тамплиеров стала государственная машина Франции. Филипп Красивый, заручившись поддержкой папы Климента V, провёл стремительную карательную операцию по «раскулачиванию» ордена. Стремясь придать этому произволу легитимность, Филипп организовал показательные суды над тамплиерами. Аресты производились именем инквизиции. Тамплиерам предъявили обвинения в отречении от Иисуса Христа, в поклонении идолу Бафомету (вероятно, преображённый пытками «Магомет», поскольку демонология Бафомета не знала), в гомосексуальных оргиях и прочих духовных и плотских грехах.

Великий магистр Жак де Моле погиб на костре. Орден был распущен, владения тамплиеров перешли в собственность короля. Часть имущества отошла ордену госпитальеров. Германские храмовники образовали тевтонский орден, португальские – орден рыцарей Христа. Убежище на государственном уровне тамплиерам предоставила Англия и Шотландия. Так «каменщики» осели на Альбионе.

Итак, «волк» – это государственная репрессивная машина, действующая по особым правилам, то есть «по закону». Не случайно волк в сказке дует на домики Ниф-Нифа, Нуф-Нуфа и Наф-Нафа. Волк скован правилами. Он, к примеру, не может домик поджечь или просто разломать. (Само по себе «выдыхание» ассоциируется с речью или приговором, разрушительность которого зиждется на «ураганной» клевете. Те же тамплиеры были оболганы инквизицией.) «Соломенные» темплы поросят оказались слабы перед «законом», поэтому пали.

Кстати, сам образ поросёнка не настолько уж и комичен. Достаточно вспомнить, что лесной поросёнок – это будущий «вепрь», который как геральдический символ в Средневековье обозначал мужественного воина, стойко противостоящего врагу и не склонного к отступлению. Черты «вепря» – свирепость и смелость: белая кабанья голова являлась нагрудной эмблемой Ричарда III.

Ниф-Ниф и Нуф-Нуф бегут из своих разорённых «темплей» под защиту каменных стен масонства – к Наф-Нафу. Как ни старается волк, но силы его лёгких не хватает. Закон бессилен. Волк хитрит и пытается проникнуть в масонский temple через дымоход, то есть нечестно, в обход закона. До этого волк, накинув овечью шкуру (волк в овечьей шкуре – библейская аллюзия), пытался обманом проникнуть в домик Нуф-Нуфа.

Наф-Наф разгадывает коварный план волка, пытающегося тайком внедриться к масонам. Осквернителя (государство) ждёт котёл с кипящей водой.

Один из известных символов масонства – пирамида с оком внутри, Лучезарная Дельта. Сказка о поросятах постоянно обыгрывает «тройки» и «треугольники»: трое поросят строят три дома, затем они втроём поселяются в третьем доме. Камин – это и есть усечённая пирамида. Котёл, в который угодил волк, – всевидящее око масонов.

Враг, пытавшийся проникнуть в святая святых, обнаружен и уничтожен. Сварен и съеден. Только это уже не михалковская сказка, а английский, ну или масонский, фольклор…

«Снежная королева»

Ah, petit Jesus, petit Jesus, comme j’ai ?lev? ta. loi! Si je voulais, je pourrais encore mieux la rabaisser![2 - О крошка Иисус, крошка Иисус, как же высоко я вознёс Закон Твой! Но если бы я пожелал, то принизил бы его более, чем вызвысил! (фр.) Вольный перевод.]

    Симон де Турнэ

Как пожелаем, так и сделаем!

    Никита Пряхин

Развенчание гностического мифа

«Снежная королева» – трогательная добрая сказка-притча. Девочка Герда ищет своего названного брата Кая. Мальчика унесла Снежная королева. После тяжких мытарств Герда находит брата во дворце королевы. Слезами Герде удаётся растопить лёд сердца Кая, он становится прежним. Уже взрослыми Кай и Герда возвращаются домой – таков сюжет.

Вся эта сказочная история имеет серьёзную религиозную подоплёку. В «Снежной королеве» разворачивается протестантский поединок с гностическим мифом.

В Европе первой половины XIX века процветал оккультизм. Повсюду возникали теософские кружки, подогревался интерес к спиритизму, алхимии. Один за другим в печать выплёскивались различные эзотерические трактаты, как подлинные, так и поддельные. Словом, всё то, что в Средневековье было интеллектуальной забавой правящего класса, сделалось достоянием буржуазной массовой культуры с неизбежным налётом бульварщины. В обществе возродился интерес к религиозным братствам тамплиеров и розенкрейцеров, катаров и прочим еретическим орденам, якобы существующим и поныне; к тайным знаниям, которые веками укрывала христианская церковь. Оккультизм на тот момент ещё не имел социального (к примеру, расистского) вектора и был явлением художественным. Бытовой гностицизм сделался своего рода эстетской позой, интеллектуальным протестом, как нигилизм и атеизм.

Гностический миф с небольшими отклонениями и вариациями утверждал следующее: творец существующего мира Демиург заблуждается, думая, что он единственный Бог и нет другого, кроме него. Он сам лишён знания о своих высших родителях: Невыразимом Начале – Отце, Тишине – матери, о высших мирах-эонах – Уме и Истине, Логосе и Жизни (всего двенадцать эонов). Демиург – плод страха своей матери Софии (или Мудрости), когда-то покинувшей Плерому (мир Высших Разумов, Полноту). Этим и объясняется убожество земного мира: его создатель сам несовершенен, он плод страха, страстей и печали. Дьявол или Архонт, созданный Демиургом, предстаёт у гностиков просветителем – сам порождение Демиурга, и ему доступно «знание», что Демиург не «альфа и омега».

Все эти ереси Василида и Карпократа и прочих гностических школ были успешно побеждены на заре христианства. Европейские очаги рецидива в виде сект катаров, богомилов и прочих также удалось ликвидировать. Но в гуманистическом XIX веке Церковь уже не могла воспользоваться прежними карательными методами.

Начало сказки о Снежной королеве – предыстория о главном Тролле, или Дьяволе, который создал зеркало, «в котором всё доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, всё же негодное и безобразное, напротив, выступало ещё ярче, казалось ещё хуже. Добрая, благочестивая человеческая мысль отражалась в зеркале невообразимой гримасой». Но именно так, по словам троллей, можно увидеть весь мир и людей в их настоящем свете. Желая посмеяться над Творцом и его ангелами, тролли решили добраться со своим зеркалом до неба, но кощунство не удалось: зеркало разбилось на «биллионы» осколков. Причём каждый сохранял свойство зеркала – искажать, уродовать. Тот человек, которому осколок попадал в глаз, начинал «видеть всё навыворот или замечать в каждой вещи одни лишь дурные стороны ‹…›. Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было хуже всего: сердце превращалось в кусок льда»[3 - Здесь и далее цит. по: Андерсен Х.К. Снежная королева. М.: Эксмо, 2009.].

Чтобы развенчать гностический миф, Андерсен создаёт свою сказочную версию появления идей гностицизма. Несовершенство мира обуславливается «оптическими» происками Дьявола. У Кая поражены две человеческие оптики – глаза и сердце. Из верующего мальчика, что подпевал Герде псалом о розах: «Розы цветут, красота, красота! Скоро узрим мы младенца Христа», он превращается в гностика – выходит из мира чувств и Веры в ледяную область Знания. Этим объясняется его предельная рациональность. Ему уже не интересны розы («роза» – символ Христа), Герда, бабушка, люди вообще – всё вызывает презрение и насмешку. Ведь всё нелепо в сравнении с Гнозисом. По Андерсену, знания гностика – это всего лишь дьявольская способность видеть мир уродливым.

«Правильное» гностическое восприятие мира делает адепта холодным и чёрствым. Каю противен живой и эмоциональный человеческий быт. Его прельщают снежинки – строгие правильные формы.

Снежная королева – иронический образ Софии (Мудрости). Андерсен подчёркивает её нехристианскую суть. В прекрасных глазах Королевы «ни тепла, ни кротости». Кай, прицепивший свои санки к саням Королевы, в страхе пытается прочесть «Отче наш», на ум же ему приходит лишь таблица умножения, которая, разумеется, не выручает.

Гностик Кай, увидев Снежную королеву, поражается её «умному и прелестному лицу». (Снежная королева нематериальна и потому прекрасна. Герда, состоящая из живой плоти, для Кая уродлива, как и все люди.)

«Он совсем не боялся её [Снежную королеву] и рассказал ей, что знает все четыре действия арифметики, да ещё с дробями, знает, сколько в каждой стране квадратных миль и жителей, а она только улыбалась в ответ. И тогда ему показалось, что он и в самом деле знает мало, и он устремил свой взор в бесконечное воздушное пространство».

Кай, точно признание в любви, выкладывает все свои Знания – смехотворные, как, собственно, все другие знания (это всегда в той или иной степени «таблица умножения»).

Андерсену вообще претит всякая «правильность» мира Ледяного Разума. Ведь даже северное сияние во дворце Королевы имеет свой чёткий предсказуемый алгоритм.