Даль

– Кто?

Она соображала.

– Кто-нибудь… Я прочту.

– Но для огня нужна бумага.

– Не жгите страницы, – она подняла лицо, готовая вновь зарыдать.

– Можно содрать кору и поджечь.

– Можно.

– Наверняка книги пригодятся.

– Ладно.

Лесоруб оторвал куски коры и, отложив один, сунул под поленья. Сложил их домиком. Чиркнул спичкой о коробок, взял отложенную кору и свел их. Воспламенения не случилось. Спичка потухла. Он зажег еще одну – снова неудача.

– Давайте с разных сторон.

Три спички. Лишь виновато чернели, осознавая свою никчемность. Внезапно задымился один из краев. Искра – и огонь принялся уничтожать материю. Кору аккуратно подложили под домик. Неторопливое пламя разносилось по поленьям. Три зрителя завороженно наблюдали. Вскоре дрова уже трещали в грозных оранжевых языках, и что-то отзывалось глухим эхом в сознании, неявное воспоминание, смутное, как нависающий над лесом молочный туман. Казалось, чем дольше наблюдаешь за танцами огня, тем глубже погружаешься в себя.

Раздался скрип со стороны кухни.

Лестница.

Мужчины разом обернулись. Из проема показалась девушка. Через мгновение – еще одна.

– Где вы были?

– Наверху, – вошедшая первой сконфузилась. – Отдыхали.

– Надо перекусить, – два лесоруба переглянулись.

– Ага.

Они скрылись в кухне. Донесся скрежет металла о металл, короткие реплики. Затем они вернулись, решив, очевидно, есть при всех. Почти синхронно запрокинули жестянки и вместили по половине содержимого в рот.

– Итак, никто своего имени не помнит, – начал все тот же оратор. – Кажется, нам стоит придумать новые.

Что же ему так жить хочется? Прямо лезет с идеями.

Пленительно было смотреть на огонь. Разум отстранялся от тела и подлетал к пламени все ближе, заглядывая в его жаркие глаза. Еще немного – и можно дотронуться и ощутить это заботливое тепло. И забыться.

– Я буду Гаем.

Никто не ответил.

– Трудно придумать имя. Можете фантазировать, сколько влезет.

Он опустошил жестянку. Его напарник повторил.

– Мы еще не осмотрели наши вещи. Вдруг нам что-то оставили.

Тишина. Его напарник послушно залез в карманы. Из куртки вынул листок бумаги.

– Написано: страховой агент.

За два дня все брали разные куртки. Они перемешались. Возможно, это и не его бумажка.

Теперь закопошились девушки.

Та, что сконфузилась, – звезда кино для взрослых.

Спустившаяся за ней – программист.

Порезавшая руку – учитель начальных классов.

Моя очередь.

Он сунул руку в карман и нащупал скомканную бумажку. Вытащил и прочитал про себя.

Да ну, конечно же.

– Что там?

– Хирург.

Остался последний. И одиноко висящая на крючке куртка. Гай, дожевав желейную массу, прошел до нее, запихнул руку в левый карман и вынул бумажку. Лицо его на миг побледнело, как только глаза увидели буквы. Почти сразу он совладал с собой. Нервная усмешка проскользнула по его лицу.

– Бред какой-то. Написано, что я насильник.

Его смешливый тон никто не поддержал.

– Да вы что? Это же просто листок, – он скомкал его в ладони и выкинул на крыльцо. – Смотрите: ничего нет.

Молчание.

– Да бросьте.

Он стоял около входной двери и переводил глаза с одного на другого.

– Жалкая бумажка. Кто меня вообще за язык тянул, – пауза. – Поем еще.

Гай скрылся в кухне, но оставшиеся не сразу отвели глаза от проема, точно наблюдая за тенью.

Он снова повернулся к пламени.