Гвоздь & винил

Я старался от папаши не отставать и создал свою «библиотеку Фишера», которая состояла из ворованных книг и хранилась в бельевом ящике под диваном. Первой и любимой книгой была «Одиссея капитана Блада» со множеством размазанных фиолетовых штампов какой-то занюханной районной библиотеки. Помните, у него ещё было три корабля «Арабелла», «Лахезис» и «Атропос», названые в честь женщин-богинь? Последним и самым ценным экземпляром в моей коллекции был раритетный трёхтомник философа Мишеля Монтеня, который подогнал мне Серж, прочитавший за всю жизнь два футбольных справочника и «Новую книгу о супружестве» немецкого доктора Нойберта. А приобрёл Серж этого Монтеня совершенно случайно. Когда он, отболев и получив по морде за свой любимый «Спартак», возвращался последней электричкой из Москвы, к нему подсел пожилой ласковый гражданин и предложил выпить вина. Вино, по словам гражданина было «изумительно вкусным» и находилось в одной из квартир города Химки. Серж купился на посулы и поехал к ласковому гражданину, который оказался профессором-филологом и гомосексуалистом. После распития дешёвого портвейна «Кавказ» начались предварительные ласки, и филолог, получив сокрушительный удар в челюсть, упал на пол. Серж взял с полки три первых попавшихся тома и, сказав пускающему кровавые слюни профессору: «Это – за моральный ущерб», свалил из квартиры. Я долго ржал над Сержем, но рассказывать никому не стал – друг всё-таки. В честь философа Мишеля мы тогда здорово напились и оклеили стену моей конуры фотографиями, вырезанными из журнала «Юный натуралист», который очень нравился мамаше и выписывался «для меня» вместо «Иностранки» и «Ровесника», потому что они были дорогими. Последним штрихом в новом дизайне обоев стал плакат с любимой группой «Uriah Heep», купленный за 25 рублей в сортире московского ГУМа. Он здорово смотрелся среди медведей, енотов и добрых слонов!

Тумба подошла ко мне в школе перед экзаменом по английскому и, приклеив на свою жирную физиономию снисходительную улыбку, произнесла

– Очень жаль Иннокентий, что ты так плохо написал сочинение. Очень жаль. Ведь ты, если не ошибаюсь, будешь поступать в военно-политическое училище, а там очень важны знания русского языка и литературы. Очень важны.

– Важны – согласился я – только я в это училище поступать не буду.

– Как?! – искренне удивилась Тумба – ведь мы недавно разговаривали с… – она вовремя остановилась и настороженно посмотрела на меня.

– С кем разговаривали – нагло глядя ей в глаза спросил я – с папой?

– Конечно, нет. С твоим папой, Иннокентий, мне удаётся пообщаться очень и очень редко, так как он человек очень занятой, что и неудивительно при занимаемом им важном посту – понесла херню Ульяна Егоровна – я разговаривала с Зинаидой Прокофьевной. Впрочем, что это я отвлекаю тебя?

Она приблизилась ко мне, и я услышал запах удивительной смеси губной помады и застарелого кариеса

– Я надеюсь, что ваш инцидент с Сарой Михайловной исчерпан и желаю тебе сдать экзамен по английскому языку на «отлично» – прошипела Тумба, гипнотизируя меня немигающим взглядом.

– Большое спасибо – пролепетал я и представил себя маленьким пушистым кроликом с чёрно-белой шкуркой, аккуратными ушками и розовым носиком, скорее всего – карликовым.

Когда я очухался от её пожелания, она уже проносила свой царственный кардан в двери учительской.

Да, эта сволочь умела создать настроение! А я и думать забыл про то, как полгода назад мы с Сержем проникли в лингафонный кабинет перед уроком и заменили на магнитоле бобину с оксфордским английским на «God save the queen» в исполнении «Sex pistols». Сара Михайловна пришла в бешенство, и её, как пишут в старинных книгах, чуть не хватил апоплексический удар. Я почему-то вспомнил картину «Опять двойка» и пошёл на экзамен.

Вернувшись домой, я тихо пробрался в свою комнату и пригорюнился. Эх, жаль, что никогда мне уже не быть тем белоголовым пятилетним пупсом, которому каждая встречная бабка старалась всучить конфету… Чтобы как-то отвлечься от горестных дум я стал настраивать гитару и слушать, как мамаша занимается любимым делом.

«Пошла-а… Коб-была! Обтянула свои ляжки! Тьфу! Мерзавка! Фашистка! Дрянь!» – эти прекрасные слова маман орала, глядя на улицу сквозь надраенное до блеска стекло кухонного окна. Вероятно, так она выражала неприязнь к этому несправедливому и жестокому миру. Проводя сеансы психологической разгрузки, она всегда следила за тем, чтобы окна в квартире были закрыты. Всему виной был Пол Маккартни и его «Миссис Вандербильт». Эту песню я врубил на всю катушку, когда в один из жарких майских дней пришёл из школы после осточертевших уроков. Окна были открыты, по комнатам гулял сквозняк, а я плясал в одних трусах перед колонками и во всю глотку орал дурацкий припев. Внезапно мне показалось, что эта нехитрая композиция набита какими-то мрачными звуками и полна дисгармонии. Прискакав к окну, я выглянул на улицу и увидел похоронную процессию, впереди которой шёл военный оркестр, портя своими дудками мою весёлую песню. Все, кто шёл за гробом, задирали лица вверх и гневно пялились на меня. И что?! Я же не знал, что в этот день хоронят какую-то военную шишку! Маман потом долго глотала антидепрессанты, а папаша пил спирт и угрожал мне побоями. Закомплексованные люди! Вот негры, к примеру, на похоронах веселятся и ходят все в белом. Они понимают, что покойник должен свалить из этой жизни легко и свободно. Я тогда сказал предкам, что если умру от кровоизлияния в мозг, осваивая эту поганую школьную программу, то пусть меня кремируют и пепел развеют над Гангом под песню битлов «День рожденья»: « Ту-ду-ду-ду-ду-ду-тудум»! Ду ю андестенд?

Я настроил гитару и аккуратно водворил её в потрёпанный чехол, а потом, ловко прошмыгнув незамеченным к входной двери, покинул уютное родительское гнездо и очутился в мире, полном опасностей. У озера, рядом с небольшим лодочным причалом, меня уже ждали верные друзья.

– Покатаемся? – Серж деловито похлопал ладонью по карманам моей джинсовой курточки – а чё пустой?

– Хуй в очё – мягко ответил я и добавил – и так еле ушёл. Маман в трансе после экзамена…

– Ладно, забей, у нас всё есть – Лунатик качнул пакетом, который он держал в руке.

– Ага, поплыли с нами, там – Серж указал взглядом на пакет – там столько вкусного!

Я заглянул в пакет, и увидев внутри него два фугаса «Агдама», радостно воскликнул

– Поплыли!

– Сначала захватим фрегат – ухмыльнулся Серж и стал отвязывать от причала лодку учителя автодела.

О «дяде Ване», как его ласково называли нашей школе, слухи ходили разные. Говорили, что он в молодости бил китов на океанских просторах, мыл золото в Сибири, сидел на Колыме и тренировал самбистов в ЦСКА. Скорее всего это было неправдой, так как слухи распускал ни кто иной, как сам Иван Борисович. Хотя, в его бычьей силе я лично не сомневался, увидев, как на первом же ознакомительном уроке он согнул в дугу кочергу, принесённую из гаража, и сказал, что так будет с каждым, кто плохо учит автодело! После этого силового трюка интереснейшие лекции о двигателях внутреннего сгорания, поршнях и цилиндрах конспектировал даже непробиваемый двоечник Юра Плюенков, чьим любимым занятием на всех уроках было ковыряние пальцем в носу. Исключение составляла лишь биология, на которой он, глядя на молодую жопастую училку, занимался рукоблудием, специально проделав для этого удобные дыры в карманах брюк.

Когда, освоив теорию вождения, мы перешли к практике, я очень удачно разбил морду школьного “ЗИЛа”, приложив её к невысокой бетонной ограде рядом со школой. Иван Борисович объяснил «тупому ублюдку», чтобы тот «больше никогда не касался руля», иначе он «порвёт ему жопу на британский флаг»! Ничего не имея против расцветки английского флага, я всё же согласился с железными доводами нашего автомобильного гуру. С тех пор я изучал только теорию, а «дядя Ваня» занимался с девушками, в азарте вождения хватая их розовые коленки вместо рычага переключения скоростей. Его учительская карьера закончилась внезапно после того, как он попытался выйти из магазина мужской одежды в новеньком импортном костюме, предварительно оставив в примерочной свои старые обноски. Так почему нам было не взять его лодку?

Чудесным летним вечером, совершив кругосветку по озеру и употребив по назначению «Агдам», мы причалили к родному берегу, на котором нас поджидал Малёк и его пятеро товарищей. На руки товарищей были намотаны солдатские ремни с заточенными по краям и залитыми свинцом бляхами. Малёк, по-отечески тепло улыбаясь, достал из кармана «выкидушку» и двинулся на Сержа. Знаете, только в индийских фильмах я видел, как герой долго умирает от ран и признаётся в любви девушке своего сердца! Уверяю вас, что в жизни такого нет. Получив хлёсткий удар по черепу, я увидел, что кровь заливает мне глаза и быстренько отключился. Очнулся на операционном столе в госпитале от хриплого баса военного хирурга

– Брей ему башку быстрее, будем зашивать!

– Виктор Васильевич, жалко, такие волосы красивые…

– Лен, хватит соплю жевать! Брей!

Я почувствовал запах нашатыря и прикосновение лезвия к голове

– Где я?

– О! Больной очухался! Тебя как зовут?

– Иннокентий…

– Так вот, Кеша, анекдот: старый генерал сидит на совещуге и засыпает. Просыпается и, не понимая, где он находится, говорит

– Идея?!

– Какая идея, товарищ генерал? – это уже его подчинённые с блокнотами и ручками к нему лезут.

– Иде я нахожусь?!

– Смешно…

– Ну вот, значит ты всё понимаешь. За-ме-чательно! Лен, давай новокаин!

Лена «дала новокаин», и хирург, которого я мысленно прозвал «Лемешевым», стал накладывать швы

– Ты за кого болеешь, за «Спартак», или за ЦСКА?

– За ЦСКА…

– Да, ладно, это же неинтересно! ЦСКА – это сборная, а «Спартак»– это команда! Да, блядь, тут шесть швов, не меньше! Больно?

– Нет…

– Вот и молодец! Тут недавно одного майора привезли без сознания. Голова разбита, и жопа обгорела. Представляешь?

– Нет…

– А зря. Весёлое зрелище! Этот майор нечаянно вылил масло на новую блузку жены. Жена в истерике, а блузка из нейлона. Он где-то читал, что пятна выводят ацетоном. Налил в тазик ацетон, положил блузку и стал ждать. Блузка растворилась. Он жутко расстроился, вылил всё из тазика в унитаз, сел посрать и закурил. А спичку под себя бросил. Закрытое пространство под его жопой загорелось, и он вышиб головой дверь! А у тебя, блин, только голова! Мелочи. Вот и всё. Шесть швов! Полежишь пять минут и свободен!

– Спасибо….

– «Спасибо» в стакан не нальёшь – улыбнулся хирург и сняв с руки перчатку, щёлкнул пальцами – Лена, у нас там где-то спирт был!

«Шёл отряд по берегу, шёл издалека. Шёл под красным знаменем командир полка. Голова повязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве»… Ничего по траве не стелилось. Увидев меня с забинтованной башкой, маман резко уронила свой зад на тумбочку в коридоре, а папаша закурил «Беломор».

– Кто это тебя так? – спросил папаша, внимательно разглядывая мою опухшую физиономию.