М. Берг. Чашка кофе (Четыре истории)

– Смерть религии не остановить! Но церковь скорее готова уйти на дно, загубив последнее, что в ней осталось положительного и конструктивного, чем измениться! А не желая терять власть над верующими, она тащит с собой и всю свою паству!

– Всё умирает в конце концов, да! – и всё-таки победил гнев. – Бог – бессмертен! Он не оставит человечество! Величайшая тайна Мироздания найдёт свой путь к людям – так или иначе! Не может не найти! Станет ли проводником то вероучение или иное, или вообще что-то новое…

– По большому счёту, необходимость в церкви (а то и в религии вообще) нового формата назрела уже давно, однако проблема в том, что подобной организации, как я уже говорил, нужен неоспоримый лидер – но не тот, кто пришёл к вершине церковной власти болтовнёй и рассуждениями, даже не тот, кто заслужил уважение и авторитет праведной жизнью и благими деяниями (всё это уже не сработает!), а тот, который верит в Бога безоговорочно потому, что не просто верит – знает! И способен предоставить доказательства этого знания всем остальным! А пока это доказательство не будет предоставлено, церкви останется существовать лишь за счёт легковерных дураков и оголтелых фанатиков! Это кризис, Форман! Кризис церкви, который она же сама превратила в кризис веры!

Рэй резко замолчал, будто вынуждая таким образом собеседника окончательно утратить равновесие и таки взорваться, однако если он и желал этого, то во второй раз уловка не сработала: гнев Формана остыл, превратившись в холодную неприязненность.

– Ваши доводы, Рэй, приведшие к отрицательной оценке религии и церкви, мне в целом понятны, и в чём-то я с вами могу согласиться. И деградация духовных идеалов – она тоже, к сожалению, очевидна. Однако ваше пренебрежительное отношение как к самой вере, так и к её ослаблению… Разве вы не понимаете, что кризис веры оборачивается общим, мировым кризисом? Порождённая потерей духовной основы, волна так называемой «свободы», а по сути – тотальной вседозволенности, поглотит мир, приведёт к регрессу, а затем полному распаду цивилизации. В лучшем случае (хотя, что уж тут «лучшего»!) – к её расколу. Вспомните, что произошло с Римской империей. Человечество достигло многого, это верно, и в то же время утратило высший смысл своего существования, а вместе с ним и морально-этические ориентиры, сдерживающие в человеке зверя. В этих условиях над человечеством нависла реальная опасность самоуничтожения.

– Не думайте, Форман, что никто не видит этой опасности и только вы обеспокоены ею! Всеобщий кризис висит над миром дамокловым мечом уже не первое десятилетие! Однако ни какая-либо из существующих религий, ни вера в Бога вообще – не в силах ничего изменить!

– Человек слаб и несовершенен духовно, и потому, для его же блага, следует придерживаться приоритета веры, а не чего-то иного. Именно веру во Всевышнего надо поддерживать и развивать в человеке. А главенствующую позицию в этой области занимает всё-таки существующая церковь, поскольку больше никто, хотите вы того или нет, – никто не обладает должной компетенцией не только в вопросах Божественной сущности и души, но и в непосредственно связанных с ними – как бы вы не утверждали обратное! – вопросах нравственности!

– Возможно, церковь и разбирается лучше кого бы то ни было в некоторых вопросах, только вот отнюдь не хочет ничего предотвращать! Наоборот, пытается сыграть на образе надвигающейся катастрофы в свою пользу! Доказательства существования Бога одним махом расставили бы всё – и всех – по своим местам!

– Значит, по-вашему, проблема в доказательствах? Только тогда человечество (о церкви я уже молчу!) будет спасено?

– Но их как не было, так и нет (да и не будет), а кризис всё усугубляется! И что способно справиться с ним? Только целенаправленный научный подход! Только наука, в широком смысле этого слова! Альтернатив не существует!

– Да каким же образом?..

– Возможно, вам знаком термин «социум-конструктор»?

– М-м-м… – Форман нахмурил брови, припоминая. – Обобщённое название спектра дисциплин – теоретическая система, позволяющая создать общество с заданными свойствами практически с нуля… Вы об этом? Но это же миф! Да, велись, помнится, отдельные исследования, связанные с проблемами межзвёздных перелётов и колонизации иных планет… эм-м-м… проект «Ковчег» и что-то ещё… Результаты скандально известной «МК Ультра» тоже ведь рассматривались в этом аспекте? Однако…

– Всё верно – за исключением слова «миф». Такая система существует, и многие её компоненты уже отработаны, а некоторые даже используются локально. В условиях надвигающегося кризиса «социум-конструктор» может спасти человечество – послужить ему прямо сейчас, а не в фантастическом пока полёте к звёздам! Подумайте только: даже если применить щадящий вариант, то хотя бы снизить агрессивность в глобальном масштабе до приемлемого уровня можно в течение года!

– «Приемлемый уровень»? Вы что, серьёзно? Кризис кризисом, но – подменять Бога фокусами тех, кто всего лишь научился препарировать созданный Им мир?.. И не сваливайте наличие чувства собственной значимости на одних лишь «отступников»! Наука сама по себе – квинтэссенция чувства собственной значимости человечества в целом, то есть, если говорить церковным языком, его гордыни! И вы предлагаете заменить Божьи заповеди чем-то совершенно им противоположным?! «Щадящим вариантом»?! А видимо, существует ещё и некий «жёсткий вариант»?! Подобное деяние достойно разве что… лжемессии! Антихриста! – Форман даже подался вперёд, будто и фразой, и взглядом своим хотел отбросить Рэя прочь вместе со стулом.

– Ну уж… Куда вас, однако, занесло, Форман… – отшатнулся Рэй, будто его и вправду толкнули.

– Пожалуй… я… действительно погорячился… – сбавил обороты Форман, приходя в себя от вспышки гнева. – Просто это обожествление науки и ваше в том упорство… Я вижу здесь глубочайшую ошибку. Вот вы считаете, что доскональное знание законов устройства Вселенной и основанное на этом знании мировоззрение спасёт человечество…

Не закончив мысль, Форман умолк. Он всё тянул паузу, внимательно глядя на Рэя. Казалось, от того, что он разглядит сейчас в лице оппонента, и зависело продолжение его слов. Рэй тоже молчал – в свою очередь прикидывал, не выйдет ли ему боком откровенность. В итоге, неуютно затянувшаяся недосказанность заставила его раскрыть рот:

– Ну-у… – он прокашлялся, – как минимум – объединит и даст цель…

– Вот-вот, «объединит»… – Форман покивал, получив, наконец, что хотел. – Но разве не ясно, что в действительности не из тех предпосылок и намерений институт научного знания вырос, чтобы объединять народы и давать им общую цель? Это всего лишь инструмент, способ помочь удовлетворить любопытство, ну пусть ещё обеспечить (в какой-то мере) выживаемость человека как вида, – но который, однако, в принципе не может послужить глобальным объединяющим фактором или хотя бы предоставить таковой. Причина до банальности проста (она даже описана, в некоторых её аспектах, теми самыми разделами научного знания, что с ужасающе бесчеловечной эфффективностью использует ваш «конструктор»): дело в том, что доля рассудочного, рационального в человеке отнюдь не так велика, как видится обывателю, обласканному щедротами технологической цивилизации. Кстати сказать, и вы, Рэй (я отчётливо вижу это!), по природе своей не принадлежите к рационалистам! И в действительности, как бы ни принуждали себя, руководствуетесь вовсе не схемами и расчётами! Не пойму только, отчего вы так рьяно защищаете не свойственную вам, даже чуждую, сторону?

Рэй выдержал пристальный взгляд Формана молча.

– Так вот, чтобы объединить странных – противоречивых, наивных и самонадеянных – существ, пусть и докопавшихся до некоторых деталей (чисто технического характера, надо сказать) устройства Мироздания, но, бесспорно, глубоко зависимых от неосвещённой сознанием и потому недоступной рациональному мышлению стороны своего «я», – для этого необходимо опереться как раз на ту, внерациональную, сторону – более основательную, мощную, более значимую для человека. Только на этой базе возможно выстроить объединяющее человечество мировоззрение, должное быть безоговорочно метарациональным – «сверх» и «над» скрупулёзно вычерчиваемой и беспрестанно вымарываемой торопливой рукой науки схемой Мироздания, поскольку именно внерациональное является единственной силой, которая способна не просто придать целостный и достойный облик, но и наделить душой сложенного из отдельных, подчас несовпадающих, фрагментов властвующего ныне механического кадавра научного описания Вселенной!

– Ого… – Рэй мотнул головой. – Про кадавра… очень впечатляюще… – он был похож в этот момент на художественного критика в галерее изящных искусств, который увидел странную работу и теперь затрудняется сказать, шедевр это или гениальная в своей наглости бездарная мазня. – Видимо, сей образ был предназначен для моей «внерациональной стороны», – всё же нашёлся он. – Да, пожалуй, подобными тирадами вполне можно привлечь и вдохновить… Фантазии вообще способны создавать необычайно целостные, гармоничные, «одухотворённые» образы – даже если на самом деле под этими покровами ничего нет.

– Ёрничаете? А вам знаком анекдот об одном до мозга костей рациональном учёном, чрезвычайно к тому же дотошном, который готов был умереть от жажды, но не поверить в реальность чашки с водой, пока не сделает всевозможные анализы и замеры? В итоге он таки не удержался и выпил воду, но после вновь засомневался в том, существовала ли вода в действительности, и даже в том, хотелось ли ему пить.

– Хм, смешно, – губы Рэя скривились. – Что это? Современная вариация истории о Фоме неверующем?

– Абсурд всегда смешон, независимо от привязки к временам и лицам. Подумайте, не над собой ли смеётесь, Рэй?

Рэй покачал головой и как нарочно не удержался, хохотнул:

– Хэх! Красиво вы меня припечатали, ничего не скажешь! Где вы так навострились в риторике, Форман? У вас явно классическая школа, не отрицайте! Погодите-ка, я угадаю… Европа, какой-нибудь католический университет… Нет, не какой-нибудь, а, вероятнее всего, один из самых уважаемых… Кстати, вы, часом, не знакомы с Манфреди? Я в своё время зачитывался его «Последним легионом»…

– Подумайте! – нажал тоном Форман, продавливая сеть предположений Рэя. – Подумайте о том, что разум человека и в устройство-то Вселенной проник вовсе не одним лишь умением осознанно наблюдать и сопоставлять, а благодаря скрытой, неконтролируемой сознанием части, для которой разум – лишь рождённая волнами пена. И – как вы, с вашими способностями, несомненно можете догадаться, – Форман выделил сарказмом свою оговорку, – волны сии валандаются отнюдь не в корыте сумбурных фантазий, а образованы движениями неописуемой, непостижимой для рассудка стихии, что чувствует и знает напрямую – без посредства расчётов и доказательств!

– Вот пусть это «скрытое» служит разуму и дальше, кто же против, – пожал плечами Рэй. – Однако, рассуждая здраво…

– То есть, с рациональной стороны, – вставил Форман.

– …научное миропонимание вполне обладает всем необходимым, чтобы справиться безо всяких дополнительных, а следовательно лишних, «сверх» и «над».

– Кое-чего всё же нехватает. Отсутствует нечто принципиально важное для человека как не просто мыслящего, но – нравственного существа. Справедливость! Высшая, Вселенская справедливость!

Рэй фыркнул.

– Простите, Форман. Я было подумал, что свет истинного знания прямо вот сейчас снизойдёт на меня. А вы: «Справедливость!» – и он снова фыркнул. – Вовсе ни к чему было приплетать эту фикцию, правда. Не в наш с вами разговор, по крайней мере. Выдуманная, насквозь субъективная категория, лишь вводящая в заблуждение, вот что такое…

– Та справедливость, которую имеете в виду вы, Рэй, именно таковой и является. Но это не относится к Высшей справедливости.

– Высшая справедливость?! Вы это всерьёз?! Ну и что же это такое, объясните мне?!

– Равенство всех людей перед Богом. Не абстрактное равенство людей между собой, а абсолютное равенство именно перед Высшим существом – всеведающим, всемогущим, господином всего сущего. Значение имеет только то, с Ним ты или против. Середины нет. Исходя исключительно из этого критерия, каждый получает по заслугам, «не на лица зря». А вот как раз если Высшая справедливость отрицается, вот тут-то и начинается эта самая «насквозь субъективная категория» – закон джунглей, когда «справедливость» устанавливает сильнейший, наука ему в помощь!

– Снова-здорово! Если имеет место быть Высшая справедливость, значит, имеется и Высшее существо, её реализующее, а если Высший судия как таковой отсутствует в природе, значит, и никакой Справедливости с большой буквы тоже нет – эти две категории принципиально нераздельны. И вот мы опять упёрлись в то, что доказать наличие Бога никоим образом не представляется возможным, а следовательно, и Высшая справедливость остаётся за гранью доказуемого. Мы сделали круг и споткнулись на том же самом месте, Форман!

– Люди далеко не идеальные существа, ограниченные множеством объективных и субъективных факторов. Как доказать то, что недоступно пониманию? Никак, наверное. Ни доказать, ни принять доказательства. Разум спотыкается, не в силах преодолеть парадоксы, что возникают вследствие проекции метафизического в мир человека. Но от запредельной реальности не деться никуда, и потому не прекращаются попытки объяснить необъяснимое, возникают новые и новые вероисповедания, а старые обрастают запутанными и противоречивыми условностями. Да, люди ошибаются, но вера – отнюдь! Если речь, конечно, об истинной вере. Вы, Рэй, в своей критике сосредоточились на ошибках и противоречиях религиозной интерпретации действительности, а не на сути. А суть такова, что даже в самой нелогичной с точки зрения научного подхода религии, признающей Господа, который повелевает и управляет Вселенной и всякой тварью в ней, больше справедливости – гуманизма, добра, если хотите, – чем в любом, даже сверхсовершенном, «социальном конструкторе»!

– Громкие слова, содержащие истины не больше, чем рекламный плакат! Чего требует религия? Безусловного исполнения воли божества, в чём бы она ни проявлялась, соблюдения предписаний, продиктованных служением ему. И именно это в рамках конкретного вероисповедания считается благом – «добром», так сказать. Ну а неисполнение воли и предписаний, соответственно, «злом». Гуманизм? О нём при таком условии даже заикаться смешно! Всё подчинено воле Бога! Всё! «Добро» и «справедливость» – лишь частные случаи тотального подчинения! А вот если же, напротив, исходить из приоритета добра, то действительно «добрых» вероисповеданий, пожалуй, и не найдётся. К тому же ещё понять надо, что же это в действительности такое – добро…

– Безбожие пропитано сомнением! Этот яд растворяет всё! И ваши, Рэй, слова, они на самом деле о том, что, лишённые стержня веры, безбожники сомневаются и в справедливости, и в добре, имея их каждый на свой лад! Но что же плохого в подчинённой роли добра, если это понятие определяет сам Бог? Не выдуманный, а Тот, кто есть? Кто есть основа основ и опора для духа? Кто есть оживляющий источник в пустыне – для верующих в Него, но в то же время есть и сама пустыня – смерть для тех, кто пренебрёг…

– Да есть ли?!

– Вы окончательно и бесповоротно приговорили себя к безбожию? Обрекли на брожение в тумане со своим, личным, пониманием добра, а по сути-то – с отсутствием такового вообще! Вы же ищете ответы, Рэй! Почему же с таким упорством не хотите увидеть тот, что прямо перед глазами?!

Рэй готов был, кажется, вспыхнуть, но сдержался, покусал губу. Махнул рукой.

– Как ни спорь, какие ни приводи аргументы, а в конечном итоге всё опять сводится к тому же: «верю – не верю»!

– Да уж… – Форман вздохнул. – Между прочим, некоторые мыслители считают, что в каждом человеке, независимо от его взглядов, имеется скрытый антагонизм: не существует абсолютно верующих, как и не существует абсолютно неверующих, и насколько бы ни был человек убеждённым сторонником того или иного, всегда в нём есть хоть капля противоположного. Другие мыслители, для которых теизм не пустой звук, добавляют: внутренняя двойственность появилась не сразу – неприятие Бога привнесено извне позже, меж тем как ощущение Его всеприсутствия заложено в душе изначально…

– Невежественный ум готов бить поклоны чему угодно! Известна история, когда примитивное племя поклонялось сплетённой из прутьев довольно точной модели самолёта: где-то неподалёку была авиабаза, и странные штуки, похожие на не машущих крыльями птиц, часто пролетали над территорией аборигенов.

– С какой, однако, надменностью вы относитесь к мировосприятию дикарей! Но… разве сами занимаетесь не тем же? Поклоняетесь отблескам необъяснённых явлений, возводите «храмы науки», открывая, наблюдая, описывая, выискивая закономерности в бытии бесчисленного разнообразия «странных штук с авиабазы неподалёку»? Вы забираетесь всё дальше, достигнув уже недоступной органам чувств области, но в своей одержимости вычертить строение каждого винтика всё так же не ухватываете сути. Те аборигены – такие же безбожники, только, как вы сами заметили, примитивные. И стезя у них, дикарей примитивных, и у вас, цивилизованных, общая – идолопоклонничество и суеверия. Но суеверие – не вера. Вера – это то, что идёт из глубины души, а душа ведает больше, чем знает самый искушённый разум. Надо лишь приложить усилие и вспомнить, что она у вас есть.

– Вспомнить… Ну… тут я спорить не готов: душа человеческая – потёмки, – отступил Рэй, задержавшись взглядом на лице собеседника.