Герои СВО. Символы российского мужества

– Непритязательный…

– И вот жизнь идет, должен появиться ребеночек…

– Он очень хотел. И как раз то ли командировка, то ли полевой выход у него, и я уехала к родителям. У нас рожать негде. Переживали, вдруг что. Он приехал на выписку: ребенок родился в Москве. Побыли здесь три недели – и в Ельню. Мы очень часто ездили к родителям в Москву…

– А ведь маленький ребенок – это бессонные ночи…

Малыш голосом давал о себе знать, но это не мешало разговору.

Марья:

– В большей степени я на себя взяла. А ночью он крепко спит, ребенок кричит, а он не слышит. И я на себя брала в плане ребенка…

– Вы сказали, с командиром полка отношения прекрасные. Он до сих пор в полку?

– Он ушел на повышение. И новый командир. Я его уже и не видела, и не знала. Декабрь, январь…

4. На Украину (продолжение рассказа жены)

– Когда вы узнали, что муж отбыл на Украину? – спросил.

– Весь полк пошел туда. Они уехали раньше, где-то в 10?х числах февраля. Я уехала к родителям, потому что сказали: учения…

– Никто еще не знал, что все-таки решат бить нацистов…

– Пока они были в полях, списывались. Созванивались. Были уже эти моменты про Донбасс…

– Жуткие обстрелы… – вздрагивал при мысли, как ежедневно долбили Донецк.

– Понималось, что там непросто. Но он мне никогда ничего не говорил. У него принцип: по службе – ничего. Когда я и спрашивала, он: «Все нормально». Не расстраивал, можно сказать.

– Молодец…

– Работа – работой, а дом – домом. И когда уже слухи пошли, что-то может быть, он мне позвонил, наверно, 23 февраля (специальная операция на Украине началась 24 февраля 2022 года. – Авт.), что он будет без связи, возможно, долгое время, возможно – месяц. Ну, не переживай, все нормально. А я уже слышала, ведь это началось так неожиданно…

– А что оставалось? Уничтожали Донбасс…

– Да. Он: «Все нормально. Не переживай». Как будет возможность, мне позвонит. И все…

– С тех пор не связывалась?

– Нет, он позвонил еще 8 марта. Это был какой-то не его телефон. Поздравил…

Бои боями, а дорогую помнит…

Марья:

– Об обстановке мы не разговаривали. Я спросила: «Как дела?» Он сказал: «Все нормально». Я: «А как долго будет?» Он: «Не знаю…» И все…

Вот отношения военного и его жены: многого не знаешь, а все терпишь и в сердце носишь.

– И вот идут события…

Марья:

– Мы примерно знали, кто с кем находится рядом. Мой супруг, еще кто-то. И периодически сам или из части кто-то выйдет на связь. Нам говорили: «Все в порядке. Потерь нет». Или в целом сообщали информацию. Муж чей-то позвонит и скажет: «Со всеми все в порядке». И держали связь друг с другом и, можно сказать, друг друга и успокаивали. Кто-то позвонит – и все нормально, значит.

– И все шло-шло…

– Последний звонок, я не помню, кто звонил, 17 марта, наверно, какая-то информация была, что все в порядке. И вот с того дня никакой информации не было… Потом начали видео появляться, что вот нашему полку досталось. Все стали панику поднимать, что что-то не так. Искать информацию. Информации не было особо. Потом оказалось, что что-то там произошло. Бои какие-то… В этот момент мы обзванивали Министерство обороны, уполномоченного по правам человека. Все организации, какие только можно. Оставляли заявки. Министерство обороны говорит: «Все нормально. Не переживайте». Потом получается, в одном видео показали парня, а я знаю, он был рядом с моим супругом. А его взяли в плен. Этого парня. Я не знаю, были ли они рядом в тот момент, но вроде были где-то… И потом, когда обменяли этого парня из плена, он тогда и рассказал, что Саша тоже с ними был, но не в плену. Там несколько дней шел какой-то неравный бой. То есть их было меньшинство, а тех – больше. Они пытались выйти из окружения как бы, и, получается, Сашу… У него было осколочное ранение, несовместимое с жизнью. Бедренная артерия задета…

– Нацисты ведь нашим медпомощь оказывать не будут… Это наши их раненых лечат…

Марья:

– Он и погиб. 28 марта…

– А его рота вырвалась?

– Там не было его роты. Он на тот момент, с декабря, уже не командир роты был, а на должности заместителя начальника штаба танкового батальона. В нашем танковом полку в ноябре или декабре сформировали танковый батальон. У нас мотострелковой только рота была. И туда другого парня поставили.

– И вы узнали…

– Что погиб? Я узнала об этом… Они его видели живым (когда в плен попали), их разделили всех, и они больше друг друга не видели. Мы думали, он тоже в плену. Такие были мысли. Но там были другие офицеры, и они звонили своим женам из плена. Что все в порядке, они в плену. А мне мой муж не звонил… И мы думали: «Мало ли…»

– Надеялись…

– Может, кому-то не дают звонить. Может, что-то еще… И 10 мая нам сообщили, деду позвонили из военкомата, и сказали, что он… погиб.

– Деду….

– Владимиру Алексеевичу…

– И как, что?

– Они просто сказали: «Погиб от ранения, несовместимого с жизнью». Но об обстоятельствах – нет.

Снова возникали перерывы в разговоре (ребенок требовал внимания), а потом опять говорили.

5. Прощание (окончание рассказа жены)

Марья:

– Мы поехали с мамой его в Ростов на опознание. Там офицер поехал, а нам как бы необязательно, но мы решили: «Тоже поедем». Потому что мы думали: «Вдруг что-то…»

– Ошибка…

– Да, либо ошибка, но все равно. И это был он… И на опознании поняли. 28 марта он погиб. И его обменяли в мае. Погиб именно от осколочного ранения…