Делай что должен

Самое интересное было, когда прапорщик Татаринов позвал штабс-ротмистра Сергеева и они шептались за дверью каюты. Все, что там говорилось, Корневу услышать не удалось, но один интересный обрывочек он расслышал хорошо. Как там сказал прапорщик? «Был использован биосканер». Биосканер у Татаринова был. Но ведь вряд ли прапорщик сказал бы так о своей работе? В отчете он так написать мог – «был использован биосканер», а вот устно сказал бы как-нибудь по-другому. Ну, например: «Биосканер показал, что…» или что-то в этом роде. Значит, что? Значит, он говорил не о своем биосканере. Он говорил о том, что обнаружил следы использования чужого биосканера! А вот это уже интересно…

Корнев вскочил с кровати, метнулся в рубку и уселся за компьютер. Проведя несколько минут в Руссети, удовлетворенно потер руки. Да, биосканер оставляет следы, которые при использовании соответствующего оборудования можно заметить. Вот их-то и нашел прапорщик Татаринов.

Так, а для чего используется биосканер? Правильно, для обнаружения и последующей идентификации биологических следов человека – отпечатков пальцев, пото-жировых выделений, чего-то там еще… Если учесть, что работали этим биосканером в пассажирских каютах, то интересовали взломщиков следы именно пассажиров. А каких именно пассажиров? Четверых геологов, севших на Райнланде? Хм, вряд ли. Они ведь так на Валентайне и остались, так что их биологические следы куда проще было срисовать там. Да и зачем следы, если их и самих можно было найти и незаметно сделать сколько угодно снимков? Нет, искали следы пассажиров, которых на Валентайне не было. Причем пассажиров недавних. И подходил под такое определение только один человек – Дмитрий Николаевич Лозинцев. Потому что до него Корнев совершил два рейса без пассажиров. Так что если бы разыскивали тех, кого он возил до Лозинцева, подсуетились бы раньше.

Ох, Дмитрий Николаевич, интересный ты человек! Настолько интересный, что кто-то хочет тебя идентифицировать по всем правилам…

Да мать же твою куда не надо! Корнев аж подскочил. Получается, что возня неизвестных взломщиков на «Чеглоке» и непонятные происшествия с «Мариной» и «Файр Дэнсом» – это не одно и то же! Или… Корнев не знал, что было надо злоумышленникам на тех кораблях, тем более что достичь своих целей этим придуркам так и не удалось. Может, и там пытались идентифицировать каких-либо пассажиров. В любом случае надо сообщить Сергееву, хотя он, как профессионал, наверняка уже и сам это заметил.

Коммуникатор приятным женским голосом сообщил, что вызываемый абонент (в данном случае штабс-ротмистр Сергеев) в настоящее время ответить не может, но примет сообщение голосом или почтой. Корнев решил, что сейчас не тот случай, чтобы пользоваться голосовым сообщением – свои соображения надо изложить четко, ясно и так, чтобы адресату было удобнее их обдумать. Поэтому через несколько минут штабс-ротмистру Сергееву от капитана-пилота Корнева ушло письмо по сетевой почте. Немного подумав, Роман отправил еще одно письмо – Лозинцеву.

Корнев считал, что в некоторой степени мог быть собой доволен. На вопрос о том, что и зачем делали взломщики на его корабле, ответ он нашел. Хуже было с тем, что и как делать дальше. Здесь Роман, как ни старался, ничего толкового придумать не смог. Оставалось только следовать указаниям штабс-ротмистра Сергеева и исправно сообщать русским представителям на Фронтире о своем местонахождении. Ну и, конечно, надеяться, что жандармы размотают этот клубок.

Все-таки, что ни говори, а получается что-то совершенно непонятное. Нет, на Фронтире русскими были довольны отнюдь не все. И недовольство это временами очень даже отчетливо проявлялось. Но в последние годы, ну, по крайней мере за те два года, что сам Корнев мотался по Фронтиру, оно, это недовольство, никогда не выходило за рамки мелких пакостей. Проволынят с погрузкой-разгрузкой, с той же заправкой, например. В кабаке привяжутся с целью дать или получить в зубы. Тут Корневу везло – его кулаки встречались с неприятельскими зубами чаще, чем это случалось с обратным знаком. Иногда даже устраивали затяжки с оплатой, но совсем редко. В общем, ничего страшного. А тут… Непонятно это. Потому и неприятно. А если уж совсем по-честному, то даже страшновато как-то.

Ну да, как говорится, волков бояться – в лес не ходить. Против неприятного чувства какого-то неясного страха Корнев применил испытанное народное средство – работу. Пассажирскую каюту Роман привел в такой идеальный порядок, что даже жалко было пускать в нее тех, для кого она, собственно, и предназначалась. В своей каюте тоже прибрался на совесть. Немного отдохнув, прибрался еще и в рубке. Была еще мысль хотя бы частично прибраться в трюме, но там оставался кое-какой груз, так что эту идею Корнев отверг как явно нежизнеспособную.

А дальше было уже проще. Обилие работы поспособствовало крепкому здоровому сну, утро Роман встретил хорошим завтраком (не на корабле, а в приличном заведении рядом с космопортом), а там явились и пассажиры. Они, кстати, оказались нормальными молодыми ребятами – итальянцами, завербовавшимися на рудники Миллисенты. Правда, поначалу эти парни очень уж сильно галдели, пока устраивались на корабле. Зато потом углубились в виртуальную реальность какой-то игры – и до самого пункта назначения Роман их даже не видел.

Там же, на Миллисенте, Корнев почти сразу нашел себе и новый фрахт. Пару контейнеров с биоматериалами надо было доставить на Томб. Далековато, конечно, да и не так просто найти на Томбе что-то, что можно с хорошей выгодой отвезти в другие миры, но предложенная оплата этот рейс вполне оправдывала.

Контейнеры сопровождал невысокий лысоватый мужичок лет сорока. Заняв одноместную каюту, ту же, в которой не так давно обитал Лозинцев, он сидел там тихо, совершенно не докучая Корневу. Романа это более чем устраивало, еще оставались несколько фильмов, которые он не видел. Раз уж приходится торчать в гиперпространстве, надо проводить время с толком.

– Капитан, – пассажир неловко переминался в дверях рубки, держа в руке попискивающий коммуникатор, – у меня проблемы с грузом. Один контейнер перегревается… Ничего опасного, но я бы просил вас открыть мне трюм.

Корнев вздохнул. По правилам, во время полета допуск в трюм предоставлялся пассажирам в присутствии капитана или лица, им назначенного. А поскольку назначить Корневу было некого, пришлось поставить фильм на паузу и идти самому.

Глава 6

Для пилотов, засидевшихся в кабинах своих истребителей, долгожданный сигнал готовности к старту прозвучал небесной музыкой. То есть музыкой он прозвучал для тех, кому предстояло лететь сейчас, а у пилотов тринадцатого и двадцать первого истребительных полков сигнал вызвал острый приступ зависти к своим товарищам из восьмого и двенадцатого.

Сдерживая нетерпение, Корнев аккуратно выполнял поступавшие одну за другой команды. Однако же, когда медленно раскрылись бронированные ворота, и только невидимая пленка силового поля осталась отделять взлетную палубу от забортного пространства, справляться с острым желанием стартовать прямо сейчас стало намного труднее.

Ну, наконец-то! «Филиппок» Корнева качнулся, подхваченный антигравом корабельной катапульты, и через пару секунд оказался на стартовой позиции. Резкий пинок направленного гравитационного импульса вдавил Корнева в кресло и швырнул машину вперед. Еще пара секунд – и автоматика включила в маршевый режим уже прогретые движки. Быстро заняв свое место при командире эскадрильи, Корнев смотрел, как формируют строй машины двух полков, выбрасываемые катапультами авианосцев. На каждом было по четыре таких катапульты, и все они сейчас деловито и ритмично наполняли пространство перед собой истребителями.

– Вторая эскадрилья, доложить о готовности! – голос ротмистра Мелентьева был, как обычно, спокойным и уверенным. Тут же зазвучали голоса пилотов, подтверждающие готовность.

– Господа офицеры! – Корнев узнал глуховатый голос командира полка полковника Арефьева. – Что и как делать, вы знаете. Я в вас уверен. Атакуем!

Оба полка с нетерпением ринулись в бой и успели вбить в землю десятки вражеских машин, прежде чем фазанцы сообразили, что вообще происходит. С приходом столь мощного подкрепления открылось второе дыхание и у летчиков флотской авиации.

Работали быстро и аккуратно. Как показал опыт Корнева в ведомых у комэска, одно другого никак не исключает. Более того, аккуратность и дисциплинированность очень часто как раз и помогают действовать быстрее. Не отрываясь от ведущего, Корнев успевал следить за обстановкой вокруг себя и командира, отслеживать состояние своего «филиппка», вовремя нажимать на гашетку, если в прицел случайно попала машина противника, валить фазанцев, пристраивающихся в хвост командиру эскадрильи, стряхивать противника с собственного хвоста.

– Ребята, все! Мы их урыли! – кто-то не смог сдержать эмоций, голос Корнев не узнал. И правда – внезапно оказалось, что кругом только свои, чужих не осталось.

– Не отвлекаемся, у нас еще цели, – сухо напомнил комэск.

Корнев еще успел увидеть, как появились спасатели на своих неуклюжих на вид, но исключительно маневренных ботах. Хорошо, значит, кто-то из пилотов выжил, есть от них сигналы. Охранять спасателей и эскортировать их на авианосцы остались флотские истребители, как раз на это им и хватало остатков горючего. А восьмой и двенадцатый истребительные полки развернулись и на малой высоте помчались к позициям ближайшей планетарной батареи. Точнее – к позициям зенитной артиллерии, прикрывавшей эту батарею.

Атаку на фазанских зенитчиков провели сразу с трех сторон. Одну ударную группу составили два полка, только что закончившие воздушное сражение и успевшие израсходовать часть подвесного вооружения, две другие группы образовали свежие, не участвовавшие в «собачьей схватке», истребительные полки – тринадцатый и двадцать первый. Их подняли с авианосцев с таким расчетом, чтобы они смогли атаковать одновременно с восьмым и двенадцатым. По одной эскадрилье каждого из свежих полков вышли на цель чуть раньше общей атаки и дружным залпом освободились от всех своих ракет, каждая из которых лопнула над фазанскими зенитчиками десятками имитаторов целей. И не успели вражеские операторы приняться за приведение в чувство враз ошалевших систем наведения, как у них появились совсем другие проблемы – град ракет и исполосовавшие небо росчерки пушечных выстрелов.

Развернувшись и зайдя на второй заход, «филиппки» вели огонь исключительно из лазерных пушек – все ракеты ушли в первом заходе. Какие-то ракетные и пушечные установки фазанцев сумели-таки уцелеть и вовсю огрызались, но они пытались защитить только самих себя или просто продать свои жизни подороже – как такового зенитного прикрытия планетарной батареи уже не существовало. Чем и не преминули воспользоваться штурмовики – шестьдесят машин четвертого штурмового полка одиннадцатой авиадивизии и семьдесят машин пяти флотских штурмовых эскадрилий.

Две эскадрильи флотских «шкафчиков»[7 - «Шкафчик» – прозвище корабельных штурмовиков ШК-28К (модификация ШК-28).], красиво разойдясь веером, ударили залпом из восемнадцати сотен ракет. Взрывы этих ракет приняло на себя защитное поле планетарной батареи, приняло – и не выдержало. Тут же на батарею обрушились тысячи новых ракет и бомб. Толстая многослойная броня орудийных башен выдерживала не два, не три, не пять и даже не десять попаданий, но этих попаданий было много. Слишком много даже для такой мощной брони. А уж если ракета или бомба встречалась с пушечным стволом (что происходило довольно часто, при такой-то плотности поражения), то все попадания в башню оказывались уже и лишними.

Последний, контрольный, так сказать, проход над остатками батареи, расстрел из лазерных пушек всего, что выглядит подающим признаки жизни, – и машины потянулись обратно к авианосцам.

– Ну, спасибо, Рома, – ротмистр Мелентьев протянул Корневу свою здоровенную ручищу. – Лихо ты этих ловкачей завалил! Молодец!

Как понял Корнев, комэск поблагодарил его за тех двух уродов, что пытались пристроиться командиру в хвост. На самом деле завалить их было для Корнева нетрудно, эти фазанцы настолько увлеклись атакой, что даже, похоже, не пытались следить за тем, что у них происходит в задней полусфере. Так что, назвав их ловкачами, командир уродам явно польстил. А вот благодарность и похвала командира, да еще и обращение по имени стоили многого. Насколько Корнев знал комэска, по имени тот обращался только к тем подчиненным, кого считал действительно стоящими летчиками.

Корнев украдкой посмотрел по сторонам, надеясь, что кто-то из пилотов слышал, как ротмистр назвал его Ромой. Кажется, услышали и оценили.

Разминая ноги, корнет Корнев вместе с остальными пилотами эскадрильи (не всеми, двоих, увы, потеряли) поковылял перехватить горячего кофе и просто отдохнуть, пока командиры не начнут отдавать новые приказы.

Набежали техники и, где поругиваясь про себя, а где и матерясь в голос, начали что-то подкручивать, что-то подвинчивать, а что-то просто осматривать. Машины, которые признавали непригодными к повторному вылету, тут же оттаскивали подальше, а вокруг остальных продолжалась деловитая суета с закручиванием последних гаек, продувкой и прочисткой всего, что нужно продуть и прочистить. Машины заправляли топливом и тут же техников сменяли оружейники. Опустошенные батареи зарядов к автоматическим лазерным пушкам меняли на полные, заодно проверяя состояние самих пушек и систем управления огнем, быстро подкатывали к машинам тележки с бомбами и ракетами, быстро освобождали их от груза, занимавшего свое место на подвесках, быстро откатывали обратно. В бортовые компьютеры боевых машин штабные офицеры загружали координаты следующих целей, а командиры заполняли умы пилотов новыми боевыми приказами.

Атаку на следующую планетарную батарею было решено провести по другой схеме и значительно большими силами – присоединив к одиннадцатой авиадивизии и флотским штурмовикам еще и флотские истребители. Почти пять сотен машин несколькими последовательными волнами спикировали на планетарную батарею и ее зенитное прикрытие. Едва русские на максимально возможной скорости вошли в атмосферу, им навстречу сразу же ударили тяжелые пушки батареи. Не самое умное решение фазанских командиров – конечно, выстрел тяжелого планетарного орудия мгновенно испарял истребитель или штурмовик, но ведь надо было еще и попасть, а вот это было, мягко говоря, непросто. Видимо, очень уж не хотелось батарейцам разделить участь своих соседей. Настолько не хотелось, что думать было уже некогда.

Стараясь не смотреть на проносившиеся, казалось, почти впритирку к его машине оранжевые импульсы выстрелов, Корнев вспоминал училище. На инструктаже перед первой учебной атакой наземной цели с пикирования подполковник Джуретич говорил юнкерам о закономерности, подмеченной еще четыреста лет назад, когда такие атаки планировались и проводились впервые.

– Перед Второй мировой войной, господа юнкера, артиллеристы-зенитчики считали, что бомбардировщик, отвесно пикирующий на позицию зенитного орудия, неминуемо будет сбит, – каждое слово подполковник выговаривал подчеркнуто отчетливо, как будто заученным экономным движением вставляя на место очередную деталь при сборке пистолета. – На практике, однако, почти всегда победителем в такой дуэли выходил именно пикировщик. Даже малокалиберные зенитные автоматы были страшны для пикировщиков только на выходе из пике. Поэтому, господа, во время пикирования вы думаете только о поражении цели. О том, как вы будете уклоняться от зенитного огня, вы думаете перед выходом из пикирования. А еще лучше – продумываете заранее, перед вылетом.

Воспоминания эти, пусть и не сильно, но помогали справляться со страхом. А уж когда пошли четкие и ясные команды, места для страха вообще не осталось.

Так, первый эшелон атаки отстрелялся ракетами… Красиво, чтоб его! Корневу было хорошо видно, как внизу появилась огромная огненная клумба. Ну да, если сравнивать взрывы с цветами, то сейчас именно гигантская клумба расцвела на защитном поле батареи, а вокруг расцветали такие же клумбы на защитных полях позиций зенитчиков. Вот только эти клумбы почти тут же и исчезли. Вместе с защитными полями. Дальше все пошло, пожалуй, даже еще красивее, ну если, конечно, со стороны смотреть. Те же самые багрово-черные клумбы, алые, темно-красные и ярко-рыжие сполохи огня лазерных пушек, огненные росчерки ракет, и все это от души сдобрено дымом самых разных оттенков серого, клубами желтовато-коричневой пыли, какими-то разлетающимися во все стороны обломками.

Внезапно перед Корневым все это великолепие открылось полностью – ни одна своя машина его не заслоняла, за исключением машины ведущего впереди и правее. Тут же пошла команда, и Роман заученными движениями отправил из-под крыльев своего «филиппка» восемь самонаводящихся и две дюжины неуправляемых ракет. Внизу что-то рвануло особенно сильно, а может, просто Корнев оказался ближе к взрыву, чем это было даже пару секунд назад. Ничего, не страшно… Выровняв машину, Корнев привычно осмотрелся. Родная эскадрилья, не теряя скорости, быстро и деловито формировала строй за своим командиром ротмистром Мелентьевым, а значит, и за самим Корневым – ведомым комэска. Насколько мог понять Корнев, остальные эскадрильи по мере выхода из пикирования занимались тем же самым.

Снова собравшись в единый кулак, полк полетел по широкой дуге, чтобы одновременно с остальными машинами дивизии и флотских эскадрилий приступить к исполнению второй части плана – звездному налету. Атакуя сразу с трех сторон, русские истребители и штурмовики прошлись по остаткам планетарной батареи и ее прикрытия очередями лазерных пушек, и, завершив работу, снова потянулись к авианосцам.

Корнев вылез из кабины и включился в общий разговор.

– Кто знает, что с Колькой Яшиным?

– Вроде подняли его на бот…

– Я что, врать буду?! Сам видел, как там фазанец летел! Его взрывом подкинуло, он летит, ногами-руками машет!