Критическое отклонение

Максвелл, уже с удивлением, даже с толикой страха, воззрился на собеседника, будто тот – джинн из волшебной лампы! – возник перед ним только что прямо из ничего.

– Да вы всерьёз? Это же… – он помотал головой, развернул, взглянул и снова скомкал опальный набросок. – Это всего лишь интеллектуальная акробатика, игра ума!

– И я готов всеми доступными мне средствами поддержать эту игру.

– Вы действительно не шутите… – до крайности огорошенный этим «открытием», выговорил Максвелл.

– Но только одно условие, – Рэй наклонился вперёд, глаза блеснули. – Начать надо прямо сейчас!

И он слегка прихлопнул ладонью по столу.

***

«…Начать надо прямо сейчас!»

Сидевший в машине неподалёку от ресторанчика ничем не примечательный мужчина болезненно сморщился и вскинул руку к затылку, как будто его кто-то ударил. Он подержал ладонь на голове, то ли усмиряя боль, то ли прислушиваясь к чему-то внутри себя, затем осмотрелся одними глазами. Почесал ухо и незаметно спрятал в карман оказавшийся в пальцах наушник. Повернул ключ зажигания. Невзрачный лендровер с забрызганными грязью номерами стронулся с места и ловко влился в общий автомобильный поток.

Четыре…

…цвета окрасили мир: лазурный, белый, грязно-бурый и серо-голубой. Четыре цвета – две пары стихий: вверху небо с палящим солнцем посерёдке, внизу далёкий океан и – горы!

Измятый, весь в гребнях и складках, куда ни глянь морщился каменный покров Земли. Можно было подумать, что в далёкие времена, когда камень был молодым и податливым, некий могучий и голодный зверь тащил и тянул с бедной планеты шкуру, хватая как попало, сминая, разрывая – пытаясь добраться до нежной и сочной сердцевины. Возможно, тогда ему это всё-таки удалось: в подёрнутой нежно-голубой дымкой дали истерзанная поверхность обрывалась окончательно, неровными лоскутами сползая в океан.

Гул двигателя и вибрация перемалывающих воздух винтов наполняли кабину списанного армейского коптера, а заодно и всё тело Максвелла, дрожью. Несмотря на шумоизоляцию, было полное ощущение, что сидишь внутри барабана. А за бортом «барабана»… Максвелл поёжился, глядя в окно.

«Застывшие в камне сотни миллионов, миллиарды лет, – размышлял он. – Слепок вечности. Творение стихий. А ведь время, пожалуй, тоже стихия! Созидающая, разрушающая… Интересно, какой её цвет?»

Максвелла озадачил этот неожиданный вопрос, но то, что не отпускало его взгляд, полностью владело и мыслями.

«Удивительно. Красиво и страшно. И снова удивительно: сколько ни постигало Землю катастроф, казалось бы необратимо-смертельных для всего живого, а всё ж таки появился на ней человек – зацепился, выжил! Сейчас вот опять замаячила подобная опасность: недалеко от Земли должен пронестись „убийца планет“. Сколько их ещё там, в запредельной космической бездне, этих намертво привязанных к своим орбитам и ожидающих только случая сорваться с привязи небесных камней?.. Случая?! Случайностей не бывает! И человек тоже, говорят, существует отнюдь не случайно…»

Максвелл любил эти рейсы к «большой земле» и обратно: любил неспешные размышления – в какие непредсказуемые дали и глубины, бывало, заносили они! – любил застывшую в камне невероятную прорву времени, любил неуёмную дрожь – эту сжимающую сердце смесь восторга и страха! Те же чувства – восторг и страх, будто смотришь вниз с огромной высоты, он ощущал и при мысли о том, что должно было произойти на задворках этого искорёженного древним катаклизмом края в ближайшие дни.

Коптер заложил вираж, огибая скальную гряду, и взгляду открылась узкая долина, выходящая к побережью.

– …На берегу океана, чтобы брать воду для охлаждающего контура. Именно ради этой цели возведена насосная станция с резервуарами и опреснителем, – сидевший впереди Рэй указал своему соседу, доктору Матиасу Химмельману, на ряд серебристых, выглядевших с высоты совсем игрушечными, цилиндров. – Там, – он снова ткнул пальцем, – жилые модули для персонала и их семей, лаборатория, медпункт…

Максвелл не был знаком с Химмельманом, да и не слышал ни от кого этого имени до сих пор. Рэй появился с доктором прямо перед вылетом и едва успел их с Максвеллом познакомить. И позже, когда коптер оторвался от земли и взял курс на «исследовательскую лабораторию», как безлико-расплывчато именовался строжайше засекреченный объект «в миру», тоже ничего не рассказал о нём толком, лишь обронив между прочим: «Мой очень давний приятель. Нас многое связывает». Высокий, с проницательным взглядом, доктор Химмельман не чертами своими, а общим впечатлением напомнил Максвеллу его собственного знакомого, тайного, – того агента из Правительственного отдела безопасности стратегических разработок…

– А там что? – спросил Химмельман. – Сверкает, как огранённый алмаз!

– Кто-то из сотрудников попросил устроить оранжерею – не с практической целью, а скорее ради удовольствия покопаться в земле, вырастить какой-нибудь необыкновенный экзотический цветок, угостить товарищей свежими овощами прямо с грядки. Многие поддержали просьбу, и я согласился. Людям надо отдыхать, расслабляться. Кроме того, мы поощряем содержание домашних животных. Забота о зависимых от тебя существах не только стабилизирует психику, но и поддерживает в тонусе важные социальные качества человека, что весьма не лишне здесь, в отрыве от цивилизации, а нас ведь тут больше сотни – самая настоящая община! – Рэй улыбнулся. – Ну и… мы можем себе это позволить. Оранжерею, я имею в виду.

– Не боитесь разориться на счетах за электричество? – пошутил Химмельман, должно быть разглядев опоры линии электропередачи с нитками кабелей, наподобие гитарных струн протянувшихся между ними.

– У нас собственная электростанция, дальше, в глубине массива. Шутки шутками, но ты не представляешь, сколько потребуется энергии на период испытаний! Каждый запуск – как небольшой атомный взрыв! Но дальше – проще…

– Погоди-ка… – не дослушал Химмельман. – Это… то самое?

Пологий купол, словно провалившееся под землю яйцо, от которого снаружи осталась виднеться только макушка, скромно белел своей матовой скорлупой в стороне от сверкающего на солнце кристалла оранжереи.

– То самое, – кивнул Рэй. – То, что мы видим – защитный кожух, точнее – надземная его часть.

– Не сказать, что на вид впечатляет… А почему под землёй? Ведь это дополнительные сложности и, соответственно, расходы? В целях маскировки?

– Маскировка тоже, конечно… Но больше на случай аварии.

– И насколько велика вероятность аварии? – заинтересовался Химмельман.

– Никто не знает, что ждёт там, вовне нашего мира… Вернее, – поправился Рэй, – каковы будут эффекты взаимодействия наших технологий с неизвестной нам средой, последствия контакта нашего мира с тем, что вне его…

– Ты боишься, что… кхм-м… то, к чему так стремишься, не примет тебя?

Рэй задумался.

– Я много размышлял об этом, – произнёс он, наконец, – и ни к чему конкретному в итоге не пришёл. Просто подобного ещё не бывало – мы первые. И никто не знает… – Рэй покусал губу, качнул головой. – Никто…

– Так надо ли…

– Надо, Мэт. Уж в этом я уверен.

Химмельман вздохнул, ничего на это не сказав.

– Не зная, чего ожидать, мы постарались предпринять некоторые меры предосторожности, – счёл необходимым дать пояснения Максвелл. – Собственно, идею предложил Рэй. Три сферических базальт-бетонных капсулы одна в другой, наподобие китайских «шаров дьявола», соединены между собой так, чтобы, в случае любой критической нештатной ситуации, перемычки между ними разрушились и сферы оказались бы независимыми друг от друга, обеспечив тем самым полную изоляцию того, что внутри.

– Похоже на ловушку, – сказал Химмельман.

– Ловушку? Нет, мы больше опасаемся взрыва, аннигиляции или подобного…

– Больше, чем чего? – Химмельман повернулся и уставился Максвеллу в глаза.

– Это всего лишь предосторожность, Мэт, – Рэй успокаивающе похлопал доктора по плечу, и тот отвернулся.

Только теперь Максвелл понял, что сидел какое-то время под взглядом Химмельмана совершенно оцепенев. Он потряс головой, размял окаменевшие мышцы шеи.

– А вы знаете, – думая о чём-то, проговорил Химмельман, то ли к одному Максвеллу обращаясь, то ли к обоим своим попутчикам сразу, – в древнем Китае существовала связанная с «дьявольскими шарами» легенда. Один мастер, раб своего господина, дабы выкупить себя из неволи и обрести свободу, решил воспользоваться помощью демона, который и научил его, как создать немыслимый шедевр – шар-загадку. Однако господин не захотел отпускать столь ценного умельца… Хм-м… В итоге мастер был убит, так и не получив свободы. Более того, его душа оказалась заточена в собственном изделии.

– Ну… – не зная, чем ответить на этот пассаж, Максвелл пожал плечами, – мы не в древнем Китае, слава богу…

– Так что же внутри? – запоздало поинтересовался доктор Химмельман.

– Машина, – ответил Рэй. – Которая доставит того, кто будет находиться в зоне переноса, прямиком к Создателю и обратно.

– На самом деле всё несколько сложнее, – не смог удержаться от комментария Максвелл. – Происходит не столько перенос, сколько конвертация…

– Вот так вот просто – «машина»? – не стал вникать в детали Химмельман.

– Секретность, Мэт. – ответил Рэй. – Мы ничего из принципиально значимых вещей не называем своими именами. Табу. Прямо как в языческие времена, – Рэй хохотнул, – только причина иная.