– Чудно, – парень нешироко улыбнулся.
– Ладно, пойду проведаю, что они называют едой, – и, глотнув виски, мужчина не спеша направился к шведскому столику.
Прохор имел удивительную способность переключаться с рефлексии на открытое общение с людьми; ему было чуждо нежелание разговаривать и вступать в диалог, пусть даже самый пустой, поэтому каждый раз, когда появляющийся из ниоткуда собеседник прерывал ход его мыслей, парень с подлинной радостью улыбался ему и с интересом начинал диалог. Отчего сейчас, когда рядом очутился Борис, он был рад предстоящему разговору, тем более с попутчиком.
Прохор уже приступал к основному, когда его новоиспеченный друг присел рядом после рейда по шведскому столу. В руках его были две переполненные тарелки – он взял буквально все, даже свежие огурчики торчали из-под пасты, увенчанной жирным куском Маргариты. С довольным лицом Борис принялся запихивать в рот закуски вперемешку с основным и потянулся было запить, но рука его застыла рядом со стаканом виски.
– Негоже запивать еду виски, не находишь? За вином сходить, что ли, – промычал он и удалился.
Видимо, он наполнил доверху бокал белого, потому что донёс половину, притом непрерывно отпивал на обратном пути. Желудок его, очевидно, испытывал блаженство, поэтому Борис уплетал и уплетал весьма посредственную пищу.
– Каждый раз замечаю, что в аэропортах готовят средне. Наверно, поэтому еда и бесплатная.
– Да, еда средняя, но питаться можно. Поели бы вы в нашей университетской столовке.
– В свое время приходилось заваривать сухую лапшу, так что ты меня не удивишь своей столовкой.
– И лапша может быть вкусной, смотря как приготовить.
– И то верно. Но паста, даже по-аэропортовски, мне кажется вкуснее.
– Это да.
Оба молча пережевывали пищу – кто пихал за обе щеки, а кто едва цеплял вилкой – и глядели на крылатые громадины, бескорыстно покорные маленькому человеку. Любопытно: будь у них воля, они воспротивились бы желаниям людей?
– Зачем вам в Милан? – спросил невзначай Прохор.
– А тебе интересно?
– Теперь точно интересно.
– Дело одно есть.
– Бизнес, что ли?
– Вроде как.
– Темните.
– Естественно, мы ведь почти не знакомы, – Борис отнекивался чисто формально.
– Так-то нам еще самолет делить предстоит.
– И то верно, – и спасительно засунул кусок пиццы в рот.
– Думаете, это вас спасет?
– Быть может, – пробубнил он и захохотал, чуть не подавившись. Потом прожевал, запив вином, и ответил: – Свидание у меня там.
– Поближе не нашлось дамы сердца? – осмелел Прохор.
– Ты – балда. Вот вырастишь и поймешь, что женщины не все одинаковые. Ради некоторых и не только в Милан слетать стоит.
– Может, и не пойму.
– Если глупый, и взрослым не поймешь.
– Ну ладно, простите. Что за женщина?
– А разве могу я передать цвет ее глаз, запах ее волос, вкус ее поцелуя?
– Сколько романтики-то.
– Я тебе скажу, что взрослые гораздо больше романтики, чем молодежь.
– Выглядит, как разговор дяди и мальчика, – Прохор усмехнулся. – Я и себя считаю взрослым, между прочим.
– Ты не романтичен?
– Не то чтобы слишком.
– Наверно, тут дело не в возрасте.
– Наверно.
– Но она мой ангел.
– Вот как?
– Ага, – и Борис томно вздохнул. – Итак, познакомились мы прошлым летом. Я остался в Италии один; друзья улетели в Москву, на работу, а я, покуда прилетел на неделю позже, решил остаться. И остался… Приезжаю в новый отель, начинаю говорить на рецепции по-английски, называю имя, а мне на чистом русском девушка отвечает:
– Так это вы номер бронировали вчера?
– Я отвечаю утвердительно и улыбаюсь, а она мне. Невероятно милая…
Борис точно окунулся в свои воспоминания.
– Дальше-то что?
– … милая, брюнетка, с тонкими и правильными чертами лица, какие только у русских девушек бывают – таких сразу различишь в толпе. Высокая, стройная, эх… Уже поскорее бы к ней. Знаешь, что было самым прелестным?
– Что же?
– Она приезжала в отель на велосипеде. И уезжала на закате тоже на велосипеде. Меня это больше всего прельщало.
– Что тут такого?
– Романтика, юный мой друг, романтика…